Забытая клятва Гиппократа - Градова Ирина (читаем полную версию книг бесплатно .txt) 📗
– Но именно его-то и невозможно приплести к делу! – возразил майор.
– Я говорю как раз об этом, – поправив очки привычным жестом, сказал Павел. – Он хотел загрести жар чужими руками, а сам между тем никого не убивал – я в этом почти уверен. Как и в том, что ни один из подозреваемых не знает правды о том, что он питает к Шилову личную ненависть. Заметьте, со смерти его дочери прошло несколько лет, но он не предпринимал попыток устранить Олега – по крайней мере, физических попыток. И даже когда представилась возможность лишить Шилова лицензии, он пытался сделать это через Толмачева. Тот, конечно, человек крайне неприятный, но искренне верил в то, что Шилов и Извеков – болезнь, а он – лекарство! Это говорит о том, что Емоленко в глубине души трус. Я внимательно читал интернетовские «откровения Немезиды» и пришел к выводу, что там слишком много общих суждений – и ничего личного. Его речь изобилует образами и лозунгами, она похожа на предвыборную агитацию современного политика, а не на крик души убитого горем отца. Это – призыв к действию, но действовать должны другие, не он!
Я заметила, как лицо Карпухина неожиданно просветлело, хотя сама никак не могла взять в толк, что имеет в виду психиатр и чему так радуется майор.
– Ты полагаешь, – медленно начал Карпухин, – что все эти люди считают Емоленко борцом с несправедливостью, у которого нет никаких личных мотивов? Он – член Комиссии по этике и искренне возмущен беспределом, царящим в среде врачей?
Кобзев кивнул.
– Таким образом, – продолжал майор, – если дать Свиридину понять, что Емоленко просто подставил его… Свиридин уже кого-то убил?
– Боюсь, что так, – вздохнул Павел. – И он ни за что не выдаст того, для кого это сделал, потому что этот человек – его брат. В смысле, брат по несчастью.
– Другое дело – Емоленко! – подхватил Карпухин. – Предположим, он здорово струхнул, поняв, что теперь делом вплотную занялись и что его хитроумная схема убийств не своих личных врагов, а врагов приятелей по клубу больше не работает. Он понял, что рано или поздно мы выйдем на след, если уже этого не сделали, а значит, убийства должны прекратиться.
Теперь и до меня стало доходить, что они с Кобзевым имеют в виду.
– Значит, – проговорила я, просветленная, – Свиридин убил кого-то из врачей и ожидал, что Шилов и Извеков последуют за ним, так как план предполагал именно такое развитие событий?
– Точно! – хлопнул себя по ляжкам Карпухин. – И тут Емоленко – думаю, к всеобщему облегчению – говорит, что все нужно прекратить, потому что это-де становится опасным.
– И только Свиридин недоволен таким развитием событий, – закончила я. – Но… как нам это поможет?
– Думаю, – сказал майор в ответ на мой вопрос, – Павел считает, что, если рассказать Виктору Свиридину о том, что у Емоленко имелся свой интерес в том, чтобы именно он убил Шилова и Извекова за предполагаемую врачебную ошибку, и что сам Емоленко не собирался марать руки, предпочитая подставить другого, Виктор может разозлиться.
– Это – самый вероятный вывод, – подтвердил Павел.
– Ну, ты голова! – восхищенно воскликнул Карпухин. – И как я сам-то не дотумкал? Лады, парни… и дамы, – добавил он, вспомнив о моем и Викином присутствии, – я побег, а вы тут… как-нибудь без меня!
После поспешного ухода майора мы еще посидели в офисе с полчаса. Вика принесла кофе с бутербродами. Странно и немного жутковато: Лицкявичус в больнице, а работа офиса вроде бы и не прекращается. Ни один из нас не решался задать вполне закономерный вопрос: что, если он не выкарабкается? То есть мы почти не сомневались в том, что босс выживет, но сможет ли он продолжать активно руководить нашей организацией? Если нет, то кого пришлют на его место?
– Думаете, они заговорят? – прервала молчание Вика. – Ну, подозреваемые?
– Главное, чтобы заговорил хотя бы один, насколько я понимаю, – ответил Кадреску, внимательно разглядывая свой бутерброд, словно ожидая, что оттуда вот-вот полезут жуки или черви, до тех пор искусно маскирующиеся под кунжутные семечки.
