Метро 2033: Харам Бурум - Антонов Сергей (мир бесплатных книг .txt) 📗
– Убью-ю-ю-ю! У…
Мужчина выплюнул еще одну, последнюю, густую и почти черную, похожую на жирную пиявку, порцию крови, которая застыла у него на подбородке. Грудь поднялась и опустилась, стиснутые в кулаки пальцы разжались.
– Что-то пошло не так, – задумчиво произнес профессор. – Но что именно?
Он вышел за перегородку, приоткрыл дверь.
– Сюда, Тельман. Всех сюда. Будем лечить наших сталкеров.
Семеро мужчин вошли в лабораторию и робко столпились у входа. Выглядели они одинаково. Рослые, крепко сбитые. Одинаково бледные, они изо всех сил пытались сдержать дрожь, которая нещадно их трясла. Корбут обернулся.
– Кто старший?
– Я.
– Что случилось?
– «Щелково-Агрохим». Там пятно. Дозиметры зашкаливало. Большая часть отряда погибла в стычке с собаками. Но мы… – Старший зашелся в приступе кашля. – Мы… Кхе-кхе. Все сделали. Вот контейнеры. Мы выживем, профессор? Или…
– Эх, мне бы ваши проблемы, – горько усмехнулся Корбут. – Ну хватанули радиации. С кем не бывает? Одна инъекция моего фирменного антирада, и через пару часов будете глушить сивуху, рассказывая дружкам о своих приключениях. Подходим по одному. Закатываем правый рукав. Тельман, помоги.
Сталкеры послушно выполнили указание. Корбут и Ахунов сделали каждому по уколу. Уже через пять минут лекарство подействовало, сталкеров перестало трясти. Они начали тихо переговариваться.
Старший откашлялся, расстегнул китель на груди.
– Простите, профессор. Тут, у меня… Кто-то укусил и… Вот…
– Не мямли, солдат. Ближе подойди.
– Мне кажется, оно… Двигается.
Михаил Андреевич нацепил очки, осмотрел бугор на груди сталкера.
– Тельман, скальпель, пинцет!
Точным взмахом ланцета Корбут вскрыл нарыв, сунул внутрь раны кончик пинцета и выдернул черную, испачканную в гное и крови, довольно мерзкую на вид личинку. Усмехнулся.
– Двигается, говоришь? Еще бы она не двигалась. Dermatobia hominis. Личинка овода. Таких крупных мне еще видеть не доводилось. В питательную жидкость ее, Ахунов! Не зря все-таки я в студенческие годы увлекался энтомологией.
– Товарищ Корбут, разрешите идти? – бодрым голосом поинтересовался старший. – Спасибо вам.
– Всегда пожалуйста. Это – мой долг. Поможете загрузить на дрезину мусор и, раз уж выздоровели, сопроводите меня до Обжоры.
– Обжоры… Обжоры?
Старший попятился, уперся спиной в стену. Начавшее было розоветь лицо его вновь побледнело.
– Ну да. До Обжоры. – Профессор пожал плечами. – Что глаза пучишь, будто я тебя к черту на посиделки зову? Герой называется! За работу. Ахунов, командуй. Первым вытаскивайте того, что на кровати.
Сталкеры скрылись за перегородкой. Первая пара вынесла недавно умершего мужчину, через десять минут было уложено еще пять трупов. Часовые включили мощный фонарь на носу дрезины, налегли на рычаги и покатили вглубь туннеля. Следом за ними понуро побрели семеро сталкеров.
Корбут и Ахунов замыкали шествие.
– А знаешь, Тельман, я, кажется, понял, в чем наш прокол.
– Состав, дозировка? – оживился ассистент.
– И это тоже. Состав и дозировку мы изменим. Но и этого мало. Для активации на клеточном уровне нам потребуется…
– Электричество! Импульс!
– Гениально, друг мой! К слову сказать, генетическое вмешательство в живой организм…
Дальше ученые углубились в такие дебри специальных терминов, что сталкеры, так боявшиеся Обжоры, успокоились.
Врачи. Умники. Жертвуют одними жизнями, чтобы узнать, как спасти другие. Может, так и должно быть?
Через километр дрезина остановилась у входа в боковой туннель. Рельсов в нем не было.
– Оружие, у кого оно есть, складываем тут! – приказал Михаил Андреевич. – Дальше оно вам без надобности.
Трупы пришлось тащить волоком по грязному бетонному полу. Туннель закончился большим тупиковым помещением со сводчатым потолком, в центре которого возвышалась громадная печь.
