Колодец с живой водой - Мартин Чарльз (книги бесплатно без .TXT, .FB2) 📗
– Ужин на столе. Меня можешь не ждать.
– Спасибо.
В кухне я увидел за столом сияющую чистотой Изабеллу и какого-то мужчину лет пятидесяти с небольшим. Увидев меня, он поднялся и, пожав мне руку, несколько раз стукнул себя кулаком в грудь.
– Поу-лоу, – представился он.
Руки у него были длинными и необычайно мускулистыми. Особенно толстыми казались загорелые предплечья – этакий оживший Попай. Казалось, этими руками он был способен завязать в узел железный лом.
– Это Пауло, – «перевела» Лина, на мгновение заглядывая в кухню. На голове ее красовалось закрученное тюрбаном полотенце, совсем как у американских домохозяек, и это меня почему-то умилило. – Просто в наших краях это имя произносят немного иначе. Вы с ним уже встречались… несколько дней назад. Пауло помог погрузить тебя в грузовичок.
Я тоже похлопал себя по груди:
– Чарли.
Пауло улыбнулся, и я увидел, что у него во рту не хватает нескольких зубов. Показав в окно на пикап с открытым кузовом, стоявший на заднем дворе, он проговорил:
– Ты блевать мой грузовик. И загадить тоже. Весь. – Он взмахнул своей гигантской ручищей.
– Как-как?
– Ты блевать… – Пауло сунул в рот два пальца, потом снова показал на пикап. – Еще гадить. – Он зажал пальцами нос. – Дерьмо, ф-фуу!.. – Пауло показал на мои джинсы: – Ты быть грязный. Запах тоже очень сильный. Плохой запах.
Со двора донесся смех Паулины.
Пауло не очень хорошо говорил по-английски, но я отлично понял, что́ он имел в виду. Пожав плечами, я сказал:
– Извини. Я не нарочно.
Пауло улыбнулся с таким видом, словно подобные вещи случались с его грузовиком каждый день и он успел к ним привыкнуть.
– Нет проблема. – Он взмахнул руками, словно выплескивал что-то из ведра. – Я помыть.
Наш ужин состоял из риса, бобов, жареных бананов и воды. Я так проголодался, что готов был съесть стол, стул и соседского пса в придачу, но когда Лина предложила мне добавки, я отказался. Улыбнувшись, она повернулась к Пауло, который, положив локти на стол, что-то рассказывал ей и Изабелле. Время от времени она переводила мне его слова, видимо, не желая, чтобы я чувствовал себя за столом чужим. Разговор, впрочем, вращался главным образом вокруг плантаций сахарного тростника, где Пауло работал сегодня и вчера. Насколько я понял, Лина считала, что он не должен был этого делать; она, кажется, даже слегка на него рассердилась, но Пауло только погрозил ей пальцем и сказал что-то такое, чего Лина переводить не стала.
Наконец она повернулась ко мне:
– Благодаря твоей помощи, – сказала она, – сегодня мы смогли навестить вчетверо больше людей, чем обычно. Спасибо. Из тебя получился отличный вьючный мул. – Тут она улыбнулась: – Ты сможешь уехать завтра после полудня. Утром Пауло снова уйдет на работу, но вернется где-то в двенадцать: его привезет с плантации автобус. Ему нужно будет немного перекусить, а потом он отвезет тебя в Леон.
Я кивнул. Почему-то мне казалось, что сегодня утром что-то произошло, какая-то неприятность, которая помешала Пауло отвезти меня в город еще несколько часов назад. Что это могло быть, я не знал, однако мне хотелось быть чем-то полезным, и я сказал:
– А я могу еще чем-нибудь вам помочь?
Лина сказала несколько слов Пауло, тот немного подумал и кивнул.
– Если хочешь, завтра утром ты можешь поработать вместе с ним на плантации, – проговорила она, снова повернувшись ко мне. – Вдвоем вы заработаете больше. – Лина слегка пожала плечами: – В конце концов, бензин стоит недешево, а у нас каждая кордоба [48] на счету.
Я кивнул.
– Мне кажется, это самое малое, что я могу для вас сделать.
Пауло, похоже, оценил мой порыв. Одобрительно усмехнувшись, он несильно ткнул меня кулаком в плечо.
– Отлично. Я разбудить утром – мы ехать работать. Двое – хорошо, очень хорошо. Работа не тяжело.
Ночь была невероятно тихой, в больших городах такой тишины не бывает. Все соседи вернулись домой и легли спать, и только над крышами плыл запах дыма от тлеющих в очагах угольев. Где-то хрюкала в хлеву свинья да сцепились две собаки, потом откуда-то донеслась далекая песня, но быстро стихла.
