Брат Томас - Кунц Дин Рей (книги читать бесплатно без регистрации .TXT, .FB2) 📗
Из внутреннего кармана пальто, которое висело у него на руке, Романович достал длинный, вертикально складывающийся бумажник, а из него — ламинированную карточку, но протянул ее мне не сразу.
— Мистер Томас, если бы вы прочитали двадцатистраничный отчет обо мне, подготовленный опытным аналитиком разведывательного ведомства, вы бы узнали все, что стоило обо мне знать, а также много такого, что не заинтересовало даже мою мать, хотя она души во мне не чаяла.
— Ваша мать — наемный убийца.
— Совершенно верно.
— Простите? — переспросила сестра Анжела.
— Мама также была концертирующей пианисткой.
— Наверное, еще и шеф-поваром.
— Если на то пошло, печь пироги я научился у нее. Прочитав ваш двадцатистраничный отчет, мистер Томас, я думал, что знаю о вас все, но, как выяснилось, узнал слишком мало из того, что действительно важно. Я говорю не о вашем… даре. Я говорю о том, что понятия не имел, что вы за человек.
Хотя ранее я не думал, что русский может стать лекарством от меланхолии, внезапно он доказал, что умеет поднимать настроение.
— А чем занимался ваш отец, сэр? — спросил я.
— Он готовил людей к смерти, мистер Томас.
На этот раз сестра Анжела обошлась без вопросов.
— Так это семейный бизнес, сэр. Почему тогда вы так прямо назвали вашу мать наемным убийцей?
— Потому что, видите ли, изначально так называли только тех, кто убивал высокопоставленных политиков. [39]
— То есть слово «могильщик» не подходит.
— Могильщик не выделяет высокопоставленных политиков среди всех прочих, мистер Томас.
Если сестра Анжела не посещала регулярно теннисные матчи, то в этот день рисковала свернуть шею.
— Сэр, готов спорить, ваш отец отлично играл в шахматы.
— Он только один раз выиграл национальный чемпионат.
— Слишком много времени отнимала карьера могильщика?
— Нет. К сожалению, его посадили на пять лет в тюрьму в тот самый момент, когда он вышел на пик формы.
— Ужасно.
Протягивая мне ламинированную карточку с фотографией и голограммами, которую достал из бумажника, Романович объяснил сестре Анжеле:
— Все это происходило в Советском Союзе, я во всем признался, и меня простили. С тех пор я давно уже на стороне правды и справедливости.
— Агентство национальной безопасности, [40] — прочитал я на карточке.
— Совершенно верно, мистер Томас. И, понаблюдав за тем, как вы говорили с Джейкобом и этой девочкой, я решил, что вам можно доверять.
— Мы должны быть осторожны, сестра, — предупредил я. — Возможно, он намекает, что мы должны доверять ему.
Она кивнула, но, похоже, по-прежнему пребывала в полном недоумении.
— Хорошо бы нам продолжить разговор в более уединенном месте, — добавил Романович.
Я вернул ему карточку АНБ.
— Мне нужно сказать пару слов девочке.
Как только я сел на пол рядом с Рождеством, она оторвалась от книжки.
— Я люблю и кошек, н-н-но они — не собаки.
— Точно не собаки, — согласился я. — Я никогда не видел, чтобы упряжка кошек тянула на себе сани.
Представив себе кошек, запряженных в сани, девочка засмеялась.
— И ты не заставишь кошку бегать за теннисным мячом.
— Никогда, — согласилась она.
— Рождество, ты действительно хочешь работать с собаками, когда вырастешь?
— Действительно хочу. Я знаю, что смогу много чего делать с собаками.
— Но тебе придется приложить много усилий, чтобы в твои руку и ногу вернулось как можно больше силы.
— Верну ее всю.
— Это правильно.
— И буду тренировать мозг.
— Я буду с тобой на связи, Рождество. И когда ты вырастешь и будешь готова выйти в большой мир, попрошу одного моего друга найти тебе замечательную работу с собаками, если у тебя еще останется такое желание.
Ее глаза широко раскрылись.
— Замечательную работу… какую?
— Это уже решать тебе. Пока ты будешь набираться сил и расти, ты подумаешь о том, какая работа с собаками самая замечательная… и этим и займешься.
