Торжество на час - Барнс Маргарет Кэмпбелл (онлайн книга без .txt) 📗
— Да, Генри. К тому же, весьма вероятно, что удастся найти и пропавшую папскую грамоту, — поддержала она его.
— Папскую грамоту? — Золотистые брови Генриха удивленно поднялись. — Разве я не сказал тебе, дорогая? Ну да, из-за множества дел я совсем забыл. Этот сумасшедший Кампеджио сжег ее, как только закончился суд.
— По приказу папы? — в свою очередь удивилась Анна.
— Вполне может быть, если учесть, что Клементий только затягивает развод и водит меня за нос.
— Но тогда, Уолси… — У нее захватило дух от волнения, и она едва не сказала: «конец», но вовремя спохватилась. — Уолси больше не нужен тебе.
— В этом деле — нет. И ни в каком другом, если окажется, что он приложил руку к исчезновению писем, — решительно заявил Генрих. — Отныне я буду бороться за свой развод один.
Анна с восхищением посмотрела на него.
— О, Генри, конечно же, так будет лучше, хотя мы и бросаем вызов всему христианскому миру. Но я верю, у тебя хватит сил доказать свою правоту. И почему Риму дано право навязывать нашему народу свою волю и вмешиваться в наши дела? В нашей стране не любят иностранцев.
— Да, но некоторые из них накрепко завоевали сердца наших сограждан, — мрачно заметил Генрих, вспомнив о своей жене — испанке. — Мой народ иногда поражает меня сдержанностью, странно только, что порой эта знаменитая сдержанность изменяет ему. Особенно когда людям кажется, что игра ведется нечестно.
Генрих привлек к себе Анну, и так они стояли молча, чувствуя, что на их пути стоит сила, куда более грозная, чем церковь или неодобрение европейских дворцов.
Но через минуту Анна вернула Генриху уверенность.
— Церковь выйдет из-под влияния Рима. И ты будешь ее главой. Ты сможешь очистить приходы и монастыри от погрязших в грехах священников и поставить на место зарвавшихся епископов. А излишки, изъятые у церкви, можно вложить в развитие университетов. Ты только подумай, Генри, у тебя будут развязаны руки, и ты осуществишь множество реформ.
— Да, и при этом наши церковные службы сохранят прежний порядок и останутся такими же великолепными, — вдохновенно подхватил Генрих.
Но мечты о будущем не могли вернуть им утраченные письма.
Следующим утром на Кампеджио и сопровождавших его лиц, проезжавших по Флит-стрит, напали грабители. Поскольку произошло это почти сразу же после того, как процессия тронулась в путь, возмущение Кампеджио обрушилось, в основном, на неповоротливых изнеженных мулов, которых дал ему кардинал Уолси.
В ходе стычки содержимое дюжины или больше сундуков было вывалено на мостовую, а утренний ветер разметал его по придорожным канавам. Заспанные подмастерья, лениво направлявшиеся в этот ранний час в Ист-Энд, чтобы начать трудовой день, до странности быстро очнулись от дремотного состояния и активно включились в исследование содержимого сундуков.
Захлопали ставни в окнах вторых этажей. Полуодетые матроны громко и детально обсуждали разбросанные пожитки итальянского кардинала. Их мужья, с важностью стоя в дверях своих домов, кричали:
— Иностранцам нечего соваться в наши дела!
И, надевая свою теплую справную одежду, благополучные жители Лондона с презрением рассматривали плохонькое бельецо итальянцев, потертые сутаны, сухари да крутые яйца — жалкий скарб папских посланников, возвращавшихся, чтобы дать отчет папе о жизни его подданных.
Конечно же, совершенно случайно именно по Флит-стрит как раз в это время проезжал отряд королевских алебардщиков. Они помогли итальянцам поднять носилки кардинала и принялись с усердием собирать вещи обратно в сундуки, с большой аккуратностью перебирая и укладывая их.
Молодой капитан был так вежлив и с таким старанием складывал растрепанные ветром бумаги, что можно было подумать — его повышение по службе зависит от этого. Никому и в голову не могло прийти, что он ищет в этих бумагах любовные письма Генриха VIII, короля английского.
И хотя поиски ни к чему не привели, общая тайна и общая забота еще более сблизили Генриха и Анну.
