Клуб лжецов. Только обман поможет понять правду - Карр Мэри (читать книги онлайн бесплатно полностью .txt, .fb2) 📗
Эти дети не были близнецами, но в моей памяти они остались похожими как две капли воды. У них были огромные, раскачивающиеся на шеях головы, которыми они бились об углы мебели и которые перевешивали их тела, приводя к тому, что дети часто падали на ровном месте. Лиша быстро научилась затыкать этих детей при помощи соски или бутылочки с молоком. Я в это время мрачно читала, сидя в углу.
На вторую ночь нашего пребывания у Перти в дом ворвался ее в стельку пьяный муж. Он орал, и я поняла, что он пришел забрать своих детей. На месте Перти я отдала бы их, не раздумывая, но Перти сорвала с волос консервные банки и спрятала нас с сестрой и своих детей под кроватью, наказав не произносить ни звука. Я лежала под кроватью и смотрела на полоску света, падающую из кухни, в которой Перти общалась со своим мужем.
Мне было сложно сидеть тихо. Даже когда мы играли в прятки, меня чаще всего находили именно потому, что я не могла сидеть тихо. Под мышкой я держала толстого, вонючего и скользкого ребенка, паутина свисала с пружин матраса прямо в глаза, а пол под кроватью был покрыт толстым слоем пыли.
Голоса на кухне становились все громче, а ребенок у меня под мышкой все неспокойнее. Лиша больно стукнула меня по голове, чтобы я утихомирила своего карапуза, и я закрыла его рот ладонью.
Мне кажется, что прошло много времени. Потом раздались громкий звук разбивающегося стекла, быстрые шаги по коридору и вопли Перти о том, что ее убивают. Потом машина ее муженька быстро отъехала от дома.
Мы вылезли из-под кровати и бросились к Перти. Как выяснилось, ее муж разбил головой жены стекло, вставленное в кухонную дверь. Лицо Перти было в крови, и дети начали орать. Я помню, как Перти многословно объясняла полицейскому, как муж угрожал ей, душил, а потом пробил ее головой стекло. На розовой ночной рубашке были мелкие кусочки стекла. Медик «Скорой помощи» наложил Перти повязку на рассеченную бровь.
Во второй раз, когда мать с Гектором уехали, нас оставили у сестры Гектора по имени Алиса. Она была толстой и старой, как и ее муж Ральф. Седые волосы на голове были выложены короной, как у оперной певицы. Алиса была одинаковой в длину и в ширину. Однажды вечером она стояла у плиты, жарила тортильи и спорила с мужем о стоимости автомобильной страховки, как тот неожиданно на нее бросился. Но Алиса быстро отреагировала, ударив его по лбу сковородкой, что мгновенно остановило Ральфа. Когда на следующее утро все мы собрались на завтрак, в центре лба Ральфа была огромная синяя шишка, словно прорастающий рог молодого козла.
После этого инцидента в кухне Алисы я наотрез отказалась, чтобы мать оставляла нас у чужих людей, что похоронило все ее планы о поездках в Мексику. Мать не уезжала из Антилопа и начала проводить время, ходя от одного окна к другому, как и раньше в Техасе.
Однажды в три часа ночи я спустилась со второго этажа и увидела, что мать сидит у пианино. В ее волосах были бигуди. Перед ней стоял высокий бокал с красным вином, а в хрустальной пепельнице дымился «Салем». На пюпитре на пианино стоял раскрытый роман Жан-Поля Сартра «Тошнота».
Для того чтобы я заснула, мать смешала для меня красное вино с «Севен Апом» и принесла в кровать в одной из своих лучших фарфоровых чашек. Пузырьки «Севен Апа» поднимались вверх сквозь красное вино, словно раскаленная лава из центра земли.
До той ночи я уже неоднократно пробовала самый разный алкоголь. Я даже однажды пила шампанское на чьей-то свадьбе. Весь алкоголь, который я пробовала, мне категорически не нравился. Можно было сделать пару глотков папиного соленого пива под устрицы в жаркий день. Но даже от пары глотков я начинала чувствовать себя неважно. А смешанные с кока-колой виски или скотч только обжигали мне горло.
