Замуж за «аристократа» - Царева Маша (читать книги бесплатно txt) 📗
– Голубчик, возьмите интервью вон у той крошки. Клянусь, не пожалеете. Девочка так эмоциональна, так свежа…
Шура даже растерялась, когда очкарик застенчиво попросил у нее об интервью. Так долго она мечтала об этом моменте, так долго рисовала в своем воображении толпы заискивающих журналистов и себя саму – умную, злую, ироничную. А когда «час пик» наконец пробил, растерялась и заволновалась, точно вызванная к доске двоечница.
– Д-да, конечно, – залепетала Шура, – а о чем вы хотите со мной поговорить? Можно заранее услышать вопрос?
Очкарик сразу сообразил, что она смущена и растеряна, и почувствовал себя гораздо увереннее.
– Не думаю, что мне следует заранее открыть вам вопросы. Впрочем, если вы уж так нервничаете… – Он насмешливо приподнял неаккуратную густую бровь.
– И ничего я не нервничаю, – обиделась Шура. Надо же, какой-то никому не известный очкарик вздумал над нею потешаться! Нашел объект для насмешки!
– Замечательно, тогда начнем. – За спиною очкарика, как по мановению волшебной палочки, вырос оператор с камерой на плече и осветительным прибором в руках.
Свет он направил прямо Шуре в глаза, она зажмурилась и представила, какой «красавицей» получится на пленке – маленькие слезящиеся глазки, наморщенный нос.
– А нельзя свет по-другому поставить? – спросила она, прикрывая глаза ладонью. – Мы же все-таки не в гестапо.
– Она еще будет меня учить, как ставить свет, – буркнул оператор. – И уберите, пожалуйста, руки от лица, вы мне всю композицию портите!
– Скажите, а почему на вашей картине изображен веник? – поинтересовался очкарик. Надо сказать, как только над камерой зажегся красный огонек, он преобразился: расправил плечи, голос сделал низким, а интонации – многозначительными. Видимо, он тоже немного волновался и тоже хотел выглядеть умным, ироничным и злым.
– Ну, это же натюрморт, – развела руками Шура. – Все так привыкли, что на натюрмортах изображены вазочки да яблочки. А я нарисовала обычный кухонный натюрморт – веник и совок!
– Но искусство должно быть прекрасным, – не сдавался мерзкий очкарик, – а веник – это, знаете ли…
– Веник – это тоже прекрасно! – отрезала Шура, а сама подумала: «Боже, что я несу?!» – В жизни прекрасно все! Мы не умеем ценить мир во всех его проявлениях. Нам кажется прекрасным только узкий круг вещей, поэтому в своей массе мы так пессимистичны. А на самом деле все прекрасно – и пауки, и лужи, и разводы на потолке. Надо только приглядеться.
За спиной у очкарика стоял Егор, он внимательно прислушивался к тому, что она говорит. Когда она закончила, он выразительно покрутил пальцем у виска. Шура обиделась.
А на следующий день она случайно увидела себя в девятичасовых «Новостях». Никогда бы не подумала Шура, что анемичный очкарик является репортером такой серьезной программы.
– А теперь перенесемся в модную московскую галерею «Коммуналка», – улыбнулась дикторша с внешностью победительницы конкурса «Мисс Америка». И на экране замелькали знакомые интерьеры и знакомые физиономии. Все попали в «Новости» – и Нострадамус, перерезающий ленточку (к тому времени хозяин галереи был уже так пьян, что ножницы то и дело выскальзывали из его рук, а ленточка никак не хотела быть перерезанной), и Катя в стильном золотистом пиджаке (камера индифферентно проскользнула по ее лицу, словно она не была известной актрисой), и Егор с бокалом шампанского в руке, и даже Дианка, с умным видом разглядывающая какую-то картину. Но самое главное – под конец сюжета на экране возникло Шурино лицо крупным планом! Очкарик взял интервью у всех художников, а на монтажном столе выбрали Шуру одну!
– Все прекрасно – и паук, и лужа, и разводы на потолке! – радостно отчеканила она.
Шура впервые видела себя на телеэкране и, если честно, не очень-то себе и понравилась. Лицо какое-то круглое, перекормленное, и доминантой в этом лице, безусловно, является блестящий красный нос! Шура расстроилась даже – как же она, профессиональный гример, не догадалась хотя бы припудриться!
Но потом Катя, позвонившая с поздравлениями, открыла Шуре телевизионный секрет: камера прибавляет любому человеку восемь килограммов.
