Письмо королевы - Арсеньева Елена (мир книг .TXT) 📗
«Николаша, спасибо тебе за подсказку! Вряд ли ты сейчас думаешь обо мне, ты даже представить не можешь, что со мной, но все равно – спасибо!»
У нее есть только одна-единственная возможность послать сигнал о помощи. Муравьев ничего не понял, теперь вся надежда на кавалерию из Парижа.
– Карлос! – воскликнула Алёна. – Как я тогда мечтала с вами потанцевать! Эти танго… Эти очаровательные названия… «Pensalo bien», Карлос! «Mala junta»! «La Patota»! «En esta tarde gris», «Cуmo se pianta la vida»! «El adiуs»… «Pensalo bien», Карлос. «Pensalo bien», Диего, por favor!
Это было все, что Алёна могла сделать. Ведь по-французски Диего ничего не скажешь: Влад, приехавший из Парижа, поймет. Оставался только испанский, а по-испански она не знала ни слова, кроме por favor, что означало – пожалуйста, и названий некоторых танго. Как назло, в голову практически ничего не шло, вот все, что она вспомнила, так сказать, в тему. Нужно быть осторожной, чтобы сидящий рядом убийца не заподозрил, что это не просто названия танго Алёна перечисляет, а неуклюже пытается рассказать Диего о том, что с ней произошло: «Подумай хорошенько»! – говорит она. – «Плохая компания»! «Шайка»! «Этим хмурым вечером» «Жизнь ускользнула сквозь пальцы»! «Прощание»! «Подумай хорошенько», Карлос. «Подумай хорошенько», Диего, пожалуйста!
– Да, конечно, Элен, – несколько растерянно проговорил Диего. – Но вам удобно говорить? Ваша подруга разыскала меня по телефону через нашего сотрудника и сказала, что дело срочное. Я готов вас выслушать, но сначала должен перед вами извиниться. Это дурацкое недоразумение, эта цепочка совпадений… Бруно, ну, тот таксист, который чуть не подстрелил вас и Жоэля, признался, что видел в вас нашу сотрудницу и даже преследовал, пытаясь убить, но вы скрылись от него в магазине «Promod». А я-то видел в вас его сообщницу. И еще этот билет на милонгу со словом «Canavin»… Все сходилось против вас. Кстати, вы узнали, кто такой мсье Канавин? Лион Муравьефф уверял меня, будто это некий арондисман в Нижни Горки?
– Эй, господа хорошие, – возмущенно воскликнул Лев Иваныч, – я по-французски не парле, так что переводите мне, пожалуйста! Транслейт ми, плиз! – заорал он в сторону Парижа.
– О, Лион не понимает! – засмеялся Диего. – Вы можете рассказывать параллельно мне и ему?
– Конечно, – промямлила Алёна. – Да, я постараюсь.
И наскоро пересказала Муравьеву свой разговор с Диего, опустив, между прочим, названия танго.
Возможно, Влад подумает, что танго – просто танго. Что ананас – просто ананас…
А Диего? Он что-нибудь понял? Или кавалерия отдыхает?
В это время вдали раздалось протяжное мелодическое звучание.
– Это мне эсэмэска пришла, – сказал Муравьев. – От… что?! От жены, значит, эсэмэска. Телефоны-то все заняты, прозвониться она не может. Ничего, продолжайте, Елена Дмитриевна… Элен, короче.
– Итак, Канавино – это не только арондисман, но и фамилия одного художника, – заговорила Алёна, перескакивая с русского на французский и, честно говоря, мало заботясь о грамматике и правильности произношения. – Его звали Альберт Канавин. Он занимался графикой, поэтому носил прозвище граф Альберт.
– Merde… – протянул Диего.
– Да нет, – слабо улыбнулась Алёна, – он был на самом деле хороший человек. А предок у него был, я так понимаю, человек непростой. Фамилия его была Григорьев. Каким-то образом ему в руки от этого предка попало уникальное письмо. Не уверена, но вроде бы оно было написано еще в XVIII веке и имело прямое отношение к престолонаследию в королевстве Франция. Тогда Франция была еще королевством… Я, честно говоря, не знаю, кем оно написано…
– Собственноручно королевой Марией-Антуанеттой, – сказал Диего, и Лев Иваныч (Лион Муравьефф тож), выслушав поспешный перевод, тихо сказал:
– Ну и ну!
– А откуда это известно? – спросила Алёна. – Неужели вам удалось перехватить письмо?
И ощутила, как напрягся, сдавленно вздохнул Влад, сидящий рядом.
– Нет, – невесело ответил Диего, – письмо пока что в Нижни Горки, и где его там искать, мы не знаем. А вы… а вам удалось что-нибудь выяснить? Лион очень высокого мнения о ваших аналитических способностях!
