Пусть меня осудят - Соболева Ульяна "ramzena" (хороший книги онлайн бесплатно TXT) 📗
У одного из них зазвонил сотовый, и он быстро ответил на языке. Я не знала, о чем и с кем он говорил, но едва закончился разговор, моя охрана расступилась. Вдруг тот детина, который говорил по сотовому, дернул меня за волосы к себе и приставил дуло пистолета к моей голове. Он толкал меня впереди себя. Я всхлипнула, но не закричала. Мы шли очень медленно, и я уже начала различать впереди две группы людей. У всех на взводе автоматы, держат друг друга на прицеле. С обеих сторон были кортежи по нескольку черных мерседесов. Я, видимо, находилась в самом эпицентре каких-то разборок.
Посередине, между группами мужчин с автоматами, стояли друг напротив друга двое, о чем-то громко беседуя. До меня не доносились слова. Только звук их голосов. Внезапно я почувствовала, как у меня подкосились ноги, и из груди вырвалось хриплое рыдание. Я узнала Руслана. Это он там, впереди, разговаривает с… о, Боже… с Камраном. Это его держат на прицеле люди Нармузинова. И, судя по всему, меня тоже.
Вся картинка для меня сложилась в большой пазл, в чудовищную, уродливую головоломку. Из-за меня Камран заставил Руслана пойти на какую-то сделку… Господи, я же знала, что нас не просто так сюда пригласили… совсем не просто так…
Вдруг Руслан обернулся ко мне, и я закричала, так громко, что голос сорвался. Руслан оставался на месте, не двигался, только смотрел на меня, и я видела, как его руки сжались в кулаки. Я сделала шаг в его сторону, но меня дальше не пустили, дуло пистолета сильнее впилось в мой затылок.
– Не дергайся, сука, пристрелю.
Я услышала голос Камрана.
– Отдавай приказ, Бешеный, я жду. Отдашь приказ, тогда ее отпустят. Давай, звони. Отъедут составы, и получишь свою девку в целости и сохранности. Только без лишних телодвижений, а то ее мозги разлетятся на несколько метров.
Руслан снова посмотрел на меня, а потом медленно повернулся к Нармузинову.
– Пусть она сначала сядет в мою машину.
– Ты не шути со мной, мальчик… я сказал, что сначала ты отдашь приказ.
– Я похож на шутника, Азиат? Чего тебе бояться? Она тебе больше не нужна. Я здесь, под дулами твоих братков, так что я никуда не денусь. Давай, отпусти ее. И я позвоню, кому надо.
Нармузинов повернулся в мою сторону и быстро кивнул, мне развязали руки и толкнули в спину.
– Иди.
Я пошла медленно, не оборачиваясь, постепенно ускоряя шаг, глядя Руслану в глаза, судорожно сжав руки на груди. А потом я побежала к нему, непроизвольно, чувствуя, как слезы текут у меня по щекам.
– Оксана, иди в машину, я сказал. В машину, – лицо Руслана исказилось будто от боли. – Серый! Уведи ее!
Я уже ничего не слышала, бежала к нему, сбросила туфли. Холодный асфальт обжигал босые ноги, но меня вдруг подхватили под руки и потащили к джипу. Вот теперь я сопротивлялась, крича громко и надрывно, но Серому все же удалось затолкать меня в джип и заблокировать все дверцы.
Мое сердце билось в сумасшедшем ритме, я хватала ртом воздух, стараясь не разрыдаться в голос, цепляясь поломанными ногтями за опущенное окно. Я видела, как Руслан куда-то позвонил. Состав очень медленно двинулся с места. Люди Руслана и Нармузинова опустили автоматы и разошлись по машинам. Еще никто не уезжал, но и перестрелки теперь тоже не будет. Я с облегчением вздохнула.
Руслан шел ко мне, слегка хромая. Шаг за шагом. И мое сердце отсчитывало каждый удар. Он подошел к джипу, и я высунулась наружу, меня трясло как в лихорадке. Руслан осторожно тронул мою разбитую губу большим пальцем, его глаза потемнели, брови сошлись на переносице.
– Ты в порядке? Они ничего с тобой не сделали?
Я отрицательно качнула головой и протянула руку, сжала его ладонь так сильно, что у самой занемели пальцы. Я хотела кричать и плакать, но не могла, только шумно, со свистом дышала и смотрела на него. Такого любимого, такого родного. Не отпущу его, никогда больше. Он мой. Плевать, кто он. Плевать на все. Я так люблю его. Я так сильно его люблю.
– Оксана, Сергей отвезет тебя в безопасное место, слышишь? Ты сегодня же уедешь. Я уже обо всем позаботился.
– Я хочу с тобой, – прошептала едва слышно и сжала его руку еще сильнее. Сама не поняла, что плачу.
