Пациент скорее жив - Градова Ирина (книги регистрация онлайн бесплатно TXT) 📗
– Но зачем вообще нужен был перевод? – недоумевала я. – Почему просто не выписать их?
– Некоторых из пропавших и «выписывали» – по документам. Однако если бы кто-то потребовал информацию и выяснилось бы, что больные являлись пациентами одного и того же отделения, выписались, а до дома так и не добрались, это выглядело бы подозрительно. А так, будучи «переведены» в другое отделение, они как бы переходили из ведения Власовой к другому человеку, и она больше ни за что не отвечала. Вы же заметили, что ни один из исчезнувших больных не умер в больнице? Их смерть подпортила бы показатели и по отделению, и по больнице в целом, возникли бы ненужные вопросы, и Власову бы прижали к стенке. Нотариус не знает всех деталей, но говорит, что, после того как пациентов «переводили» или «выписывали», их отвозили в некое место, называемое «дачей». Он утверждает, что понятия не имеет, что на той «даче» происходило в дальнейшем. Все дело было в переоформлении недвижимости пациентов Светлогорки.
– Да, но вы же проверяли Урманчеева! – воскликнула я. – На его имя не оформлено никаких квартир, верно?
– Что ж, он стал умнее с тех пор, как его поймали на аферах с деньгами и недвижимостью, – пожал плечами Лицкявичус. – Теперь он предпочел только деньги. Деньги невозможно отследить, их легко спрятать хотя бы в таком сейфе, как у погибшей медсестры.
– Деньги? Деньги – за что?
Лицкявичус грустно посмотрел на меня.
– Человеческая подлость не имеет пределов, Агния. Урманчеев не получал квартир, ему платили за то, чтобы он использовал свой талант гипнотизера, заставляя пациентов подписывать дарственные и завещания. Недвижимость оформлялась на родственников больных.
– Ничего не понимаю! Родственники все равно получили бы квартиры в случае смерти их владельцев…
– Ничего подобного, – перебил меня Лицкявичус. – В общем, так: у ближайших родичей пропавших пациентов Светлогорки были со стариками отвратительные отношения. В некоторых случаях у жертв имелись только родственники второй или третьей очереди. Если таких оказывалось несколько, то при отсутствии завещания или дарственной по закону недвижимость делилась бы на несколько равных долей. С другой стороны, если бы выяснилось, что квартира уже завещана или подарена кому-то одному, то все остальные оставались как бы не у дел. А иногда случалось так, что пожилой владелец недвижимости уже завещал или оформил дарственную на друга, организацию или социального работника, ухаживающего за ним. Значит, требовалось получить новое завещание, датированное более поздним сроком. Это и входило в обязанности Урманчеева и нотариуса. Одним словом, люди, которым не светило заполучить вожделенные квадратные метры, фактически «заказывали» Урманчееву и Власовой своих престарелых родных.
Я молча уставилась в окно, за которым мелькали деревья и столбы: мы уже выехали за пределы города. Верить в то, что сказал глава ОМР, не хотелось.
– А что… – начала я, но замолкла, боясь продолжать.
Лицкявичус понял, что я имела в виду.
– Вы хотите знать, что было дальше – после подписания документов, когда пациентов доставляли на «дачу»? Честно говоря, понятия не имею. Мы едем туда, но я не знаю, что мы там обнаружим, поэтому, Агния, приготовьтесь к самому худшему.
Я снова отвернулась к окну. Мысли, родившиеся в моей голове, носили крайне невеселый характер. Я думала о своей соседке, которой, скорее всего, уже нет в живых: с какой стати Власовой и Урманчееву оставлять свидетелей, которые могут их выдать?
– Кстати, еще неизвестно, сколько человек на самом деле замешано в деле, – словно поймав нить моих размышлений, добавил Лицкявичус. – Мы знаем о троих, но они не могли действовать без помощи мелких сошек. «Мусорщиков», например, назовем их так.
– То есть тех, кто избавлялся… от жертв, когда все бумаги были подписаны?
Лицкявичус кивнул.
Как раз в тот момент мы подъехали к указателю и притормозили.