— У меня была хорошая собака. Его звали Ф-фарли. Он пытался меня спасти, но Джейсон застрелил и его.
Она говорила об этом кошмаре более бесстрастно, чем смог бы сказать я. Более того, если бы она сказала еще хоть слово, я бы, наверное, заплакал.
— Придет день, когда у тебя будет много собак. Ты будешь жить в море счастливого меха.
Хотя она не могла перейти от Фарли к смеху, ее губы разошлись в улыбке.
— Море счастливого меха, — повторила она, наслаждаясь этими словами, и улыбка осталась у нее на губах.
Я протянул руку:
— Договорились?
Очень серьезно, словно всесторонне обдумав мой вопрос, она кивнула и взяла мою руку.
— Договорились.
— Ты очень жесткая переговорщица, Рождество.
— Я?
— Я выдохся. Ты меня вымотала. Меня качает. Ноги устали, руки устали, даже волосы устали. Мне нужно пойти к себе и поспать часок-другой, но прежде всего я хочу съесть пудинг.
Она засмеялась.
— Пудинг?
— Ты такая жесткая переговорщица, ты так меня вымотала, что я не могу даже жевать. У меня устали зубы. Собственно, мои зубы уже спят. Я могу есть только пудинг.
Рождество улыбнулась.
— Ты глупый.
— Мне это уже говорили, — заверил я ее.
Поскольку нам хотелось поговорить в таком месте, где не было бодэчей, сестра Анжела отвела Романовича и меня в аптеку, где сестра Коррина раскладывала лекарства на вечер в бумажные стаканчики с именами ее пациентов. Она согласилась на несколько минут оставить нас одних.
Едва за сестрой Корриной закрылась дверь, мать-настоятельница повернулась к нам:
— Итак, кто отец Джейкоба и почему он для нас так важен?
Романович и я переглянулись, а потом ответили в унисон:
— Джон Хайнман.
— Брат Джон? — в ее голосе слышалось сомнение. — Наш благодетель? Который пожертвовал нам все свое состояние?
— Вы не видели Uber-скелет, мэм, — ответил я. — Если б вы увидели Uber-скелет, то точно знали бы: без брата Джона здесь обойтись не могло. Он хочет, чтобы его сын умер, и, возможно, хочет, чтобы умерли все дети, которые находятся здесь.
Глава 46
Я уже в какой-то степени доверял Родиону Романовичу, и благодаря карточке Агентства национальной безопасности, и потому, что он был забавный. Возможно, сработали молекулы транквилизаторов, распыленные в воздухе аптеки, да только с каждой минутой мое доверие к нему только возрастало.
Согласно рассказу этого верзилы, за двадцать пять лет до того, как буран отрезал аббатство и нас всех от остального мира, невеста Джона Хайнмана, Дженнифер Кальвино, родила их сына, Джейкоба. Никто не знал, проходила ли она какие-то обследования, но в любом случае родила в положенный срок.
Двадцатишестилетний Хайнман, который к тому времени уже многого добился, не обрадовался ее беременности, чувствовал, что его этим заманили в западню. А уж когда впервые увидел Джейкоба, отказался от отцовства, отказался жениться, вычеркнул Дженнифер Кальвино из своей жизни, больше не вспоминал о ней, как не вспоминал бы о базалиоме, удаленной с кожи.
Хотя даже в то время Хайнман располагал значительными средствами, Дженнифер ничего у него не попросила. Его враждебность к родившемуся с отклонениями от нормы сыну была столь активной, что Дженнифер решила: Джейкоб будет гораздо счастливее и в большей безопасности, если не узнает о существовании отца.
Матери и сыну выпала нелегкая жизнь, но она любила его всей душой, и, окруженный заботой, он расцветал. Мать Джейкоба умерла, когда ему было тринадцать лет, после того как устроила его в интернат при церкви.
С годами Хайнман стал знаменитым и богатым. Когда его исследования, как широко сообщалось в прессе, привели к выводу, что субатомная структура Вселенной предполагает определенную конфигурацию, он переосмыслил свою жизнь и, словно раскаявшись, пожертвовал все свое состояние церкви и ушел в монастырь.