Лина стала собирать тарелки и укладывать их в раковину.
– Иди спать. Пауло тебя разбудит.
Изабелла тоже выбралась из-за стола. От еды ее снова разморило, и глаза девочки буквально слипались. Прежде чем уйти в комнату, она обняла Пауло и мать, а потом – без малейшей паузы – и меня. Через минуту Изабелла уже исчезла в спальне, которая была в доме единственной и которую девочка делила с матерью. Лина тоже ненадолго вышла, должно быть, чтобы уложить и накрыть одеялом дочь, но вскоре вернулась, чтобы помыть посуду. Она уже стояла у раковины, когда я подошел к ней сзади.
– Давай я помою.
Лина покачала головой:
– Никарагуанские мужчины не моют посуду.
Я не сомневался, что она смертельно устала. Лина поднялась еще раньше меня и за весь день ни разу не присела. Было просто поразительно, как она до сих пор держится на ногах.
– Я не никарагуанец, – сказал я, и она уступила. Вытерев руки посудным полотенцем, она подошла к столу и, достав из моего рюкзака пакет, который дал ей мужчина в мастерской, высыпала его содержимое на большую салфетку, расстеленную на столе. Некоторое время она занималась тем, что тщательно сортировала кофейные зерна, причем делала это со сноровкой человека, которому эта работа хорошо знакома.
– Обжаривать будешь? – спросил я.
– В выходные. Если останется время.
Пауло ушел в небольшую каморку рядом со спальней – оттуда доносился его негромкий храп. Я домыл посуду и подошел к столу. Лина внезапно хихикнула.
– Я не знаю, кем ты работаешь, но, если тебя вдруг уволят, ты можешь переехать к нам в Никарагуа. Из тебя получится неплохой «эль доктор». – Она снова негромко засмеялась. – У тебя хорошие руки, да и кое-какой опыт у тебя уже имеется.
Я машинально поднес к глазам руки и стал рассматривать их в желтом свете керосиновой настольной лампы и белом свете луны, который лился в окно кухни.
– Иди спать, – снова сказала Лина. – Возле твоей кровати я поставила кувшин с водой, постарайся его выпить. Тебе все еще необходимо как можно больше пить, к тому же завтра тебя ждет работа.
– О’кей.
– Да, когда завтра будете уходить, не забудь наполнить кувшин снова.
Лина погасила свет и уже собиралась идти спать, когда я задал ей вопрос, вертевшийся у меня на языке с тех пор, как я увидел ее стоящей на коленях возле гамака старого Роберто:
– Послушай, меня интересует одна вещь… Ты не обидишься?
– Какая вещь? – Уже стоя на пороге спальни, Лина обернулась ко мне.
Я бросил взгляд на вершину горы, где, невидимая во тьме, осталась кофейная плантация.
– Как тебе удается день за днем ходить туда и обратно и не проклясть все на свете? Как ты это делаешь?! Откуда берешь силы?
Прежде чем ответить, Лина тоже посмотрела на далекую гору, а потом сказала:
– Я люблю этих людей, но не пытаюсь их изменить. Я вижу их бедность, их страдания, и мне хочется помочь. Будь я фея, я бы взмахнула волшебной палочкой и в один миг решила все их проблемы, но я не фея… и поэтому я делаю что могу.
– Например?
– Например, живу их жизнью и люблю их такими, какие они есть. – Она жестом показала на пейзаж за окном и добавила: – К тому же большинство людей предпочтет умереть, чувствуя в руке руку друга, чем жить в одиночестве.
– В таком случае скажи, как тебе удается… ну, не испачкаться, что ли? Не стать такой, как они?
Лина пожала плечами:
– С чего ты взял, что я не запачкалась?
С этими словами она скрылась в спальне, а у меня осталось отчетливое ощущение, что меня провели.
В темноте я вернулся в курятник и улегся на топчан. Меня тут же атаковали москиты, и я включил вентилятор, решив, что лучше всю ночь ощущать на лице похожий на львиное дыхание горячий ветер, чем укусы крошечных насекомых. И пока вентилятор исправно гнал в мою сторону нагревшийся за день воздух, я размышлял о том, где́ я в конце концов оказался и как сюда попал. Мне казалось, что мой привычный мир вдруг встал с ног на голову, вывернулся наизнанку, но, как ни странно, меня не покидало ощущение абсолютной правильности всего происходящего. Даже удравший из дома Сэл и необходимость его разыскивать казались мне не такими уж важными. Колин. Мария. «Бертрам». Моя хижина на Бимини. Шелли. Наркотики. Сейчас все это было где-то очень-очень далеко.
