Романс о Розе - Берд Джулия (лучшие книги TXT) 📗
Она почувствовала, как где-то в глубине ее души вновь вспыхнула старая ненависть к нему. О, этот омерзительный взгляд всезнающего превосходства, появляющийся в его глазах, когда он считал, что заставал ее за чем-то предосудительным!
– Что ты имеешь в виду, задавая этот вопрос? – спросила она, вскипая от гнева.
Он закатил глаза:
– Мне казалось, я ясно спросил. Труппа господина Шекспира собирается исполнить сцены, написанные тобой?
При этих словах ее терпение окончательно лопнуло, и она, уперев руки в бока, заявила:
– Да, они собираются исполнить мои сцены. Ну и что из этого?
– Что из этого?! – Он провел рукой по лицу, пытаясь подавить бушевавшую в нем ярость. – Ты – моя жена, и я не допущу, чтобы ты делала из себя посмешище на весь Лондон, пописывая пьески. Не успею я оглянуться, как ты начнешь скакать по сцене «Глобуса»!
– А почему бы и нет? – хмыкнула Розалинда. – В Италии женщины играют в комедиях.
– Мы не в Италии, и ты не какая-то там бродячая актриса!
– Ты называешь господина Шекспира бродягой?
– Нет! Но он мужчина. А ты – женщина.
– И потому ущербна? Как жаль, что ты не знаешь нашу королеву, Дрейк. Вот тогда бы ты понял, насколько могущественной может быть женщина.
– Господи ты Боже мой! – вскричал он в ярости. – Я знаю о королеве больше, чем ты можешь себе представить. И это не имеет никакого отношения к твоему полу. Дело в приличиях. Ты – моя жена.
– Ты имеешь в виду, твоя рабыня.
– Да нет же, черт возьми!
– Как ты смеешь! – закричала она, дав наконец волю копившимся всю неделю тревоге и отчаянию. – Сначала запрещаешь мне собирать ренту и посещать своих собственных арендаторов, потом велишь мне перестать читать и начинать работать в саду. А теперь заявляешь, что мне не пристало писать! Что дальше? Может, мне закрыться в спальне и ждать, когда ты разрешишь мне подойти к твоей персоне?
– Я не запрещал тебе писать. Просто твои сцены нельзя разыгрывать перед публикой. Кто-нибудь поймет, что автор их ты.
– Ах какое унижение для владельца Торнбери-Хауса! Его жена склонна к творчеству и посвящает себя вовсе не своему господину и властителю. Какое ужасное пятно на твоей безупречной репутации!
– Ты говоришь, словно герои твоей пьесы, – процедил он сквозь сжатые зубы.
– Значит, вот что тебя тревожит – кто-то может узнать в моих пьесах тебя. А ты, Дрейк, прожил всю жизнь, прячась за разными масками И самая главная из них – маска мстителя. Ну и что, если ты добьешься того, что хотел? Если ты наконец отомстишь за поруганную честь отца? Ради чего тогда тебе жить? Разве у тебя останется цель?
Он схватил ее за руки так сильно, что она сморщилась и с трудом подавила стон. Встретившись с ним взглядом, в котором полыхала ярость, она ледяным тоном произнесла:
– Ты делаешь мне больно.
Дрейк тотчас отпустил ее руки и глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться, а потом печально произнес:
– Я сегодня ночую на «Розе».
– А может, прежде поищешь леди Эшенби, чтобы утешиться? – бросила она ему в лицо. – Она ведь не пишет пьесы. Просто прекрасна и покорна. Самый замечательный тип женщины.
– Спасибо за совет. Именно так я и поступлю, – злобно ухмыльнулся он и, повернувшись, двинулся прочь.
Она было устремилась за ним, но при виде шокированных слуг расправила плечи и вздернула подбородок.
– Займитесь делом! – распорядилась она, пытаясь скрыть боль. Дрейк не сумел бы обидеть ее сильнее, даже если бы ударил. Он не хочет спать с ней сегодня. Таково наказание за то, что она сказала правду, за то, что сорвала маску. Он отвергнет ее любовь, если только она осмелится, если только попытается претендовать на равенство.
Каков наглец! Какую ошибку она допустила! Неужели она погубила свою жизнь? Неужели жизнь с таким невежей – цена за то наслаждение, без которого ей уже не обойтись? Она разглядела в нем дьявола еще тогда, когда он был ребенком, и испугалась его. Почему ей вдруг привиделось в нем нечто большее? Она убедила себя, что он нежный, любящий; ей показалось, что он будет дорожить ею, вовсе не пытаясь помыкать. Она решила, что Дрейк способен чувствовать не только желание отыграться за ущемленное самолюбие…
Да, она сама придумала человека, которого в реальной жизни просто не существует.
