Ангел ходит голым - Измайлов Андрей (лучшие книги читать онлайн .TXT, .FB2) 📗
Нет. И вообще… мужчина в годах…
Печаль, печаль. На кого ж ты нашу сборную…
Кстати, на кого ж? Да мало ли п…педров! И не в Бразилии! Подать-ка нам отечественного, быстрого разумом невтона, менее прихотливого, задёшево!
Arrival. Приехали. Пункт назначения.
И?! Вот — и?!
Ломброзо, видите ли! Ломброзо! Кто ни при чём, тот ни при чём. Не тот, а та, она. В данном, конкретном случае. Прекратите!
Déjà vu, déjà vu:
Нельзя ли, м-м, прекратить?
Но как?!
Как-нибудь!
Как-нибудь?
Как-нибудь. Но не через пень-колоду. А как-нибудь так, чтобы… присоединить к большинству (англ. идиом.). Вы же профи! Сами решайте. Важен не процесс, важен результат.
Эх, пепсы вы, пепсы! Шаг вперёд, два шага назад! Уже. Уже проделана большая работа.
И вдруг! Вдруг: стоп! сто-о-оп!!! осади назад!!! и не вздумайте!!!
What's the buzz? Tell me what's a-happening. (Rrepeat 8 times).
Шифруемся по инерции, шифруемся. Незатейливо, согласен, ан восемь раз: What’s the buzz? Tell me what’s a-happening.
В чём дело-то?!
А тут, знаете ли, шибко болеющий за престиж отечества богатей Юзбашев щедро и неожиданно (?) решил всё решить: да блиннн! нá тебе, старичок, всё тебе причитающееся (не причитающееся!), но уйди-уйди!
О Юзбашев, о! Лишь ради престижа отечества! Лишь престижа для! Знаете? Нет? Ну… знайте!
Так всех нас в трусов превращает мысль, и вянет, как цветок, решимость наша в бесплодье умственного тупика. Так погибают замыслы с размахом, cначала обещавшие успех, от долгих отлагательств.
И ладно, и всё. Отбой, коллеги, отбой. При том, что всё предыдущее — в силе. Будет уплочено, будет! Но насчёт всего прежнего: отбой, отбой!
А поздно…
Поздно, да.
Вернулась от старичка сильно под утро.
Под утро, мда.
Под утро — таки поздно, или таки рано?
Вернулась.
И как ей сказать? И что?! Déjà vu? Отнюдь. Наоборот. Jamais vu! Не уже слышанное, но никогда не виденное.
Отдыхай, Лилит.
Мы отдохнём, мы отдохнём.
А! И небо в алмазах, как же, как же!
У неё, да, небо в алмазах. Перспектива! Молодой муж, вратарь-самородок Юлий Берш, двухметроворостый. Физиономически… всё красавцы-прибалты на ум приходят, Локисы из давнего «Никто не хотел умирать». Там, правда, почти все умерли. Но никто не хотел. А красавцы, красавцы! Бруно Ойя, правда, выжил. Правда, утомился изрядно. Вот Юлий Берш, если угодно, реинкарнация того Бруно, старшего Локиса. Двухметроворостость прилагается. Вратарь, однако!
Разница в четырнадцать лет не смущает?
Кого именно? Его? Или её? Не смущает. Подите все в жопу. Они нашли друг друга.
А жить где будете? Кого-кого, но ни его, ни её квартирный вопрос не испортил, понятно. Хотелось лишь уточнить страну пребывания…
Ох, такой выбор, такой выбор! И всё такое вкусное! Альбионцы приватно предложили контракт — грешно пренебречь. Но климат там… туманный, в общем. Шило на мыло менять — после Питера! Солнышка хочется. В Испандию, что ли? Тоже сулят златые горы. Но к ним скорее нет, чем да. Жестокие они, коррида как развлечение. Нет, пожалуй, к ним тоже — нет. А вот! Не разумней ли принять приглашение от земляков несчастного дона Флавио? Разумней!
Почему, почему!
Первое: приглашение поступило.
Второе: агент голкипера-уникума деньгами не разбрасывается, но ко времени, к месту играет в скромность, всё относительно, миллионом больше, миллионом меньше, сумма сделки не афиширована, козыри приходят в процессе игры.
Наконец, третье (не главное?): в память о несчастном доне Флавио… пусть недооценил… пыталась на пальцах объяснить… да что там на пальцах!.. ступай тогда, Бармалей, ступай — на Бимини, корми акул, папа-Хэм, старик и море.
Нет-нет, она… Не mea culpa ни в коем случае! Не mea maxima culpa! Но так уж получилось.
