Замуж за «аристократа» - Царева Маша (читать книги бесплатно txt) 📗
– Она потеряла человеческий облик, Катя, – рассказывал он, закусывая горечь дефицитной сырокопченой колбаской, – она перестала краситься, выщипывать брови, брить ноги. Но я этого не замечал. Она пила каждый день. С утра трусцой бежала к гастроному, за пузырем. Я прятал от нее деньги, а она все равно где-то их доставала. Я подозреваю, что она спала за деньги с мужчинами. Хотя кто мог на нее польститься?
– Какой кошмар, – искренне ужаснулась я.
– Она превратилась в чудовище, а я этого не замечал. Она по-прежнему казалась мне красоткой. Я по-прежнему воспринимал ее двойником Марлен Дитрих, стильной и молодой. И знаешь, когда я понял, во что она превратилась?
– Когда?
– Однажды она прибежала домой счастливая. И – о чудо! – трезвая. Она сказала, что ее берут на роль, что ее выбрали по фотографии, остался последний кастинг, и с ней подпишут контракт. Я так за нее радовался. Она не пила почти неделю, к кастингу готовилась. Я вместе с нею поехал на студию. И знаешь, что это была за роль?
– Что?
– Роль спившейся проститутки, – вздохнул Мордашкин. – Представляешь, Кать? Мою дуреху выбрали по фотографии на роль пьяной шлюхи, а она едва не плясала от радости! Причем ее почти не стали гримировать – только выдали какие-то жуткие шмотки. Она так старалась, входила в образ. А я стоял за камерой и в ужасе смотрел на нее. Я вдруг увидел ее такой, какой она стала. С редкими волосами, желтыми от никотина зубами, страшную, опухшую! Это был шок. Я не мог любить ее такой.
– А если бы она завязала?
– Она бы не завязала, – невесело усмехнулся он. – Ты плохо знаешь Марьянку… Короче, на следующий же день я от нее ушел. И это было подло, потому что она опять сорвалась и запила. И роль проститутки уплыла у нее из рук. Режиссеры не любят связываться с алкоголичками… Кать, зачем я это все тебе рассказываю?
Я и сама не понимала зачем. Мне было неудобно в его компании. Он повел меня в шикарный ресторан «Прага», он заказал для меня столько блюд, что мне хватило бы этой еды на две недели. А я все еще не могла понять, чего он от меня хочет.
В тот вечер он рассказал мне почти всю свою биографию. Он женился четыре раза – и все четыре неудачно. Все его жены были чем-то похожи друг на друга – молодые, легкомысленные, жаждущие легкой славы и легких денег, красивые и истеричные. Богемная поэтесса. Манекенщица из Дома моды на Кузнецком. Брутальная сценаристка. Певица-полуфранцуженка, мечтающая эмигрировать в Париж. Никто из них успеха не добился. Они были бабочками-однодневками, яркими, но сгоревшими мгновенно.
– Знаешь, почему ты мне нравишься, Катюша?
– Почему? – насторожилась я. Неужели он все-таки начнет ко мне приставать?
– В тебе есть глубина. Ты серьезная, несмотря на то что красивая. Честно говоря, ты понравилась мне еще по телефону. Когда прочитала Самойлова. Я никогда бы не подумал, что юной красотке может нравиться это стихотворение. И когда ты сказала, что занимаешься физикой… это так необычно. Я даже на минуту решил, что ты дурнушка. Но ты оказалась красавицей. Катя, ты уж прости… Я намекнул тебе на ресторан… В общем, дурак, конечно, я. Но когда ты меня отшила, это было чудо. Я понял, что немедленно должен тебя разыскать.
Я смущенно молчала. Просто не знала, что ответить на такое. Вроде бы он вел себя вполне интеллигентно. Хотя мне не были приятны его слова. Вот если бы такое сказал мне Александр Дашкевич, я бы расцвела и заколосилась. А он… Я ведь ничего к нему не испытывала, ровным счетом ничего. Разве что легкую симпатию.
Он словно мысли мои прочитал. Он вообще был очень проницательным и умным – потом я в этом убедилась.
– Катенька, а ведь ты неправильно меня поняла, – улыбнулся он, – что ты надулась? Думаешь, что старый козел претендует на твое свежее тело? Думаешь-думаешь, у тебя же на лбу это написано. Он-то, может быть, и претендует, но прекрасно понимает, что здесь ему ничего не светит. И потом, у нас такая разница в возрасте… Так что я разговариваю с тобой скорее как с дочерью.
