Лицо под вуалью - Ренделл Рут (книги онлайн полностью .TXT, .FB2) 📗
– Так что же делать? – спросил он психотерапевта.
– Хорошее правило, Рег, – не уступать желаниям клиента, – ответил тот. – Отчасти проблема в том, как именно он хочет создать свой мир. Но тот мир, который он создает, не дает ему счастья, не способствует его адаптации. Новый мир не соответствует реальности и лишь кажется ему более легким. Вы понимаете, Майкл? Если вы встретитесь с ним сейчас, вы позволите ему создать свой мир так, как ему хочется, и населить его такими людьми, какими ему хочется. Например, так как он лишился собственного отца, он хочет поместить вас в свой мир в качестве отца. Я бы сказал – конечно, сделайте это, если б так было для него лучше. Но я так не считаю. Это углубит перенос и вызовет еще больший уход от реальности.
– Вы предлагаете, чтобы я просто послал к нему человека, который отправил бы его домой? – спросил Вексфорд. – Не знаю, почему, но мне это кажется… безответственным.
Олсон встал. Не желая рисковать промокнуть, он приехал, закутанный в желтый водонепроницаемый плащ, и теперь опять стал застегивать на нем молнию и завязывать тесемки, а его острый нос остался торчать из-под капюшона канареечного цвета.
– Он – человек с большим расстройством психики, Рег, – сказал Серж. – В этом вы правы. Но вы и Майкл, вы должны понять, что я – профессионал. Вы, Майкл, были так любезны, что назвали меня «доктор» при нашей первой встрече, и хотя я не доктор, я должен соблюдать профессиональную этику. Я не могу подойти к Клиффорду и приказать ему вернуться ко мне. Не могу пойти и сказать ему, что назначаю ему обычную встречу на пять часов сегодня и прошу не опаздывать. Я могу только пойти и сесть рядом с ним в машину, сидеть там, как его друг, и попытаться убедить его противостоять тому, что он считает своими отношениями с вами, и, может быть, уговорить его посмотреть на них с… более разумной точки зрения.
Оба полицейских стали наблюдать за психологом и его бывшим клиентом из окна, хотя из-за усилившегося ливня разглядеть что-то было сложно. Фигура Олсона казалась яркой желтой птицей, прыгающей и машущей крыльями по пути к сухому гнезду. Дверца автомобиля захлопнулась за ним, и дождь снова сомкнул вокруг «Метро» водяные стены, как заросли тростника.
– Полагаю, это здравые мысли, – заметил Вексфорд, – насчет того, чтобы не давать ему создать свой собственный мир, не поддаваться ему. Должен признаться, что у меня дурные предчувствия.
– Насчет чего? – спросил Бёрден почти грубо.
Рискованная езда на автомобиле, авария со смертельным исходом, лишь отчасти случайная, горсть таблеток, запитая бренди, веревка, перекинутая через балку в сарае… Ни о чем из этого Вексфорд не сказал вслух. Он видел, как «Метро» начал двигаться назад, медленно скользя сквозь потоки дождя и поднимая брызги во все стороны. Машина развернулась и поехала к воротам. Олсон по-прежнему сидел внутри.
– Это его на некоторое время задержит, – произнес Майкл. – И слава богу! Теперь, может быть, нам удастся продолжить работу.
Он довольно сильно захлопнул за собой дверь. Вексфорд повернулся спиной к окну и дождю и вспомнил о своем повторяющемся сне, где в пространстве вращались колеса, о кругах с квадратами внутри. Был ли он как-то связан с тем, что вчера и позавчера вечером старший инспектор читал рукопись Диты Яго о ее пребывании в концентрационном лагере? Сегодня он взял эту рукопись с собой в участок, когда Дональдсон утром заехал за ним на машине.
– Хорошая книга? – спросила у него Дора.
– Я бы не ответил на этот вопрос, если б меня спросил кто-то другой, – ответил ее муж. – Но я отдам долг «супружеской откровенности» и скажу честно: не очень. Как писатель она – искусная вязальщица.
– Рег, ты недобрый.
– Не тогда, когда этого не слышно за пределами этих четырех хлипких стен. Кто я такой, чтобы судить? Что я знаю? Я – полицейский, а не рецензент издательства. Я читаю это не ради стиля или атмосферы.