Алкоголь я связывала со ссорами родителей. Много раз ночью в Личфилде, когда родители ругались за закрытой дверью спальни, я пробиралась на кухню, собирала их бутылки и выливала содержимое в раковину. При этом я всегда отворачивала в сторону лицо – мне не нравился и казался опасным запах алкоголя.
Все изменил первый глоток, который я сделала из фарфоровой чашки матери. Я уже сто раз слышала от нее историю, как открывший и создавший первое шампанское монах сказал, что пить шампанское – это пить звезды. Неожиданно я поняла смысл этой истории. Вино с пузырьками показалось мне необыкновенно приятным. «Вот что значит пить звезды», – подумала я. Я чувствовала, словно во рту рождаются новые галактики. Чтобы убедиться в своей правоте, я сделала еще один глоток, другой. И как в первый раз, произошел космический взрыв вкуса, и я почувствовала во рту и в горле тепло. Тепло разлилось по всему телу. В самом центре моего существа словно распускался цветок. Это сравнение я наверняка украла из какого-нибудь стиха, но именно так я себя и чувствовала.
Когда содержимое чашки закончилось, я поставила ее на блюдце со звуком, который сказал мне, что мир вокруг изменился. Я смотрела на свои ноги, которые показались мне белыми, далекими и красивыми, как у статуи. Я посмотрела на мать. Бигуди в ее волосах уже не делали ее похожей на Медузу горгону и выглядели почти элегантными. Лицо матери неожиданно помолодело и разгладилось. Ее кожа и зеленые глаза светились. И тут я поняла, зачем и почему люди пьют алкоголь, от которого их рвет, они начинают путать слова и говорить несвязно. Я поняла, почему здоровая, но пьяная женщина может въехать на машине в бетонную стену. Алкоголь способен сделать жизнь человека лучше, потому что все в голове проясняется. Я вспоминала сказки, в которых рассказывалось о волшебных эликсирах, о ведьмах Шекспира в пьесе «Макбет» и о том, что они варили в котле.
Потом я долго лежала в кровати и чувствовала, что тело стало ватным. Мне казалось, что матрас плывет, как корабль в море. Чтобы избавиться от ощущения того, что все кружится, надо зацепиться взглядом за что-то, и тогда «качать» станет меньше. Я уставилась на висящий на стене портрет кисти матери под названием «Мэк-нож». Эту картину мать привезла из Техаса. Меня это немного удивило, потому что на картине был изображен не кто-либо, кого мы знали, а какой-то темноволосый француз с миндалевидными глазами. На самом деле этот человек мог быть и не французом. Но мне казалось, что он очень похож на того человека, который был изображен на обложке книги Сартра – того, кто, по словам матери, хотел блевать только оттого, что он жив. Нельзя сказать, что Мэк-нож был очень красивым. У него было бедное и одутловатое лицо. Тем не менее это была хорошая картина. Казалось, что мужчина на портрете с грустью смотрит мне в глаза.
После того как мать вернулась в гостиную, я обратилась к этому грустному человеку с впалыми щеками и прочла молитву:
– Дорогой Мэк, – произнесла я, – помоги мне не наблевать на простынь. И пожалуйста, сделай так, чтобы мама не нашла ключи от машины в кадке с фикусом. Аминь.
Ночами мать часто ругалась с Гектором. Она утверждала, что Гектор – лентяй и трус. Он не имел работы и жил за счет матери. Иногда по утрам, когда они оба страдали от похмелья, он начинал просматривать газеты в поисках объявлений о найме барменов, мать садилась к нему поближе и говорила, чтобы он бросил это дело, потому что если ему не надо идти на работу, то они могут заниматься любовью днем.
Гектор не лучшим образом переносил алкоголь. Он постоянно все забывал, шатался, падал и говорил так, что ничего невозможно было разобрать. Однажды утром я услышала, как мать орала на него за то, что он в очередной раз описал кровать. В другой раз, когда на кухне были Гордон и Джоуи, мать громко заявила, что у Гектора вообще не встает. Мать стояла около деревянного кухонного стола и, постучав по его поверхности костяшками пальцев, заметила:
– У Пита член был всегда вот такой твердый. Всегда.
Я не знала, как реагировать на эту новость, но Гектора она явно расстроила, и он пристально уставился на дно своего стакана, словно собирался гадать на виски со льдом.