Заклинатель змей (СИ) - Рогозин Олег (электронные книги бесплатно .txt) 📗
Вертолет садился прямо на кладбище, с треском ломая кресты и сухой кустарник. Саша ничего не видел вокруг, он пытался, собрав остатки сил, дотянуться до Рогозина, вытащить его обратно. Его грубо отпихнули в сторону, он полез драться, получил ошеломляющей силы тычок в зубы и только тогда узнал Аркадия.
- Только хуже сделаешь, - пояснил тот. – Грузите его, быстро!
Саша в оцепенении следил, как Игоря уложили на носилки и потащили в вертолет. Где-то за спиной с грохотом садилась вторая машина – удивительно, как пилот не побоялся зацепиться за окружавшие кладбище деревья.
- Не бей ребенка, он не виноват, - сказала невесть откуда возникшая Алиса. – Такая херня, Саш, он прав, этим не поможешь… Ты знаешь, что такое энергетическая кома?
Саша не знал. И не хотел знать, если честно. Слова почти не долетали до его сознания, оставаясь где-то на периферии, где они сплетались в причудливый узор с прочими образами. Черные кресты, красная кровь, небо, подсвеченное прожекторами. Жутковатое готическое кружево.
- Он создал воронку, и утянул его за собой, - говорила Алиса. – Мы видели сверху, но не могли пробиться, какое-то поле…
Саша ничего не понимал, и даже не пытался переспрашивать. Ему казалось, что все вокруг говорят на каком-то иностранном языке. Может, на немецком.
Он забрался в вертолет, попытался пробиться к носилкам, хотя бы посмотреть на Игоря. Его отпихнули к стене, усадили на узкую лавку, тянувшуюся почти по всей длине машины. Когда вертолет затарахтел, набирая обороты, парень прижался лбом к стене. Хотелось заплакать, но слез, как назло, не было, получалось только глухо завыть от отчаяния – все равно за шумом никто не услышит. Сидевшая рядом Алиса придвинулась ближе, обняла его осторожно.
«Если один человек любит другого… - тихо повторял он про себя, словно заведенный. – Если… любит… значит, должен… оставаться до конца…»
Глава 16. Тринадцатый аркан - Смерть (Очищение).
Бескрайняя равнина с покрытой трещинами красноватой почвой простиралась до самого горизонта, не являя взгляду ни малейшего намека на растительность. В белом, точно выцветшем небе скользила далекая черная фигурка птицы. Саша проводил ее взглядом, поднял руку, рассматривая свою ладонь, покрытую сетью линий, будто бы нарисованных черной тушью. Стоило сжать руку в кулак и вновь распрямить – узор менялся. Значит, сон… Один из самых эффективных приемов, что подсказала ему когда-то Оля, по-прежнему работал.
Воспоминание о пропавшей сотруднице отозвалось минутной печалью.
- Оля? – позвал он без особой надежды, оглянувшись по сторонам. И вздрогнул, услышав за спиной тихий смешок.
Просторное белое платье легко укутывало смутно знакомый силуэт. Штатная сновидица Отдела и теперь сохранила за собой привычку менять облик в сновидениях, но что-то в ней было сейчас особенным – может, ощущение легкости, нереальности, даже сквозь тело ее, кажется, просвечивали очертания далеких скал на горизонте. Если бы призраки действительно являлись людям наяву, примерно так бы они и выглядели, подумалось Саше.
- Ты… здесь? – он не знал, как сформулировать вопрос точнее. Ты жива? Ты умерла? Где ты? – Мы искали тебя…
- Я сплю, - ответила Оля, с улыбкой разводя руками. – Все время сплю. Иногда мне снится, что я бодрствую, а сейчас вот снится, что я сплю и вижу тебя. Я теперь знаю разницу…
- Но я ведь помню, что сплю, значит, мы встретились на самом деле! – Саша несколько запутался в логических цепочках, но в одном он был точно уверен – он не является частью сновидения. Еще не хватало в собственной реальности усомниться.
- Он потерялся… - невпопад сказала девушка. Задрав голову, она смотрела в небо, где силуэт птицы почти превратился в крохотную черную точку. – Я пыталась показать ему дорогу назад, и поэтому пришла… Но не могу взлететь, здесь такой тяжелый воздух… нужны очень сильные крылья…
Кто-то тряс Сашу за плечо, и он рывком распахнул глаза, почти стерев из памяти неземную равнину, девушку и птицу.
