Коммунисты - Семанов Сергей Николаевич (хорошие книги бесплатные полностью .TXT) 📗
Только перед Шаумяном в почтительном поклоне склонился сам особо доверенный Константинополя и член Закавказского комиссариата Мирза Фатали Хан-Хойский. От неожиданности Степан вздрогнул. Хан принес извинения. На его долю выпала тяжкая обязанность просить господина Шаумяна прервать свое путешествие. Ни одного поезда на Тифлис больше не будет. Достаточно того, что произошло этой ночью..
От других, не от Хан-Хойского, — Хан не из болтливых, отлично знает, как и с кем себя вести, — Степан узнает, что на ближайших станциях Шамхор и Далляр еще догорают эшелоны, разбитые, ограбленные. Вдоль полотна, под откосами, среди обломков — всюду трупы солдат. Тысячи жертв неслыханного преступления. Хорошо обдуманного, тщательно спланированного, осуществленного с нечеловеческой жестокостью.
За пять недель до резни консул Смит обнадеживает государственный департамент: «Премьер-министр Закавказья сообщил сегодня, что если правительство не получит шестьдесят миллионов рублей немедленно, то власть может перейти к большевикам. Это будет величайшим несчастьем… Весьма безотлагательно в качестве предварительной меры следует, чтобы я был уполномочен ответной телеграммой предоставить в их распоряжение эту сумму. Я полагаю, что смогу обеспечить разоружение войск, возвращающихся с турецкого фронта, которые целиком являются большевистскими».
«Обеспечить разоружение…» Стенографическая запись диалога двух меньшевиков на заседании краевого центра — тифлисский предпарламент. Один, В. Джугели, еще томится в ожидании министерского портфеля. Второй, Н. Рамишвили, с самого начала у кормила власти.
«В. Джугели. Это было не разоружение, а разграбление солдат; у несчастных, тоскующих по дому людей забрали все, вплоть до сапог. Здесь же шел торг. Разбойничьим бандам продавалось вооружение. Творилось что-то возмутительное.
Н. Рамишвили. Джугели клеветник.
В. Джугели. Ной Рамишвили лжец!
Н. Рамишвили (повторяет). Джугели клеветник.
В. Джугели. Прошу прекратить оскорбительные выражения по моему адресу.
Н. Рамишвили. Заявляю, что сказанное Джугели инсинуация, что Джугели клеветник.
В. Джугели. А вы подлец и негодяй…»
Заметая следы, Закавказский комиссариат снаряжает «правительственную комиссию для расследования шамхорского дела». Для пущей важности иудушки заседают поочередно то в мусульманской, то в армянской части Елизаветполя. Оглашается беспристрастное заключение: «Случайный, прискорбный эпизод, плод рук безответственных вооруженных элементов». Хохочет, заливается недавний эсер Аслан-бек Сафикюрдский. Кто же, как не он, торжественно продефилировал верхом на пушке, отобранной у «врага», по всему Елизаветполю! В отменном настроении пребывает и другой демократ, делегат краевого центра, полковник Стрелковский: «Убиты красные солдаты, ну и слава богу!»
В хор подлецов врывается голос человеческой совести: Шаумян, повернувшись спиной к комиссии, не обращая внимания на крики, угрозы, обращается к землякам-кавказцам:
«Если есть «разбойники», действительно повинные в шамхорском преступлении, то это те беки и ханы, которые заседают в мусульманском национальном комитете, в Закавказском комиссариате, и их «доблестные» союзники — бывшие социал-демократы Жордания, Гегечкори, Рамишвили, Чхенкели. Народ знает имена убийц. И народ же должен их судить.
Неужели Советы Закавказья пали так низко, что не поднимут своего голоса против ужасного злодеяния, против открытой контрреволюции и не скажут своим изменникам-вождям: «Прочь! Довольно с нас вашей преступной политики…»?
Пассажирские поезда больше не ходят. На шоссе заставы и патрули «национальных» мусульманских сил, грузинских «народных гвардейцев», «ничейных» войск генерала Лебединского. Кто мало-мальски дорожит своей жизнью, не отлучается из дому. Время слишком смутное для путешествий.
«Богом клянусь, Степан-джан! Нельзя идти, совсем пропадем…» — призывает к благоразумию старик Анес, следопыт, охотник, авторитет непререкаемый для горцев.