– Правда? – недоверчиво улыбнулась я.
– Чистая правда. Я понимаю, что тебя вряд ли может заинтересовать старый толстяк. И потом… Наверняка ты влюблена. Я прав?
Я ничего не ответила – вздохнула только. И он все понял:
– Ну, конечно, прав. И кто же он?
– Я же говорила, – слабо улыбнулась я, – ваш друг. Саша.
– А, Дашкевич. Этот шельмец. Катенька, ты, конечно, прости, но это же глупо. В Дашкевича влюбляются малолетки да дурочки.
– Я – из последних. То есть нет. Я не дурочка, а дура. Самая настоящая. Честное слово.
– Не верю, – прищурился он. – И что же между вами было?
Я вскинула на него удивленные глаза. Неужели он рассчитывает услышать пикантные подробности?
– Что, он тебя попользовал и больше не звонит? Я угадал?
Я всматривалась в его лицо, пытаясь понять: издевается или нет? Намеренно унижает или и правда хочет помочь?
– Угадал.
– И сколько раз?
– Что – сколько раз? – не поняла я.
– Сколько раз попользовал?
Я вздохнула:
– Один.
– Плохо, – подытожил он. – Значит, ты ему просто не понравилась. Хотя это странно. Наверное, он просто идиот.
– Ничего вы не понимаете! – горячо возразила я. Внезапно мне стало стыдно за то, что я позволила втянуть себя в этот унизительный разговор. Я словно другими глазами посмотрела на сидящего напротив Мордашкина. Еще минуту назад он казался мне приятным собеседником, тактичным, умным, сочувствующим. А теперь я поняла: он же просто со мной играет. Наверняка завтра весь «Мосфильм» будет судачить о дурочке-Кате, которую попользовали и больше ей не звонят!
– Ничего вы не понимаете, – уже более спокойно повторила я, – если бы вы видели, как он на меня смотрел, как обнимал, вы бы так не говорили. Знаете, Федор, уже поздно. Мне пора домой.
– А ты горячая девушка, – усмехнулся он. – Молодец, облила холодом зарвавшегося наглеца. Меня то есть. Знаешь, не стоит так переживать. Ты же его скоро в любом случае увидишь. Поговорите, разберетесь.
– Где я его увижу? Он мне дал неправильный телефон.
– Дуреха, ты же снимаешься в моем фильме! И он тоже. У вас даже есть общие сцены. И потом, озвучка, пресс-показ, премьера.
– Правда?
Когда тебе всего девятнадцать, твое настроение скачет вверх-вниз, словно вагончик на американской горке. Только что Федор Мордашкин казался мне пренеприятнейшим типом, только что я собиралась уйти и отказаться от съемок, чтобы больше никогда не видеть этого ужасного человека. Но стоило ему заговорить о Дашкевиче, стоило немного меня обнадежить, как все предыдущие побуждения показались мне детскими обидами. Я почти обожала этого человека. Мне сразу же расхотелось уходить. Хотелось, наоборот, остаться в ресторане, слушать его истории. Говорить самой… Только чтобы хоть изредка, хоть раз в двадцать минут он упоминал о Саше…»
…Егор готовился к этой встрече так тщательно, как он не стал бы готовиться к собственной свадьбе. Смешно, но в первый раз в жизни он маялся возле раскрытого шкафа, не зная, что надеть. Как школьница, собирающаяся на выпускной бал!
Сначала он привычно натянул тривиальные черные джинсы и клетчатую ковбойскую рубашку – так одевался он каждый день, так одевается добрых две трети московских молодых людей. Но, взглянув на себя в зеркало, он засомневался. Лаврова намного старше его, она мамина ровесница. Понравилось бы маме, как он выглядит? Вряд ли. Женщины постарше любят мужчин в костюмах – по крайней мере так казалось Егору Орлову.
Костюма у него, разумеется, не было, и Егор сорвался в универмаг. Возвращаясь оттуда с миллионом разнокалиберных пакетов, он думал о том, что он определенно сходит с ума. В конце концов, у него даже не назначено с нею свидания. Сама Лаврова еще и не подозревает о том, что ее ждет сегодня. А Егор уже битый час вертится перед зеркалом.
Шура больше не заговаривала о том, что она могла бы познакомить Егора со своей знаменитой крестной. А он ей не напоминал, опасаясь привлечь ее внимание к своей проблеме.