И вот… во искупление… принять приглашение от земляков несчастного дона Флавио. Meglio tardi che mai. Лучше позже, чем никогда. (Да, наблатыкалась.) Солнышко там не реже, чем в Испандии, но помягче…
И Венеция! Конечно! Во искупление. Как-никак родина несчастного дона Флавио. Ciao, несчастный дон Флавио! Тонкость, тонкость! Ciao — там у вас (теперь будет у нас тоже): и здравствуй, и прощай. Юлика бы ещё чуть подтянуть с языком: брякнет в поле сгоряча тортиллу (дескать, быстрей, доходяги!) — доказывай потом, что имел в виду только и всего лишь черепаху.
Пожалуй, визит к безутешной Кларе со всеми-всяческими посидим-поохаем — иезуитство, перебор. Но на Сан-Микеле, на остров, к Иосифу — непременно. Венеция, постоянная вдохновительница наших успокоений. Была там. Пышный розовый куст. Навестит ещё. Стаканчик для авторучек у надгробья. Оставляешь свою — забираешь чью-то прежнюю, обмен эманациями. Жлобы! Пуст был тогда стаканчик. И пусть. Навестит ещё. Нет для короны большего урона, чем с кем-нибудь случайно переспать… Не бери в голову, Евлогин, она о своём, о девичьем…
Она о своём! О девичьем! Каково?! Нет, каково?!
А я?!
Ладно, ей не всякий-який впору. Объяснимо и понятно. Даже понято и принято.
Гранич в «Талисмане» времён крематория. Просто логика жизни подсказывает. Или мы не в этой жизни? Да, начинающий импотент. Тем более! Да, дёшево и понты, но — руководство! Ан: он тучен и одышлив (вариант: вспотел и запыхался). Всё. Тебя нет, Гранич. Для неё — нет. Исключено.
Или мамонт кафедры мастерства. Учитель, обожаем и ненавидим одновременно. Само небо распростёрло. И т. д. Ан: какая жуткая специфическая внешность. Отказать. Плача и плача, но отказать.
Или многострадальный Шахман. Многострадальный, многострадальный. И крестьянки любить умеют. И крестьяне, и крестьяне! И так и эдак к ней. До прямого и отчаянного: выходи за меня! всё есть! ещё будет! Ан: горбонос, обволошен, обезьянен… Прости, Шахман, ты хороший, добрый, спасибо за предложение, но… прости. Будем, м-м, дружить. М-м? И на том спасибо.
Ага, конечно! То-то Лёва Воркуль был писаный красавец! Рикэ-Хохолок! Ах, да! Кролик Роджер хрéнов! Мне с ним весело. Исключение лишь подтверждает правило.
Но я-то, я?!
Допустим, рубленые, некрасивые черты лица. Но ведь почему-то столь нравившиеся женщинам. Вот Ева Меньгиш… Если б только она!
И атлетически вполне себе! На «жопины уши» ни намёка. В баньке на Казачьем Хан благосклонно так отметил: чего, мол, к нам в «Иточу» не заглядываешь? ещё вполне себе, вполне!
И брутальность! Не мне, конечно, судить. В паре с Максом, однако, гармонировали. Перфекционист хрéнов то и дело норовил одеяло на себя перетянуть, да. И пожалуйста, от меня не убудет, моё при мне. И на банджо побренчу сносно при случае.
(Слушай, спросила как-то и между делом, а почему ты всё время ему поддавался?
Оп! Что, заметно?
Мне — да.
Н-ну. Вот сейчас ей всё и расскажи! Про Йемен, про Карабах, кто как себя вёл в предложенных обстоятельствах. Не расскажу. И никому не скажу. Но Макс-то помнит и знает: я помню и могу напомнить при случае. Не напомню ни при каких. Иначе… крепкая мужская дружба, говоришь?… Подыгрывал чуть, было. А то ведь (pardonne moi) бдыщь! И нет никого. И ничего. Дружили вроде, не разлей вода! Угу. И это пройдёт. Как только бдыщь! Пусть до конца дней своих старина Багдашов тетёшкает собственные комплексы. А старина Евлогин как-нибудь… ветка сакуры под снегом… ну, Дзигоро Кано, дзюдо, понимающие поймут… Что? Конец дней своих старина Багдашов уже таки? Всё равно не скажу. Ты имеешь право хранить молчание, Евлогин. Так что заткнись!)
И снова и опять возвращаясь к.
Но я-то, я! Почему не?!
Что тебе стóит, Лилит, в конце концов! Ты же чувствуешь, Лилит! Не убудет от тебя, Лилит!