– Кажется, нам сюда, – пробормотал Андрей Эдуардович и свернул влево. Машину затрясло на ухабах. Российские дороги, особенно загородные, и так не отличаются гладкостью, но теперь я в полной мере ощутила, каково это – ехать по настоящему бездорожью: все, что пониже спины, сразу же начало болеть.
Похоже, раньше здесь находилась небольшая деревенька – всего-то домов десять-двенадцать, но теперь от них остались лишь остовы.
Машина, переваливаясь на камнях и кочках, словно беременная самка кашалота на волнах, неуклонно двигалась вперед. Вскоре впереди показалось довольно приличного вида кирпичное здание, возле которого я разглядела несколько автомобилей, один – оборудованный милицейскими мигалками. Резко затормозив у дома, Лицкявичус выскочил из машины. Среди людей, толпившихся у входа, я заметила Карпухина.
– Все именно так, как показал нотариус, – сообщил майор, не здороваясь: очевидно, ситуация была слишком серьезной, чтобы тратить время на пустые формальности.
– Здесь держали пропавших из Светлогорки пациентов? – спросил Лицкявичус.
Карпухин кивнул.
– Есть кто-нибудь живой?
– Слава богу, есть! Их уже отвезли в госпиталь МВД.
– И сколько?
– Чего – сколько? – опуская глаза, переспросил Карпухин.
– Сколько выживших? – выпалила я.
– Двое.
– Всего двое?!
– Агния, мне очень жаль, – вздохнул майор. – И это-то хорошо! Ведь мы, честно говоря, вообще не рассчитывали, что удастся кого-то найти.
Но я уже не слушала. Из длинного списка, переданного мне Лицкявичусом в начале расследования, в живых осталось всего два человека! Это никак не укладывалось в моей голове.
– Значит, все напрасно? Все усилия пропали даром?
– Не смейте так думать! – злым голосом прервал меня Лицкявичус. Подняв голову, я встретилась глазами с пронзительно-синим взглядом главы ОМР. – Два человека спасены, и надо радоваться этому факту, а не сетовать на то, что не удалось помочь всем. Жизнь вообще несправедлива, но два человека живы благодаря вам, как и та женщина, которой вы не дали умереть от рук медсестры. И еще одна, та, что в коме, может еще очнуться. Поэтому нельзя говорить, что все напрасно: жизнь даже одного человека имеет значение!
Я мгновенно почувствовала себя виноватой. На что я, собственно, надеялась? Что дом окажется полон бывших пациентов Светлогорской больницы, и мы с песнями проводим их по домам?
– Простите меня. Просто… – пробормотала я, отводя взгляд. – Не знаю, наверное, я надеялась, что их окажется больше.
– Понимаю, – вздохнул Лицкявичус. – Мы все на то же рассчитывали. Тем не менее теперь можно не сомневаться, что виновные не останутся безнаказанными.
– Это точно, – подтвердил Карпухин. – Мы сцапали здесь троих. В их обязанности входило следить за бывшими пациентами, чтобы не убежали, не оказывая им никакой медицинской помощи. Люди были старыми, больными и нуждались в уходе и медикаментах, которых, разумеется, не получали. После… В общем, потом их хоронили прямо здесь, на территории. Я вызвал солдат из ближайшей военной части, и, уж будьте уверены, они все здесь перекопают! Так что мы обязательно найдем и опознаем всех. А теперь – плохие новости.
– А до сих пор, значит, были хорошие? – не удержалась я.
– Можно и так сказать.
– И что же по-настоящему плохо? – раздраженно поинтересовался Лицкявичус.
– Да то, что обвинение в убийстве, похоже, предъявить не получится.
– Почему?
– Ну, они же, в сущности, не убивали людей. Похищение – да, имело место. И в лучшем случае – оставление в опасной ситуации и неоказание помощи.
– Это несправедливо! – воскликнула я. – То, что делали с людьми, равнозначно убийству: больные оказались в ситуации, в которой просто не могли выжить!
– Я с вами абсолютно согласен, – поднял руки Карпухин, показывая, что не собирается со мной спорить. – Но вот прокурор согласится вряд ли. Двое из задержанных – умственно отсталые, третий – едва говорит по-русски. Не думаю, что нам удастся доказать злой умысел с их стороны.