– Если мы правы и Емоленко в самом деле науськал всех убийц, то у него есть вся информация, – вздохнул Никита. – Теперь надежда только на Карпухина!
…Войдя в квартиру, я услышала звук работающего телевизора. В тот день мы с Олегом даже не виделись: он ушел рано утром, а у меня был выходной, и я проснулась только в десять, когда гостящая у нас дома Куся начала нетерпеливо тыкаться волосатой мордой мне в лицо, требуя вывести ее на прогулку. А потом я усвистала на встречу в ОМР. Сейчас же часы в коридоре показывали половину двенадцатого вечера, и я тут же почувствовала себя виноватой за то, что ни разу не соизволила позвонить Олегу и сообщить, где нахожусь. Он вышел в коридор, среагировав на Кусины радостные постанывания: она всегда так встречает хозяев. Кажется, он не злился.
– Была в офисе, – быстро заговорила я. – Карпухин всех собрал, и…
– Все в порядке, – прервал меня Шилов. – Я понимаю. Как Андрей?
– Держится…
Войдя в комнату, я поняла, что мы не одни: навстречу мне поднялся Шилов-старший. Мы по-родственному обнялись, хотя до этого встречались только на свадьбе.
– Я так рада вас видеть, Валентин Геннадьевич! – воскликнула я.
– Завтра с утра поеду к Андрею, – сказал он и задал тот же вопрос, что и Олег: – Как он там?
– Нас к нему не пускают, – пожаловалась я. – Но говорят, что состояние стабильное.
– Это хорошо, – кивнул Шилов-старший. – Он сильный. Осколки следовало извлечь уже давно, но Андрей бегал от меня как черт от ладана. Ну да ничего, теперь не убежит!
Мы поужинали и оставили моего свекра в гостиной, предварительно разложив диван и застелив его свежим хрустящим бельем. Уже в постели, глядя на Олега, увлеченно читающего «Ланцет», я поинтересовалась:
– Что-то не так, Шилов? Ты весь вечер какой-то молчаливый.
Он поднял глаза, вздохнул, снял очки и отложил журнал.
– Я думал, ты не расположена к разговорам сегодня, – сказал он.
– Это не так! – возразила я.
– Что ж, хорошо.
– Что хорошо? Не понимаю я тебя, Шилов!
Мне показалось, что он чего-то недоговаривает. Это странно, ведь обычно именно Олег настаивал на том, чтобы все обсуждать. Это я страдаю тягой к умалчиванию, частенько избегаю откровенных бесед, но не Шилов.
Выключив свет со своей стороны, я отвернулась к стенке. Через несколько минут Олег сказал:
– Ладно, давай поговорим.
– Какое счастье! – буркнула я.
– Что между вами происходит?
Я резко перекатилась на другой бок и встретилась взглядом с мужем. Его глаза были темны, и мне вдруг показалось, что я лежу в постели с незнакомцем.
– Между кем и кем?
– Ты прекрасно понимаешь, о чем я! – мотнул головой Олег, отметая любые возможные возражения. – Я видел тебя… там.
Я лукавила, конечно же, и отлично знала, что имеет в виду Шилов. В самом деле, в тот момент, когда раздался выстрел в операционной, и потом, увидев Лицкявичуса на полу, я испытала странное щемящее чувство, которое не смогла бы выразить словами. Я говорила себе, что ощутила бы то же самое, случись такое с любым из моих коллег. В то же время я понимала, что это, скорее всего, не так. Пока Лицкявичус находился в операционной, ведя переговоры со Свиридиным, мне казалось, что я переживаю только за Шилова. Но то, что я сама еще не вполне разобралась в своих чувствах, отнюдь не означало, что я должна признавать правоту Олега. Мне дороги наши отношения, и я не собиралась давать повода их разрушить.
– Что ты видел? – спокойно спросила я. – Я думала, что кто-то погиб – возможно, даже ты. Войдя в операционную, я с трудом понимала происходящее. Там было полно народу, а вы все на полу, и Лицкявичус… Господи, Шилов, да я просто не соображала ничего, можешь ты это понять?! Ты бы хотел, чтобы я просто вздохнула с облегчением, хотя мой коллега, мой начальник…
– Ладно, – примирительно сказал Олег, поглаживая мою руку, лежащую между нами на подушке. – Проехали!