Влад хмыкнул.
– Да, – сказала Алёна, – кое-что мне выяснить все же удалось.
– Ну! – нетерпеливо вскричал Диего. – Рассказывайте!
– Давай, колись! – прошипел Влад, толкнув Алёну в бок еще сильней. – Неужели не врешь, неужели и правда догадалась?!
«Мне кажется, да, – подумала Алёна. – Но нужно проверить… А я не знаю, удастся ли это сделать…»
В это время в трубке, через которую Алёна общалась с Муравьевым, снова пропел сигнал поступившей эсэмэски.
– Блин! – воскликнул Муравьев. – Ну и дела! Что-то моя там пишет и пишет. Извините, дамы и господа. Дела наши внутренние, сугубо семейные. Алёна, вы скажите Малгастадору, мол, Лиона жена эсэмэсками достает, Лион великодушно извиняется, но вынужден отойти от телефона. Однако трубку я класть не буду, минут пять – и вернусь. Вы ему рассказывайте, Алёна, а я потом запись прослушаю.
– Лапоть, – прошелестел шепот Влада около Алёниного уха. – Раньше ты повострей был, а теперь мозги ожирели! Давай, иди к своей бабе, катись!
«Раньше ты повострей был…» Интересная фраза. Да ну, собственно, что в ней особо интересного, она только подтверждала то, до чего Алёна и так уже додумалась. Но вот вопрос, удастся ли ей и этот свой гениальный вывод сообщить Муравьеву и Диего?
– Я предполагаю, – проговорила Алёна, – что в этом письме был лично заинтересован французский министр экологии граф Альбер Леруа, который ратует за восстановление конституционной монархии во Франции. Я узнала из Интернета, что Леруа скомпрометировал себя связью с «черными антикварами», которые торгуют украденными из частных и государственных коллекций и архивов письмами государственных деятелей. Его интересует все, что касалось частной жизни династии Бурбонов. Говорят, он считает себя косвенным потомком кого-то из братьев короля Людовика XVIII?
– Леруа возводит свой род прямиком к Карлу Артуа, будущему Карлу X, тому самому, кого Людовик XVI, его старший брат, некогда назвал plus royaliste que le roi, большим роялистом, чем сам король, – сказал Диего. – Разыскивая письмо королевы, Леруа пытается подтвердить давно гулявшую среди историков версию о том, что у Карла Артуа была связь с Марией-Антуанеттой, результатом которой стал побочный сын. Ребенок воспитывался в провинции, но именно он, по французским законам, имел бы право стать легитимным королем Людовиком XVII, а вовсе не Луи-Филипп, герцог Прованский, брат короля и Карла Артуа. Королева почти не вспоминала об этом ребенке – она обожала своего законного сына, рожденного в браке наследника, дофина. Но, понимая, что дофину грозит казнь или его могут заморить в тюрьме, она открыла тайну Мальзербу, одному из адвокатов короля. Она также сообщила ему, что ее письмо было отнято у одного из лакеев принцессы де Ламбаль, в свое время – близкой подруги королевы. Лакей украл письмо, но его схватили и упрятали в Бастилию. Потом, после штурма крепости, письмо удалось у лакея отобрать. Мария-Антуанетта отчего-то была убеждена, что письмо хранится в железном ящике-тайнике короля, среди других самых секретных бумаг. Королева надеялась с его помощью убедить Конвент, что юный Людовик – вовсе не дофин, что его нет смысла держать в тюрьме, его можно отпустить и не опасаться, что он захочет вернуть престол, что опасаться нужно юного Генриха Леруа… Однако в железном ящике, который был открыт слесарем Гаменом, нашли море каких угодно компрометирующих бумаг, но только не то письмо. Оно пропало. И королева таким образом лишь туже затянула петлю на шее своего мужа, сына и на своей собственной шее. Или, выражаясь точнее, навострила топор палача… И вот спустя двести лет среди черных антикваров вдруг распространился слух, что кто-то из России, из города Нижни Горки, пытается торговать этим письмом! Конечно, мало кто поверил, однако именно в это время знатоки стряхнули пыль с дневников Мадлен Консор, лектриссы и конфидентки принцессы Ламбаль. Мадемуазель Консор была с герцогиней в эмиграции в Англии, с ней вернулась в Париж и чудом осталась жива после того, как зверски убили ее госпожу. В своих записках она упомянула о каком-то русском, который завладел письмом во время разгрома и грабежа Бастилии и даже намеревался доставить его королеве, однако почему-то исчез. Мадлен называла его mon sauvage, мой дикарь, и горевала о нем, думая, что он погиб. Но, возможно, он не погиб, а впрямь увез письмо в Россию, и только теперь оно было найдено его потомками.