По свойственной ей деликатности Дора не спросила, почему он это читает, и уж конечно, она не стала спрашивать, почему он все время сидит, уткнувшись в журнал «Ким». Она была слишком умна для этого, и старший инспектор вернулся к заложенному закладкой месту в книге. Закладка лежала почти посередине книги, там, где молодая Дита Ковяк начала работать санитаркой в госпитале Аушвиц-Кранкенбау. Вексфорда должно было шокировать описание того, как калечили пациентов, как посредством уколов вводили в сердце токсичные вещества, как швыряли в грузовики обнаженные трупы… Дита уцелела потому, что какое-то время заключенных – по крайней мере, работающих в госпитале – кормили регулярно, пусть даже одним супом из брюквы и заплесневевшим хлебом. Она рассказывала о русских военнопленных, отравленных газом «Циклон-2», о сжигании пятисот трупов всего за один час. Но это не произвело на полицейского впечатления – он лишь думал, что уже слышал все это раньше. У миссис Яго не было таланта изображать местность или оживлять персонажей. Ее проза была деревянной, изобиловала повторами, и не возникало впечатления, что текст пропитан ее страданиями. Словно ее там никогда не было, словно она скопировала все это, как попало, из автобиографий заключенных концлагерей, которых, в конце концов, было великое множество. И возможно, именно так она и сделала…
Несколько раз он натыкался на такие места в повествовании, где не хватало страниц, но до сих пор эти страницы всегда попадались ему потом. Отсутствие нумерации затрудняло чтение. Здесь, однако, повествование внезапно оборвалось на середине фразы, на середине рассказа о враче в госпитале по фамилии Деринг. Вексфорд тщательно пересмотрел оставшиеся страницы рукописи, но не нашел нигде дальше упоминания имени Деринг. Отсутствовали, по крайней мере, одна или две страницы.
Но разве позволила бы ему Дита Яго унести рукопись, если б в ней содержалось – или не содержалось на первый взгляд – нечто уличающее ее? Ей было бы легко отказать ему. «Мне невыносимо, что кто-то это прочтет», – такие слова дали бы нужный эффект. Или когда он спросил, где рукопись, ей нужно было только сказать, что она послала ее перепечатать или даже, как она грозилась, сожгла ее.
Какие бы усилия ни приложил Серж Олсон, они никак не подействовали на Клиффорда Сандерса. Парень пять раз звонил в полицейский участок Кингсмаркхэма во второй половине дня, но ни один звонок не переключили на Бёрдена. На следующее утро на домашний адрес Майкла пришло письмо. В полицейском участке кто-то другой мог, весьма вероятно, распечатать любое послание, но здесь, естественно, инспектор сам вскрывал свою почту. Сначала он предположил, что этот коричневый конверт содержит счет за установку нового коврового покрытия в столовой.
Клиффорд обращался к нему «Майкл». Вероятно, это дело рук Олсона, подумалось Бёрдену. Письмо начиналось словами «Дорогой Майкл». Почерк был детский – или учительский, – круглый, аккуратный, разборчивый, с прямыми буквами, еле заметно наклоняющимися назад. «Дорогой Майкл, я многое хочу вам сказать, и, думаю, вам будет интересно это услышать. Я знаю, что вы хотите, чтобы я считал вас своим другом, и я именно другом вас считаю. Фактически мне нелегко делать признания посторонним людям, но вы – исключение из этого правила. Мы очень хорошо поладили, и я уверен, что вы согласитесь». Здесь полицейский отложил на несколько секунд письмо и вздохнул. «Я хорошо понимаю, что другие люди, я имею в виду ваше начальство, делают все, что в их власти, чтобы прекратить наши встречи, и полагаю, что вы боитесь потерять свою работу. Поэтому предлагаю договориться о встрече вне рабочего времени. Даже такие работодатели, как полиция, не могут возражать против того, чтобы у их офицеров были личные друзья. Я позвоню вам завтра…» Бёрден отметил, что Сандерс не указывает точное время звонка, и вспомнил, что сказал Олсон насчет его отношения к времени. «Пожалуйста, скажите им, что ждете звонка от меня, чтобы, если вас не будет на месте, они могли передать вам сообщение. Я собираюсь заехать к вам домой сегодня вечером или на выходных. С наилучшими пожеланиями. Вечно ваш, Клифф».
