Пророчество орла - Скэрроу Саймон (книги серии онлайн TXT) 📗
В завершение считаю себя вправе указать, что достигнутому нашими силами к настоящему времени некоторому успеху мы не в последнюю очередь обязаны тщательности и усердию, проявленным мною при планировании подготовки и проведении операции. С тем большим сожалением я вынужден отметить, что решение поставленных перед нами задач по ликвидации пиратской угрозы и возвращению Дельфийских свитков было осложнено несанкционированными действиями центуриона Катона, имевшими место в ходе морского столкновения, о коем докладывалось выше.
В решающий момент битвы, когда флагман пиратской флотилии отступал под натиском «Гора» и эскадры трирем, Катон самовольно приказал триерарху своего корабля прекратить преследование и атаковать легкие вражеские суда, сражавшиеся на фланге с нашими биремами.
Впоследствии центурион объяснил свой поступок «благородным» стремлением прийти на помощь оказавшимся в тот момент в несколько затруднительном положении товарищам. Однако представляется вероятным, что на самом деле им двигало стремление к личной славе, честолюбие, заставившее его забыть о долге и необходимости повиноваться приказам. Нельзя исключить и возможности того, что названный центурион просто предпочел иметь дело с более слабыми вражескими судами, нежели с их гораздо более мощным флагманом. Так или иначе, он самовольно разорвал строй, и несколько трирем, командиры которых оказались сбиты с толку, последовали за ним. Это нарушило план боя, лишило меня сил, достаточных для окончательного разгрома врага, и вынудило прекратить преследование.
Итог плачевен: из-за безрассудства центуриона Катона операция продлится значительно дольше, нежели мною предполагалось. В связи с изложенным я прошу вывести названного центуриона из-под моего командования и отозвать в Рим для дисциплинарного расследования.
Учитывая особый характер миссии, возложенной тобой на меня, а также центурионов Макрона и Катона, я вынужден заявить, что не могу рассчитывать на ее успешное завершение, будучи обременен присутствием человека, не обладающего ни опытом, ни отвагой, необходимой для такого рода работы. Мне больно писать тебе об этом, Нарцисс, ибо я знаю, что ты придерживаешься иного мнения о способностях обсуждаемой личности, однако ставки слишком высоки, а потому, уверен, ты поймешь мою глубокую обеспокоенность и дашь согласие как можно скорее тем или иным способом избавить меня от этой обузы.
Вителлий.
Катон положил табличку и глубоко вздохнул. По сути, этот доклад был для него чем-то вроде смертного приговора, и первой его реакцией на завершающие строки письма Вителлия был сковавший внутренности леденящий страх. И, конечно, горькое озлобление. Заключение, к которому подводил этот доклад, не имело даже отдаленного отношения к справедливости. Эта лживая, своекорыстная попытка оправдать собственный провал, переложив вину за неудачное морское сражение на Катона, по сути, выдавала намерение префекта добиться смерти молодого центуриона. Для Катона было очевидно, что при определенном стечении обстоятельств Вителлий, возможно, даже не станет дожидаться разрешения от императорского секретаря.
Катон снова налил себе вина, но разбавлять его водой на сей раз не стал. Прежде чем попытаться сообразить, что лучше предпринять в связи с обнаружившейся угрозой, желательно понять, почему префект вдруг захотел его смерти. Возможно, это было как-то связно со свитками. Дельфийскими свитками… Неужели и вправду Дельфийскими?
Как бы то ни было, императорский секретарь считал их настолько важными, что готов был рискнуть ради них немалым числом и кораблей, и человеческих жизней. Судя по всему, их чрезвычайная важность очевидна и для Вителлия, который, надо думать, вознамерился избавиться от Катона, чтобы никто не помешал ему самому прибрать свитки к рукам.
