Николай II в секретной переписке - Платонов Олег Анатольевич (мир книг TXT) 📗

Как бы я хотела знать, каковы известия с фронта! — Такая тревога на душе!

До свидания, мой Ники, мой единственный, мой родной. Да благословит и защитит тебя Господь! Покрываю твое дорогое лицо поцелуями. Навсегда твоя

Солнышко.

Ц.С.

14 июня 1915 г.

Мой родной, любимый Ники,

Как я благодарна тебе за твою дорогую телеграмму! — Бедняжка, даже по воскресеньям у тебя заседания министров. Наша прогулка в Павловск была очень приятной; на возвратном пути маленький автомобиль Георгия (как у Алексея) налетел на наш экипаж, но, к счастью, не опрокинулся, и машина его не испортилась. Павел пил со мной чай и просидел 1 3/4 часа. Он был очень мил, говорил откровенно и просто, благожелательно, без желания вмешиваться в дела, которые его не касаются, — только расспрашивая о разных вещах. С его ведома я о них и рассказываю. Ну, во-первых, — недавно у него обедал Палеолог и имел с ним долгую интимную беседу, во время которой он очень хитро старался выведать у Павла, не имеешь ли ты намерения заключить сепаратный мир с Германией, так как он слыхал об этом здесь, и во Франции распространился об этом слух; — они же будут сражаться до конца. Павел отвечал, что он уверен, что это неправда, тем более, что при начале войны мы решили с нашими союзниками, что мир может быть подписан только вместе, ни в каком случае сепаратно. Затем я сказала Павлу, что до тебя дошли такие же слухи насчет Франции. Он перекрестился, когда я сказала ему, что ты и не помышляешь о мире и знаешь, что это вызвало бы революцию у нас, — потому-то немцы и стараются раздувать эти слухи. Он сказал, что слышал, будто немцы предложили нам условия перемирия. Я предупредила его, что в следующий раз он услышит, будто я желаю заключения мира. Затем Павел меня спросил, правда ли, что Щегловитов сменяется и тот противный Манухин [274] назначается на его место. Я ответила, что ничего об этом не знаю, и не понимаю, почему Щегл. собрался именно теперь ехать в Солов. монастырь. Затем он мне сказал о другой вещи, которая хотя и неприятна, но лучше тебя о ней предупредить, — а именно, что последние 6 месяцев говорят о шпионе в ставке, и когда я спросила его имя — он назвал генерала Данилова (черный) [275]. Он от многих слышал, что чувствуется что-то неладное, а теперь и в армии об этом говорят. Друг мой, Воейков хитер и умен, поговори с ним об этом и вели ему умно и осторожно следить за этим человеком. Конечно, как Павел говорит, у нас теперь мания на шпионов, — но все же, раз такое сильное подозрение возникло, раз делается известным загранице все, что могут знать лишь близкие посвященные лица в ставке, Павел счел своим долгом спросить меня, упоминал ли ты мне об этом. Я ответила, что нет. Только не говори об этом Николаше, пока не будешь иметь достаточно материала, так как он все может испортить своей горячностью и сказать Данилову все в лицо, или не поверить. Но я считаю вполне справедливым наблюдать за ним, хотя он и может казаться вполне честным и симпатичным. — Пока ты там, желтые и другие должны насторожить уши и глаза и последить за его телеграммами и за людьми, которых он видит. Говорят, что он часто получает крупные суммы. Я это все тебе пишу, не зная, есть ли основания для этих слухов, — все же лучше тебя предупредить. — Многие не любят ставку и неприятно чувствуют себя там, и так как у нас было, увы, много шпионов (а также и невинных людей, обвиненных Ник.), тебе следует теперь осторожно все разузнать, прошу тебя. Павел говорит, что назначение Щербатова было встречено с восторгом; сам он его не знает. — Извини меня за то, что так к тебе пристаю, мой бедный усталый друг, но я так жажду помочь тебе, и, может быть, могу быть полезна тем, что передаю тебе все эти слухи.

