Дудочка крысолова - Михалкова Елена Ивановна (читать бесплатно полные книги .TXT) 📗
Крыса слушала внимательно, затаив дыхание, и ему, что зря скрывать, было приятно. К тому же он первый раз за все время говорил так откровенно – прежде ему не с кем было поделиться. Теперь ему открывался новый смысл крысоволка: быть может, не собеседник, и уж конечно, не друг, но кто-то вроде молчаливого компаньона, с которым можно поговорить начистоту.
Незаметно для себя он расслабился, заговорил совсем уж доверительно и с недовольством заметил это за собой. Если бы она сказала хоть что-нибудь, диссонировавшее с его настроем, показавшее ему, что она лжет ради спасения своей жизни, он бы убил ее не задумываясь. За голенищем, как и у Крысолова, у него торчал острейший нож, и он не стал бы колебаться, если бы крыса себя выдала.
Но она, похоже, и впрямь была с ним честна. Сперва слушала молча, затем задала несколько вопросов, по которым он удовлетворенно понял, что она вполне сообразительна. Он попробовал подловить ее, напомнив о смерти той белобрысой, в машине которой они и встретились, но крыса отреагировала спокойно. Сначала, сказала она, у нее и в самом деле было что-то вроде шока, но это оттого, что при ней раньше никого не убивали. Теперь это будет случаться куда чаще, весело сказал он, и она согласилась: да, куда чаще. Он прислушивался к ее голосу, но услышал в нем только ожидание и волнение. Это было хорошо.
Под конец она спросила, нельзя ли ей немного поесть, и Гитарист спохватился: в самом деле, он давно не кормил ее. Когда он вернулся в верхние комнаты и пошел на кухню, то свет больше не раздражал его, и он улыбнулся. Сейчас он приготовит ей еды, а затем расскажет, что ждет ее в ближайшие сутки. Первый этап испытаний она преодолела, теперь настала пора научить ее убивать.
«Ангел-хранитель, помоги мне!»
Алька стерла пот со лба только тогда, когда крышка люка захлопнулась над ее головой. Ее чувство времени подсказывало, что прошло не меньше часа с тех пор, как псих заговорил. И весь этот час она балансировала на краю обрыва, боясь оступиться и сделать шаг в пропасть. Одна неверная интонация, одно слово, сказанное не вовремя, могли ее погубить.
Псих разговорился, и его понесло. Алька слушала, вначале обмирая от отвращения, борясь с желанием заткнуть уши и в то же время понимая, что ничем не должна выдать себя. Но затем та сторона ее натуры, что могла притвориться кем угодно, взяла верх и превратила Альку в его помощницу, которая еще не очень хорошо понимает, что ей предстоит делать, но уже готова стараться.
Красноречиво и весьма логично рассказывая ей о своей миссии, псих приблизился к Альке, подполз на несколько шагов, и она почувствовала исходящий от него запах женских духов. Он тут же сбил ее с правильного настроя, вышиб из образа, в который она вошла для спасения своей шкуры, и Альке потребовалось приложить колоссальное усилие, чтобы не думать о нем. «Не думай о белой обезьяне». Но теперь, когда псих пошел за едой, она могла позволить себе перевести дыхание и подумать о запахе женских духов – должно быть, он снял эту шуршащую куртку с какой-нибудь из своих несчастных жертв.
Впрочем, думать Альке было некогда. Она вскочила, пригнувшись, и прошлась по подвалу, разминая руки и ноги. Страх исчез окончательно, вытесненный планом, который созрел в ее голове за минуту до того, как она попросила еды. Той же самой, которой он уже кормил ее, сказала она. Эта еда очень хорошо согревает…
Итак, он спустится вниз с термосом, как и тогда. Сядет неподалеку и станет смотреть, как она ест. В прошлый раз руки у нее затекли так, что она едва не выронила термос, но сейчас все по-другому. Конечно, она замерзла, и пальцы плохо сгибаются, но она может двигаться, может ходить и размахивать руками. Размахивать руками – это было самое главное в ее положении.
Потому что она собиралась именно махнуть рукой. Точнее, двумя руками. Двумя руками, сжимающими термос с горячим, очень горячим пойлом, которое должно полететь прямо в рожу этого маньяка, этого психа, убивающего светловолосых женщин и по какой-то невероятной прихоти не убившего и ее тоже.