Когда-то ею отапливалось здание наверху. Потом трубы заглушили и печь перестала использоваться по прямому назначению, но была в исправном состоянии.
Кто и когда прозвал ее Обжорой, неизвестно. Возможно, такое имя дали печи еще в ветхозаветные времена ГПУ-НКВД.
Так или иначе, но Обжора, труба которой выходила на задний двор Большого Дома, внушала обитателям «Лубянки» мистический ужас.
Имевшие с печью дело люди рассказывали, что черная дыра топки была ртом Обжоры и печь говорила. Голосами мертвецов. Каждый, чья жизнь закончилась в подвалах «Лубянки», норовил поведать живым о муках, испытанных в последние часы жизни. Рассказать свою историю, поделиться болью. Голоса сливались в один нестройный гул. Одни плакали, другие хохотали, третьи жаловались на роковую ошибку следствия…
Дело, конечно, было не в мертвецах, а в завывании ветра в трубе Обжоры. Но это рациональное объяснение работало лишь на приличном расстоянии от лубянской печи.
Рассуждать о ветрах было удобно в уютной каморке при теплом свете плавающего в машинном масле фитиля, когда в кружках плескалась сивуха, а ноздри щекотал терпкий дым махорки.
Другое дело – стоять напротив Обжоры, созерцать ее закопченные стены, красные кирпичи, там и тут выглядывающие из-под обсыпавшейся штукатурки, и ощущать притяжение черного зева топки, представлявшей собой квадрат со стороной в метр.
Уголь для печи когда-то засыпался сверху. Его не жалели и запасов скопившегося топлива красным, по всем прикидкам, могло хватить еще на несколько лет. Тем более что растапливали Обжору от случая к случаю и на короткое время. А вот с золой скоро могли возникнуть проблемы. Очисткой от нее помещения, похоже, не занимались несколько десятилетий. Старый слой серого пепла слежался, превратившись в твердую, ноздреватую массу. Новые слои золы сыпали поверх нее, и у печи образовались две бугристых стены высотой от полуметра до роста взрослого человека.
Выход наверх завалили направленным взрывом сразу после того, как красные обосновались на «Лубянке». На производительности Обжоры это не отразилось – печь в подземелье Большого Дома была и оставалась соучастницей преступлений коммунистов.
Корбут и Ахунов продолжали рассуждать о своих генетических опытах, пока сталкеры и часовые складывали трупы у печи.
На слое жирного серого пепла соорудили пирамидку деревянных обломков. Вспыхнул огонь. Языки пламени осветили закопченную внутренность печи – Обжора медленно, с гудением просыпалась.
Один сталкер выдернул из кучи угля совковую лопату. Шух! Шух! Через полчаса Обжора была готова принять жертвоприношение.
Михаил Андреевич вдруг прервал разговор с Тельманом.
– Поторопитесь, ребята! Мы ведь не собираемся тут поселиться. Веселее!
Жертв неудавшихся экспериментов Корбута одну за другой укладывали на мерцающий ковер угля. Помещение наполнилось запахом горелого мяса. За лопату взялся следующий сталкер. Швырнув в топку порцию угля, он вдруг покачнулся, выронил лопату, упал на колени и схватился руками за горло. Издав протяжный стон, завалился на бок и больше не двигался. Второй сталкер распластался на куче угля. Один из товарищей бросился ему на помощь, но, сделав всего два шага, тоже упал.
Всего через минуту все участники экспедиции на «Щелково-Агрохим» неподвижно лежали у печи. Тельман с ужасом посмотрел на профессора. Корбут покачал головой.
– М-да. Он сказал, что дозиметры зашкаливало. Лекарство не помогло. Парни были обречены с самого начала. Мне… Очень жаль. Эй, вы двое! Чего застыли? В топку их!
– Товарищ Корбут… Так… Так нельзя, – пролепетал часовой. – Это же… Наши люди. Коммунистическая партия…
– Вы собираетесь оспорить мой приказ? – поинтересовался профессор, доставая из кармана пистолет. – Не слышу ответа!
– Никак нет!
– Тогда работаем!
Чтобы втолкнуть в топку Обжоры еще семь трупов, часовым пришлось основательно потрудиться, утрамбовывая тела лопатой и стальным прутом, предназначенным для чистки Обжоры. Наконец сталкеры были присыпаны слоем угля, а Обжора ровно и сыто гудела. Часовые замерли по обеим сторонам топки в ожидании новых приказов.