Мария Васильчикова живет с семьей в зеленом угловом домике и наблюдает из окна, как кошка, за всеми, кто входит и выходит из нашего дома. и делает свои замечания. Она извела Изу своими расспросами, почему дети один день вышли из одних ворот пешком, а другой раз на велосипедах, почему один офицер с портфелем угром входил в одном мундире, а вечером одет по-другому. Она сказала графине Фред., что видела, как Гр. сюда въезжал (отвратительно). — Чтобы наказать ее, мы сегодня пошли к А. окольным путем, так что она не видала, как мы выходили. Он был с нами у нее от 10 до 11 1/2. Посылаю тебе Его палку (рыба, держащая птицу), которую Ему прислали с Нов. Афона, чтобы передать тебе. Он употреблял ее, а теперь посылает тебе, как благословение, — если можешь, то употребляй ее иногда; мне так приятно, что она будет в твоем купе рядом с палкой, которой касался m-r Philip. Он много и прекрасно говорил, — что такое русский император: хотя и другие государи помазаны и коронованы, только русский император уже 300 лет является настоящим помазанником Божиим. Он говорил, что ты спасешь свое царствование тем, что не призовешь сейчас 2-го разряда, и говорил, что Шаховской был в восторге, что ты сам это приказал, потому что все министры того же мнения, но сами не подняли бы этого вопроса.

Он находит, что ты должен приказать заводам выделывать снаряды, просто дай распоряжение, чтобы тебе представили список заводов, и тогда укажи – какие, — лучше сделай это сам, а не через комиссии, которые неделями болтают и ни на что не могут решиться. Будь более самодержавным, мой дорогой друг, покажи свою волю!

Выставка-базар началась сегодня в Большом Дворце на террасе. Она не очень велика (я еще там не была), и наши работы все уже распроданы, — правда, мы их сделали немного, но мы еще будем работать и пошлем туда. Продали более 2100 входных билетов по 10 коп.; раненые солдаты не платят, так как они должны видеть работы, которые сами делают. Я послала несколько наших ваз и две чаши, потому что они всегда привлекают публику.

Скажи старику, что я вчера видела его семью мельком, когда ходила к Нини за Аней, — у всех трех дам вид хороший. Скажи Воейкову, что, по-моему, его кабинет очень красив (к счастью, там не пахнет сигарным дымом).

Сейчас иду спать и допишу письмо завтра. Мы завтракали на балконе, было очень свежо, — всего только 9 градусов. Бэби очень наслаждался поездкой в Петергоф и играми с офицерами. Дмитрий поправляется и надеется быть в состоянии уехать в четверг, хотя бы на костылях, — он в отчаянии, что должен был остаться здесь.

Алексей, последний из Долгоруких, умер недавно в Лондоне [276]. Спи спокойно и отдохни хорошенько, мое сокровище, — я перекрестила и поцеловала твою подушку, так как — увы! нет тебя здесь, чтобы приласкать и прижаться к тебе. Спокойной ночи, мой ангел!

Июня 15-го. Чудная погода, пишу на балконе, где мы завтракали. Я приму несколько офицеров, а затем пойду к Мавре. В госпитале мы снимались в саду, а затем, когда кончили все дела, сидели на балконе.

Я так жажду известий! Сколько времени ты будешь отсутствовать? Аня в первый раз поехала в город в автомобиле к своим родителям, так как ее мать больна, а потом к нашему Другу.

Теперь прощай, мое сокровище, горячо тебя целую и молю Бога сохранить и наставить тебя. Твоя старая

Женушка.

Хватит ли у тебя терпенья прочесть это длинное письмо?

Ставка. 15 июня 1915 г.

Моя возлюбленная душка-Солнышко,

Самое нежное спасибо за два твоих милых письма. Вчера у меня не нашлось и минутки написать тебе, так как весь день я был занят. Это был день рождения Марии, и я счастлив был, что мог утром пойти в церковь.

Я говорил с Шавельским об устройстве в какой-нибудь день крестных ходов по всей России. Он нашел это правильным и предложил сделать это 8-го июля, в день Казанской Божией Матери, который празднуется повсеместно. Он шлет тебе свое глубокое почтение. В разговоре он упомянул о Саблере и сказал, что было бы необходимо сменить его. Замечательно, как все это понимают, и хотят видеть на его месте чистого, благочестивого и благонамеренного человека. Старый Горем., и Кривошеин, и Щербатов, все они говорили мне здесь то же самое и находят, что лучше всего для этого — Самарин [277]. Я теперь припоминаю, что лет шесть тому назад Столыпин хотел иметь его в министерстве и говорил с ним с моего разрешения, но он отказался. Я разрешил Горем, послать за ним и предложить ему это место. Я уверен, что тебе это не понравится, потому что он москвич; но эти перемены должны состояться, и нужно выбирать человека, имя которого известно всей стране и единодушно уважается. С такими людьми в правительстве можно работать, и все они будут держаться сплоченно — это совершенно несомненно.