Ничего не может возразить и Степан Георгиевич. Зима. Тропы под снегом и льдом. Лошади могут в любую минуту сорваться с карнизов в пропасть. Следов никто не отыщет. На сердце холодок…
«Если революция требует, что же, будем и джигитами!» — все, что может ответить Степан на уговоры.
Проводы на исходе ночи. У двух чинар за околицей Елизаветполя Шаумян садится на лошадь. На нем легкое демисезонное пальто, брюки навыпуск, узкие городские ботинки на тонкой подметке. В довершение выясняется, что нет перчаток. Руки покраснели… Аскеназ Мравян, давний приятель, руководитель загнанного в подполье большевистского комитета, протягивает свои шерстяные варежки. Степан не берет. Старик Анес идет проводником.
Ближние селения переполнены всадниками «дикой дивизии», мусаватистами и просто слегка переодетыми турецкими аскерами. Молодой родственник Анеса — Артем выдает себя за жениха, спешащего на свадьбу. Степан и сопровождающий его Мусеиб Алиев — старшие братья жениха. Второй помощник проводника Николай — зурнач. Кавалькада двигается под громкий звон зурны. Все выше в горы. К перевалу…
В четверг, двадцать пятого января, по всему Тифлису белые, серые, почти совсем желтые — какая нашлась бумага — извещения:
«22 января с. г., приехав в Тифлис, я получил декрет Совета Народных Комиссаров о назначении меня Временным чрезвычайным комиссаром по делам Кавказа.
Вступая в исполнение своих обязанностей, прошу всех граждан Кавказа, все Советы рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, все войска Кавказской армии, а также все местные политические, правительственные и общественные организации и учреждения обращаться ко мне по следующему временному адресу: Кочубеевская, 20, кв. 1.
Тут же выходит первый номер «Кавказского вестника Совета Народных Комиссаров». В долговечность своего издания Шаумян не очень-то верит. Полуденное солнце всегда исключает туман, тем более густой мрак. Нельзя, невозможно ужиться рядом, в одном городе, чрезвычайному комиссару и закавказской контрреволюции. Посланцу центральной Советской власти и националистическим центрам, консулу Смиту, главе английской миссии полковнику Пайку, эмиссарам Константинополя и Берлина…
Откладывать ничего нельзя. Завтра может и вовсе не наступить! В «Вестнике» сразу надо сказать как можно больше. Об общности судеб России и Кавказа, о национализации земли и дружественном отношении большевиков к крестьянам мусульманских провинций. Об елизаветпольских событиях, неизбежном суде над виновниками погромов и о том, что совершенно не нужно убивать ханов и беков, их жен и детей — достаточно отнять у них власть и имущество.
«Товарищи рабочие, солдаты и крестьяне Кавказа!
Дело революции нигде в России в настоящее время не находится в такой опасности, как у нас на Кавказе… Оборонческая буржуазно-помещичья власть, свергнутая в России, продолжает еще жить на Кавказе. Советы или не существуют вовсе, или низведены до роли ненужных придатков к реакционным оборонческим организациям.
Вместо интернационально-демократических и революционных Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов мы имеем реакционные буржуазные или помещичьи национальные Советы, играющие роль национальных правительств. Вместо интернациональной советской Красной гвардии мы имеем руководимые реакционными элементами национальные полки.
Благодаря этой националистической политике Кавказ стоит на краю пропасти. Спасайте его! Создайте здесь интернациональное рабоче-крестьянское правительство, которое в тесном единении с российскими советскими центрами положит конец контрреволюции и поведет рабочее и крестьянское население края к светлому будущему, к царству социализма».
Меньшевики уходить не хотят. Они, бьет тревогу Ленин, предпочитают поставить виселицу для Шаумяна. Восьмого и девятого февраля идут лихорадочные приготовления. В Тифлис из деревень стянуты «народные гвардейцы». Вытребованы полки «дикой дивизии». Сформированы офицерские добровольческие дружины. Ничего не упущено. Заранее закрыты большевистские газеты «Кавказский рабочий», «Брдзола», «Банвори крив». Выданы ордера на аресты. Назначено крупное вознаграждение за голову Степана. Найти его никак не могут. В «Кавказском слове» — подобие скончавшейся в Петрограде «Биржевки» — простодушное свидетельство: «На Дворцовой сняли с трамвая одного типа, будто бы похожего на Шаумяна, и выстрелили в упор. Кричали: «Чрезвычайный комиссар большевиков испустил дух!» Увы, опять не он!»