Глава 25
Франческа пересекала западный зал в тот момент, когда Дрейк пронесся мимо, задев ее плечом и даже не оглянувшись. Она удивленно засмеялась, готовая пожурить его за неуклюжесть, но внезапно заметила, что у него упрямо сжаты губы. Проталкиваясь через толпу к стайке дам во главе с леди Эшенби, он явно не замечал удивленных взглядов присутствующих.
Неужели Дрейк и Розалинда опять поссорились? Франческа решила позднее выяснить все у Розалинды, а сейчас ей надо было спешить. Буквально несколько минут назад Хатберт подал ей записку со словами: «Приходи в кабинет лорда Даннингтона». И никакой подписи.
Торопливо пройдя через личные покои, Франческа вошла в кабинет и вздрогнула.
– Жак, я не ждала тебя этим вечером!
Он тотчас повернулся от окна. Его красивое лицо осветилось неловкой улыбкой.
– Ах, дорогая, я верил, что ты меня не разочаруешь.
Франческа яростно смяла записку в кулаке. Она уже оставила без ответа несколько записок, которые он прислал в Торнбери-Хаус за последнюю неделю. Очевидно, в пылу юношеского обожания Жак не способен был понять, что ее больше не интересует их роман.
– Франческа… – Его голос, такой глубокий и выразительный, такой горячий от бурлящей юношеской крови, затих, когда он увидел ее ледяные глаза. Пожав плечами, Жак поднял руку. – Прими мой скромный дар.
– Анютины глазки, – прошептала она упавшим голосом. Стараясь избежать его пронизывающего взгляда, она прошла в центр комнаты и взяла у него цветы. – Мои любимые! Зря ты их сорвал. Теперь они умрут. – Прижав цветы к лицу, она глубоко вздохнула.
– Франческа, почему ты так печальна? Поговори со мной, дорогая, не отворачивайся от меня. Я тебя обожаю. Я люблю тебя!
– Нет, я запрещаю!
Жак даже отшатнулся от ее резкого возгласа. За мягкой, нежной внешностью крылась женщина со стальной волей, закаленная в огне страданий и потерь. Никогда не знавший ее с этой стороны, молодой француз несказанно поразился.
– Жак, я же велела тебе не влюбляться в меня. Ты был очень нежен и внимателен, но я не для тебя. Я никого не смогу полюбить, мой дорогой мальчик.
– Я не мальчик! Я – мужчина!
Искреннее негодование вкупе с сильным акцентом лишь делало его еще милее, и Франческа вдруг почувствовала себя виноватой. Она ведь играла этим молодым человеком. Чем же она тогда лучше тех, кто играл ею? Чем отличается от Малькома? Она прижала цветы к сердцу, вновь занывшему при воспоминании о любимом. Все-таки плохо это или хорошо – наслаждаться близостью с человеком, даже если ей нечего дать ему взамен?
– Жак, я должна объясниться. Тебе, наверное, будет больно, но, увы… – Все еще держа цветы в руке, она подошла к нему, обняла его и, погладив по голове, успокаивающе зашептала ему на ухо: – Будь я другой, я отдала бы тебе и свою жизнь. Я действительно люблю тебя, Жак, но не так, как ты того заслуживаешь. Я сама не знаю, чего жду. Но одно несомненно – ты должен сейчас уйти и больше никогда не возвращаться. Если любишь, сделай это для меня.
– Это потому, что я актер? – прошептал он ей на ухо. – Потому что ниже тебя по положению в обществе?
– Нет-нет, конечно, нет! Не спрашивай меня, Жак. Просто повернись и уходи. Умоляю!
– Франческа…
– Пожалуйста, пожалуйста.
Она почувствовала, как он буквально сник в ее объятиях, а спустя мгновение отстранился и запечатлел целомудренный поцелуй на ее лбу. Он не стал усложнять ей жизнь. Слава Богу, что он актер. В его сердце образуется кровоточащая рана, но это будет лишь хорошо разыгранная сцена.
– Я никогда не забуду тебя, – прошептал Жак, и в глазах у него блеснули слезы. Он коснулся рукой ее лица, а она пыталась вспомнить, сколько раз в ее жизни эта прощальная сцена повторялась. Сколько же было возлюбленных? Неужели она стала такой пресыщенной?