Центурион понимал, что оказался в отчаянном положении, из которого необходимо найти выход. Он мог, конечно, написать собственный доклад и отослать его в Рим вместе с докладом Вителлия. Мог попытаться объяснить, что именно произошло на море и каковы были истинные мотивы его действий. Мог также поделиться сомнениями относительно того, можно ли доверять Вителлию в деле возвращения свитков Нарциссу. Но едва эти мысли промелькнули в его сознании, он сразу же понял, что любая его попытка открыть правду будет обречена на провал. Вителлий являлся любимцем Клавдия, считавшего, что во время визита императора в Британию тот спас его от клинка убийцы. Кроме того, он являлся одним из наиболее доверенных агентов Нарцисса. Что может значить слово простого центуриона против свидетельства аристократа? Скорее всего, любые обвинения в адрес Вителлия сочтут в лучшем случае наветом завистника, а в худшем — злонамеренной клеветой истинного виновника. Кроме того, далеко не факт, что все это вообще дойдет до разбирательства: по ходу дела Катон может просто тихо пропасть со сцены. Еще один анонимный труп будет выловлен в Тибре, брошен в общую могилу и предан забвению.
Катон осушил чашу вина, снова посмотрел на доклад префекта, и постепенно на его лице появилась улыбка. Прекрасно, вместо того чтобы собственноручно помогать Вителлию оклеветать себя, он переделает этот донос так, что виноватым окажется сам префект. Склонившись над столом, Катон потянулся за новыми табличками и принялся за писанину…
По прошествии некоторого времени, когда уже стало темнеть, он выпрямился и с удовлетворением оценил свою работу.
«Пусть теперь Вителлий выкручивается», — подумал центурион, сложил таблички вместе и аккуратно завернул в льняную упаковку. Затем сильными движениями обратной стороны стилоса стер текст с подлинных табличек, накапал на них немного воска и дал ему растечься.
Наконец, растопив еще немного воска, он капнул им на пакет, вдавил в подлинную печать префекта флота да так и оставил. Оценив последним взглядом результаты своей работы, молодой центурион удовлетворенно улыбнулся и поднялся из-за стола.
Перед уходом у Катона возник порыв оставить расшифрованную версию доклада на столе, чтобы префект по возвращении обнаружил его. Приятно было представить себе, как вытянется физиономия у Вителлия, когда тот узнает, что человек, которого он хотел погубить, переиграл его. Потешив себя воображаемой картиной, Катон, однако, с сожалением отказался от этой идеи и тщательно уничтожил все следы своей работы: нагрел обратный конец стилоса над масляной лампой, чтобы удалить оттуда следы воска. О том, что его затея не удалась, Вителлий узнает довольно скоро, вот пусть и поломает себе голову над тем, как это могло случиться.
Открыв дверь, Катон вышел в просторное наружное помещение.
— Эй ты! — он поманил одного из сидевших за столами писцов. — Иди сюда!
— Что угодно, командир?
— Отнеси эту депешу в службу доставки. Она должна быть немедленно отправлена в Рим.
— Есть, командир.
— Да, и пусть лучше гонец выедет прибрежными воротами. От толпы можно ждать чего угодно, не стоит испытывать судьбу. Проследи за этим.
Писец отсалютовал и, держа послание в обеих руках, торопливо покинул помещение, а Катон задержался, борясь с охватившим его нервическим возбуждением: больно уж приятно было представлять себе, каково будет Вителлию, когда тот поймет, чем обернулось дело. Теперь спасти его карьеру и репутацию могли лишь боги.
Глава двадцать четвертая
Пребывая в хорошем настроении, Катон, как только стемнело, покинул территорию военной базы через неприметные боковые воротца. Сыпал мелкий дождь, усугублявшийся гнавшим брызги по улицам холодным ветром. Катон натянул на голову капюшон и сгорбился, кутаясь в шерстяную ткань. От толпы у главных ворот осталась едва ли сотня злобных, пьяных горожан, однако рисковать жизнью, пробираясь сквозь это сборище к задним улочкам Равенны, не имело смысла, и Катон переоделся в простую тунику, плащ и дешевые сандалии. То была обычная одежда наполнявших портовый район матросов, так что, когда он свернул от гавани в лабиринт улочек и проулков в самой запущенной части портовой зоны, его вид совершенно не привлекал внимания.
