Ра - Хейердал Тур (читать книги онлайн бесплатно полные версии .TXT) 📗
Мы восстановили тетиву, но было уже поздно, за три недели корма надломилась, и завитушка опустилась так сильно, что поднять ее можно было только краном. Теперь нас никакая веревка не могла выручить. Мы были наказаны, так как, подобно другим, считали завиток ахтерштевня самоцелью, а он на самом деле был гениальным средством древних египтян.
Стоя в луже на корме и глядя на уходящий под воду золотистый хвост, Юрий и Норман запели по-английски:
- А зачем нам желтая подлодка, желтая подлодка, желтая подлодка...
Мы вполне разделяли их мнение, и вот уже вся семерка хором исполняет песенку битлов. Никто не принимал случившееся всерьез, ведь большая часть лодки держалась на воде, как пробка. Юрий и Норман сели стирать носки и подбирать новую рифму к слову "подлодка".
Меня больше всего тревожило не столько то, как папирус будет ладить с океаном, сколько то, как мы, семеро пассажиров, будем ладить друг с другом. В каюте-корзине площадью 2,8Х4 метра нельзя было как следует повернуться, если все семеро одновременно ложились спать, а палуба была так загромождена кувшинами и корзинами, что негде ступить, поэтому мы обычно проводили время на узкой связке папируса перед стенкой каюты с подветренной стороны да на мостике, где развел руки в стороны - вот тебе и ширина, и длина.
День и ночь любой мог услышать голос и ощутить плечо любого. Мы срослись в семиглавого сиамского близнеца с семью ртами, говорящего на семи языках. На лодке вместе шли не только белый и черный, не только представители коммунистической и капиталистической страны, - мы представляли также крайние противоположности в образовании и уровне жизни. Когда я в Форт-Лами пришел в гости к одному из наших двух африканцев, он сидел на циновке, брошенной на земляной пол, и всю обстановку хижины составляла стоящая на той же циновке керосиновая лампа, а его паспорт и билеты лежали на земле в углу. У второго африканца, в Каире, кланяющиеся слуги проводили меня между колоннами роскошного особняка в восточном стиле в покои с тяжелой французской мебелью, гобеленами и всякой стариной. Один член экипажа не умел ни писать, ни читать, другой был профессор университета. Один был убежденный противник войны, другой - морской офицер. Любимым развлечением Абдуллы было слушать свое карманное радио и потчевать нас новостями о войне у Суэца, эпизод которой он сам успел увидеть. Его правительство в Форт-Лами было за Израиль. Рьяный мусульманин Абдулла был за арабов. Норман - еврей. Жорж египтянин. Их сородичи стреляли друг в друга через Суэцкий канал, а сами они лежали чуть не бок о бок
В плетеной каюте посреди Атлантического океана" Новости о войне во Вьетнаме тоже занимали Абдуллу.
Словом, на борту было предостаточно горючего материала для серьезного пожара. Наш "бумажный кораблик" был нагружен духовным бензином, и только вездесущие волны могли остудить пыл, развивающийся от трения в тесной корзине.
В любой экспедиции, где людям много недель просто некуда деться друг от друга, коварнейшая опасность - душевный недуг, который можно назвать "острым экспедиционитом". Это психологическое состояние, при котором самый покладистый человек брюзжит, сердится, злится, наконец приходит в ярость, потому что его поле зрения постепенно сужается настолько, что он видит лишь недостатки своих товарищей, а их достоинства уже не воспринимаются. Первый долг руководителя экспедиции - повсечасно быть начеку против этой злой болезни. И перед стартом я провел тщательную профилактику.
Вот почему мне стало не по себе, когда я уже на третий день плавания услышал, как миролюбивый Карло кричит по-итальянски Жоржу, что хоть он и чемпион дзю-до, это не мешает ему быть закоренелым неряхой, который привык, что за ним няньки убирают. Жорж огрызнулся в ответ, но словесная перепалка не затянулась, и вот уже только папирус кричит и скрипит. Однако на другой день эта двойка опять схлестнулась. Карло стоял и подтягивал ванты, а Жорж в сердцах отбросил свою удочку и демонстративно полез в спальный мешок. На мостике Карло тихо сказал мне, что этот шалопай начинает действовать ему на нервы. Сам Карло с детства привык трудиться, в двенадцать лет уже таскал тяжелые мешки с рисом. Никакого образования не получил, всего добивался своим горбом, А этот папенькин сынок из Каира - избалованный лоботряс, бросает свои вещи, где попало, и ждет, чтобы мы за ним убирали.
Я обещал поговорить с Жоржем. Карло прав: он в самом деле еще не понял, что такое экспедиция. Для него это новая игра, состязание в силе. Но и Карло должен все-таки понять, что Жорж просто привык так - где ни брось какую-либо вещь, все равно она окажется на месте, об этом позаботятся слуги, жена или мать. Карло прошел школу жизни, Жорж - нет. Мы должны его научить.
Вскоре я оказался на мостике с Жоржем с глазу на глаз. Он очень переживал, что грубо ответил Карло, но тот все время сует свой нос в его сугубо личные дела. Впрочем, Жорж был достаточно умен, и мне не стоило большого труда втолковать ему, что на борту "Ра" нет места для "сугубо личных дел", разве что в личном ящике каждого. Никто не обязан убирать за другими, и никто не вправе разбрасывать гарпуны, ласты, книжки, мокрые полотенца, мыло и зубную щетку. На борту все равны, и каждый сам убирает за собой.
Через минуту рыболовные снасти, магнитофон и грязное белье Жоржа исчезли с крыши каюты и с палубы, и он уже тянул какую-то снасть вместе с Карло.
Следующая серьезная угроза миру на "Ра" возникла, когда мы освоились настолько, что ввели дежурство на камбузе. Карло вызвался быть постоянным коком и выиграл на этом. Остальным надлежало по очереди чистить кастрюли, сковороды и ящики. Мы составили расписание дежурств по дням и написали его мелом на черной доске, висевшей на мостике, причем все забыли, что Абдулла не умеет читать. И когда Сантьяго показал ему на кастрюли и щетку, Абдулла, который не заметил, что перед ним уже отдежурили двое, пожаловался на головную боль и ушел в каюту, сердито ворча:
- Думаешь, я не знаю, в чем дело. Ты, Сантьяго, белый, а я черный. Вот ты и хочешь, чтобы я был у вас слугой.