Алька присела на плед, выбросила вперед руки, представив, что в них зажата чашка, затем вскочила и метнулась к лестнице, стараясь издавать как можно меньше шума. Он придет скоро, ему нужно время лишь на то, чтобы разогреть свое варево, а она должна отработать каждое движение. Ей нельзя промахнуться. Ей нельзя проскочить мимо лестницы. Ей нужно все рассчитать очень точно, потому что второй попытки не будет – либо она ошпарит его и выберется наружу, либо он ее убьет.
Она налетела на лестницу и едва не вскрикнула от боли, но зажала себе рот. Чертова темнота, в которой ничего не видно! Если псих снова направит на нее свет, она может вышибить у него из руки фонарь и схватить его, пока он будет держаться за обожженное лицо. Если нет, ей нужно выскочить точно к ступенькам, чтобы не тратить ни одной лишней секунды.
Алька вернулась к пледу, присела, приняла воображаемый термос и…
Плеснуть-вскочить-толкнуть-добежать до лестницы!
Снова вернулась, опустилась на плед, выбирая правильную позу, – чтобы не подвернуть ногу, когда будет вскакивать. И…
Плеснуть-вскочить-толкнуть-добежать до лестницы!
Он заорет, когда она его ошпарит, – к этому нужно быть готовой и не пугаться. Он попробует нащупать ее вслепую, и этого тоже стоит ожидать. Что еще?
Алька повторила движения четыре раза, пока не убедилась, что выскакивает точно под люк. Когда она окажется наверху, ей обязательно надо придавить чем-то крышку. Она нахмурилась, вспоминая, что видела в комнате… Опрокинуть шкаф ей не хватит сил, а вот подтащить стол – вполне. Только это тоже предстоит сделать быстро, быстро, очень быстро…
Когда раздался звук откидываемой крышки люка, Алька даже не вздрогнула. На ее лице было лишь ожидание, и если бы у Альки был хвост, она завиляла бы им изо всех сил, застучала по этому ледяному дощатому полу. Пришел хозяин с едой, который похвалит ее, если она будет вести себя хорошо.
Спустившись вниз, псих щелкнул выключателем, и лампочка осветила плед и сидящую на нем посиневшую от холода Альку.
– Закутайся, – бросил псих.
– Ничего, я сначала так…
Он присел на корточки в двух шагах от нее, поставил термос между ног. Медленно, очень медленно его пальцы легли на крышку, обняли серебристый металл, сжались. Алька не сводила глаз с его рук, думая лишь о том, что она проголодалась. Пальцы напряглись, костяшки обрисовались под кожей, и медленно, очень медленно он начал откручивать крышку, и каждое вращение давалось ему все легче и легче. Затем он снял крышку, наклонил термос, и желтое картофельное пюре, остро пахнущее на весь подвал, потекло из горлышка. Он сунул крышку в ее протянутые руки и придвинул к ней термос, чтобы она подливала сама.
– Большое спасибо, – сказала Алька и даже несмело улыбнулась психу.
Время растянулось в гармошку, длинную, как крысиный хвост. (Плеснуть, вскочить, толкнуть…)
А когда Алька поднесла к губам картофельное пойло под его пристальным взглядом, оно остановилось – ненадолго, лишь на те несколько секунд, которые требовались, чтобы проговорить про себя плеснуть-вскочить-толкнуть-добежать до лестницы…
Но стоило ей прикоснуться губами к краю чашки, как это стало неважно. И все, что она придумала, стало неважно, потому что картофельная мешанина была чуть теплая. Совсем чуть-чуть. Ошпарить ею было невозможно.
– Серега, я уезжаю. – Илюшин, вернувшийся из академии всего полчаса назад, поднялся из кресла и отодвинул компьютер, на котором просматривал записи допросов.
– Куда?
– Хочу покататься по Подмосковью. Рано не ждите, поздно тоже, когда вернусь – не знаю.
Бабкин недоверчиво уставился на напарника. Тот выглядел вполне бодрым в отличие от самого Сергея и, судя по его лицу, говорил серьезно.
– Шутишь? – на всякий случай уточнил Бабкин, очень надеясь на положительный ответ.
– Пожалуй, все-таки не позже завтрашнего утра вернусь, – задумчиво сказал Макар, и Сергей понял, что положительного ответа не будет.