По крайней мере, так принято считать на телевидении. Поэтому телеведущими обычно становятся узколицые миниатюрные особы.
На открытие выставки в галерее «Коммуналка» явилась и хозяйка галереи «Восток» Алина Крамцева. Как всегда, она выглядела экстравагантно – красный замшевый костюм, фетровая шляпа, брови подведены малиновым карандашом. На ее руке висела вертлявая блондиночка в мини-юбке – девчонка восхищенно глазела по сторонам и с громким чавканьем перекатывала во рту жвачку. Время от времени Крамцева нежно похлопывала блондиночку по филейной части тела. При появлении Алины репортеры оживились. По толпе шелестящей волной пронесся шепоток: «Любовница…»
Шура удивилась, когда Крамцева подошла к ней.
– Добрый вечер, детка, – сказала она, томно пришторив глаза густо накрашенными ресницами. – Картину с веником, как я понимаю, написала ты?
– Я.
– Очень интересная работа, – похвалила Алина, а ее спутница неприязненно уставилась на Шуру, видимо почуяв в ней соперницу. Блондинка даже попробовала было дернуть Крамцеву за рукав: мол, пойдем отсюда, дорогая. Но та только раздраженно встряхнула рукой, сбрасывая наманикюренную блондинкину лапку.
– Знаете, работа смелая, – продолжила Алина, с интересом рассматривая Шуру, – и взрослая.
Сказать, что Шура удивилась, значило бы не сказать ничего. Ведь она уже приходила в галерею «Восток» со своими работами – надеялась, что Алина обратит на них внимание. И именно этот самый натюрморт с веником был жестоко осмеян Крамцевой. Кажется, тогда она сказала, что картина незавершенная, студенческая. Алина тем временем вручила Шуре свою визитную карточку и наградила ее долгим влажным взглядом:
– Деточка, позвоните мне. Где же Нострадамус откапывает новые таланты? В моей галерее выставляются сплошь замшелые стариканы. А искусству так не хватает молодых лиц.
– А я вообще-то к вам приходила со своими картинами, – нагло ухмыльнулась Шура, – и вы сказали, что у меня незаконченные образы. Да и вообще…
– Значит, сейчас эти образы законченные, – невозмутимо сказала Алина. Она не узнала Шуру. – В общем, позвоните мне завтра. Я хотела бы купить у вас парочку работ.
Сначала Шура решила было проигнорировать приглашение самой знаменитой богемной лесбиянки, но Катя ее образумила.
– Ты что, детка, всерьез? – изумилась она. – Не пойдешь в галерею к Крамцевой только потому, что она когда-то нехорошо с тобой обошлась? Милая, мир искусства – не место для амбиций. Как бы парадоксально это ни прозвучало. Если хочешь добиться успеха, настоящего успеха, убери свои амбиции куда-нибудь подальше. Мой тебе совет – не делай глупостей, сходи к Алине. Она, возможно, сможет тебе помочь.
И Шура позвонила по номеру, указанному на визитке. Алина назначила ей встречу, Шура не опоздала ни на минуту. Она немного волновалась, подходя к знакомому кабинету с надписью: «Не входить, радиация».
Но, едва увидев входящую Шуру, Алина доброжелательно заулыбалась – и улыбке этой мог бы позавидовать сам чеширский кот. Шура мимоходом отметила, что густо накрашенный рот Крамцевой полон крупных фарфоровых зубов.
– Входи, детка, – пропела Алина, – покажи старой дуре, что ты принесла.
Шура с готовностью выложила перед «старой дурой» несколько холстов и с замиранием сердца ждала приговора. Крамцева внимательно рассматривала картины, у нее был жесткий цепкий взгляд, и на минуту Шуре показалось, что галеристка вновь выгонит ее вон. Но, отложив в сторону последний холст, Алина вновь тепло улыбнулась и предложила Шуре кофе.
– Не отказывайся, милая, – настаивала она, – кофе у меня первоклассный… А насчет твоих работ. Душенька, я полагаю, ты станешь знаменитой. Это просто прелесть, и, конечно, я их беру.
У Шуры отлегло от сердца, и даже мужеподобная Крамцева внезапно показалась ей приятнейшим человеком. Алина едва прикоснулась пальцем к какой-то кнопке на столе, как в комнату влетела кудрявая длинноволосая девушка с подносом, на котором ароматно дымились две миниатюрные чашечки.