Они провели спокойное Рождество в Гринвиче, представляя собой прелестную семейную картину. У Генриха не возникало желания видеть человека, который, может быть, читал и перечитывал его любовные письма.
Екатерина же была выслана в мрачный отдаленный угол страны, называвшийся Мор Парк. Даже ее рождественский подарок королю был отослан обратно. Ей также было приказано вернуть все королевские драгоценности. Поначалу Екатерина отказывалась подчиниться.
Екатерина и Анна были, похоже, единственными в стране, кто имели достаточно мужества отказывать Генриху во всем, чего бы он у них ни попросил. Но в конце концов король заставил жену покориться, и в рождественскую ночь тяжелое рубиновое ожерелье королевы украшало стройную шею Анны.
По тому, что Генрих передал ей королевские драгоценности, и по его намерению порвать с папой, Анна совершенно уверилась в том, что он намерен жениться на ней. Впервые за долгое время она чувствовала под собой твердую почву и поэтому могла позволить себе быть доброй и великодушной.
Вокруг замка простирались заснеженные равнины, Темза наполовину замерзла, и каждое утро на стеклах окон появлялись причудливые узоры.
А в замке было тепло и уютно. Во всех каминах пылал огонь, и веселые слуги украшали комнаты ветками падуба. Мастер Корнелис писал портрет Анны, который обещал быть очень удачным. И все дни в замке звучала музыка.
В собрании короля было семьдесят шесть музыкальных инструментов, а поскольку Генрих не выезжал на охоту и не упражнялся в стрельбе, они с Анной имели достаточно времени, чтобы опробовать каждый из них. Вечерами в замке царили музыка и веселье, а утром в церкви зажигались свечи, и проникновенный голос Кранмера звучал под древними сводами, открывая им всем истинное значение старых молитв.
Но больше всего Анну радовало то, что Джокунда проводила это Рождество с ними.
Анна старалась не вспоминать о Екатерине, жившей где-то в полуразрушенном доме в такую на редкость суровую зиму. В минуты раскаяния Анна откладывала в сторону вышивку со сложным оригинальным сюжетом, которую она хотела подарить Генри, и начинала вместе с Джокундой и другими женщинами старательно вязать теплые вещи для бедных.
«Как хорошо, когда тебя все любят, как любят Екатерину, — думала Анна. — Как хорошо быть доброй и не кривить душой. Но с другой стороны, Екатерина родилась принцессой, и ей не пришлось бороться за свое место в жизни, расталкивая других».
Случай проявить человечность и доброту неожиданно представился в день перед двенадцатой ночью. Прибыл доктор Баттс с вестью о том, что Томас Уолси серьезно болен.
Генрих непритворно огорчился.
— Болен? Что с ним? — спросил он, отодвигая в сторону доску для трик-трак и забыв о своих выигрышах.
— Ваше Величество, он болен не только телом. Он страдает и душевно, — ответил добрый Баттс. — Страдания его так велики, что, боюсь, он не протянет долго, если только вы, Ваше Величество, не соблаговолите послать ему утешительную весточку.
— Господь не допустит его смерти, — взволнованно воскликнул Генрих. — Передай ему, мой дорогой Баттс, что я не держу на него зла и пусть он пребывает в мире и покое. — Король снял с пальца перстень со своим собственным изображением. — Вот, передай ему. Он узнает его, потому что сам когда-то подарил мне его. Отдохни и отправляйся поскорее в обратный путь. И прошу тебя, сделай для него все возможное, как если бы ты старался для меня самого.
У Анны слова Генриха не вызвали удивления. Он так же, как и она, стал спокойнее и добрее за время их уединения, вдали от бесконечных государственных дел. В эти дни она не раз думала, что у них с Генрихом могла бы быть хорошая семейная жизнь.
Он подошел к ней, не прося и не приказывая, но взывая к ее доброте.
— Любовь моя, ради меня, пошли бедному Уолси что-нибудь в знак того, что ты не держишь на него зла, — тихо сказал он. — Я буду очень благодарен тебе за это.
Анна была рада сделать ему приятное, тем более, что, чувствуя под собой твердую почву, она, действительно, больше не хотела увеличивать страдания человека, который уже не мог причинить ей зла. Анна отцепила висевшую у нее на поясе драгоценную безделушку и вручила ее своему любимому доктору.