- В кресле же спать неудобно, дитя мое, - с укором сказал Феликс. – Я тебе кушетку припер… раз домой ты все равно не уедешь, как я понимаю…
- Спасибо, - ровным тоном сказал Саша. Спина действительно затекла от долгого сидения. Повернувшись, он посмотрел на Игоря. Многочисленные приборы, к которым тот был подключен, мерцали ровно, успокаивающе. Никаких тревожных сигналов. Никакой надежды.
- Без изменений, - подтвердил Феликс. Подошел, пощелкал какими-то кнопками – больше для проформы, кажется. В белом врачебном халате он смотрелся не в пример серьезнее, чем в обычном своем облике. Кто бы раньше сказал Саше, что этот эксцентричный старикан с манерами оперной дивы – широко известный в узких кругах специалист по нейрофизиологии. И что лучше него никто не разбирается в тех специфических вывертах, что порой происходят в мозгах операторов. Особенно если таковым приспичит геройски спасать планету. Раньше, наверное, Сашу этот факт весьма позабавил бы. Раньше, наверное, он бы заинтересовался работой специализированного медицинского центра, где торчал уже шестые сутки. Хоть по коридору да прогулялся бы. Впрочем, по коридору он ходил, например, когда Феликс чуть ли не пинками загнал его в служебный душ, или когда Алиса таскала его в столовую поесть. Люди приходили, уходили, говорили какие-то слова, приносили какие-то вещи, пускались в пространные объяснения и придумывали утешения. Как будто слова, впустую сотрясающие воздух, имели какое-то значение. Как будто, приклеив ярлык, дав определение, ты отгоняешь беду.
Саша не любил больницы, и сомневался, что его отношение в ближайшее время изменится. Безысходность – вот что стоило написать на каждой стене здесь, над каждой мигающей лампочкой на приборах.
«…Это явление из области, где научные определения заканчиваются, - объяснял ему Феликс. Вот что такое отрицательная энергия? Как можно отдать больше, чем имеешь? Известное дело, каждое живое существо излучает в тепловом и множестве других диапазонов, но только разумное существо может додуматься до такой глупости - отдать больше энергии, чем есть у него изначально. И вот тогда его баланс становится отрицательным, выражаясь языком мобильных сетей… Наблюдал я таких… героев. Может человек одним ударом целый отряд положить, может. Но и сам потом не встанет, вот ведь какая незадача…»
«…как маятник, - объяснял Тимофей. – Помнишь, как я того типа в психушке растормаживал? Вот он некроманта этого проклятого в такой маятник и затянул, только сильнее… Позволил ему установить связь – и ударил, пацану мозги выжгло в кашу, такое напряжение было… я результаты вскрытия смотрел. Он ведь хотел не просто носителя уничтожить, а чтобы сущность эта энергетическая вместе с ним сгорела».
Почему-то все считали своим долгом тщательно разъяснить Саше, что именно произошло. Чего они ждали в ответ, интересно? Что он кивнет, встанет из кресла, придвинутого к постели Игоря, и пойдет по своим делам?
«… можно попытаться восполнить этот отрицательный баланс, - говорил Феликс. – Тогда он ненадолго придет в себя – а потом его утянет еще глубже в «минус». Это уже не теория, это проверено. Пытались мы накачивать энергией тех, кто валялся в коме. Их хватает на минуту-другую… рассказать какую-нибудь особо важную информацию успеют, и все. Мозг вырубается необратимо. Там уже и аппарат не спасет, накрывай простыней да звони родным… Ну не плачь, мальчик, не надо. Я тебе рассказываю все как есть, чтоб ты знал. Мы же так делать не собираемся… если, конечно, какой-нибудь умник из руководства не решит, что Игорек обладает особо важной информацией… Пока этого не случилось, есть время что-то придумать. Наука тоже на месте не стоит… Я так думаю, нужно дать ему энергии больше, чем он затратил, тогда получится. Вот только где ее взять столько-то… Я, конечно, докладывал наверх, просил привлечь какого-нибудь… компетентного специалиста. А вот нет, говорят, у них операторов такого уровня, и не предвидится. Можно попробовать… собрать нескольких, сделать круг усиления. Алиса, лиса этакая, знает, как это провернуть, уже рыскает по кустам. Но опасаюсь я, не найдется желающих. А засранцы в штабе, небось, только рады. Игорек для них безопаснее в таком состоянии – хоть ничего нового не выкинет, и то хлеб. С докладом-то его до сих пор носятся, решают, то ли наградить его за это, то ли посадить…