Руслан вытер слезу с моей щеки и устало и вымученно улыбнулся.
– Нельзя. Ты должна уехать. Сейчас, немедленно. Я потом приеду к тебе. Обещаю.
Но мне почему-то было страшно. Мне казалось, если я отпущу его сейчас, нас обязательно что-то разлучит. Мне было больно с ним прощаться даже на короткое время. Даже на мгновение. Хватит расставаний, с меня довольно. Еще одного я не выдержу.
– Серый, увози ее.
«Нет, не сейчас, только не сейчас».
Джип медленно тронулся с места, я все еще пыталась удержать его руку, но наши пальцы разъединились, и Руслан пошел следом за автомобилем, провожая, глядя на меня. Такой бледный, похудевший за эти два дня, с синими кругами под глазами. Почему-то это расставание давалось мне гораздо труднее, чем все те, которые мы уже пережили. Мое сердце сжималось от тоски.
Грохот отъезжающего локомотива заглушил все остальные звуки, и вдруг я увидела, как Руслан дернулся и резко остановился, потом дернулся еще раз и еще. Его глаза в удивлении распахнулись, он схватился за грудь, упал на колени, все еще смотрел на меня, потом перевел взгляд на свою руку, снова на меня. Я увидела, как Нармузинов опустил пистолет, и вдруг все поняла, закричала, дернула дверцу машины. Голос Руслана донесся до меня издалека:
– Гони, Серый, гони, сейчас рванет.
Джип резко сорвался с места, я орала, я колотила руками по стеклу, прижимаясь к нему лицом. Но мы мчались на немыслимой скорости. Начался дождь, ливень. Он хлестал в окна джипа, а я кричала и кричала. Мой голос срывался, я оглохла от собственного крика, но меня никто не слышал, и вдруг раздался оглушительный взрыв. Столп пламени взметнулся в воздух вместе с обломками рельс, кусками железа, стелами и падающими с грохотом разорванными на клочки вагонами. Я смотрела на огонь и уже только шевелила губами:
– Вернись, вернись обратно, пожалуйста… Вернись обратно.
Я повернулась к Сергею и, сама не знаю, как это сделала, – я выдернула пистолет из кобуры на его поясе и наставила дуло прямо ему в лицо.
– Вернись туда.
Серый посмотрел на меня. Челюсти сжаты, лицо серое, перекошенное, глаза налились кровью.
– Нет.
– Вернись, твою мать, не то я разнесу твою тупую башку и вернусь сама!
Я хрипела, голос сорвался окончательно.
– Нам незачем туда возвращаться, – глухо сказал он и сильнее надавил на газ. Я выронила пистолет и почувствовала, как у меня разрывается голова, в ней нарастал рев, цунами. Я попыталась выбить стекло, и в этот момент Сергей вдруг резко надавил на тормоза. Джип остановился прямо посередине дороги. Серый вдруг резко прижал меня к груди.
– От него ничего не осталось, поверь, там не на что смотреть…
Я вздрагивала, пыталась его оттолкнуть, но он сжимал меня очень сильно, до боли.
– Там не на что смотреть… от него ничего не осталось, – повторял он, как заведенный, и я чувствовала, как он дрожит вместе со мной.
Я отрицательно качала головой, мне было нечем дышать, я пыталась вздохнуть и не могла. Серый разжал руки. По его щекам текли слезы. Он смотрел на меня, а я – сквозь него, я уже ничего больше не видела, я словно ослепла.
«От него ничего не осталось… ничего не осталось… ничего не осталось».
Это от меня больше ничего не осталось, ни кусочка… меня больше нет.
Я сгорела в этом пламени, вместе с Русланом.
21 глава
Спустя четыре месяца…
Я сидела на больничной кровати и раскачивалась из стороны в сторону. У меня не осталось слез. У меня больше ничего не осталось. Он забрал меня с собой. Там, отпуская меня навсегда, он знал, что больше никогда ко мне не вернется. Я не сходила с ума, я не билась в истерике, я просто умерла вместе с Русланом. Так бывает, когда ты вроде и живешь, но на самом деле тебя больше нет. Мою душу подтачивала тоска. Это дикое чувство безысходности и слово никогда. Оказывается, нет ничего ужасней и страшней. Даже слово смерть не настолько сводит с ума, оно материализуется в образы, в воспоминания. А вот «никогда» смотрит на тебя пустыми глазницами, трогает ледяными щупальцами отчаянья и оплетает паутиной безысходности. Оно убивает своей обреченностью. Прошло четыре месяца, а мне все хуже, боль не притупляется, не отпускает, а становится въедливой, хронической. Я даже начала к ней привыкать, я просыпалась с ней, я с ней засыпала. Точнее, я проваливалась в сон. Воспоминания терзали и рвали мне душу в клочья.
