Имитатор. Книга пятая. Наследники - Рой Олег (книги бесплатно без онлайн txt) 📗
– Да уж, даже в коровнике не так воняет, – сморщился брезгливо сержант. – Как будто обосрался кто-то.
– Неизвестно, какой ты сам будешь после смерти, – сурово, почти неприязненно заметила Мирская. – Расслабление сфинктеров – дело при умирании обыкновенное. А уж при асфиксии и вовсе почти обязательное. Ну и сам по себе труп тоже не фиалками благоухает. Так что ты бы язык-то свой придержал, товарищ сержант. И вообще, чего ты тут отираешься?
– Ну… так… положено, чтоб участковый… а Алексей Степаныч по делам пошел, меня оставил… Чего это я пойду?
– Тогда рот не разевай, ясно?
Почему Ярослава сердилась, Арине было ясно. Смерть требует как минимум уважения. И если иногда она кажется закономерной – среди крыс в гнилом подвале или в ободранной, типично «алкашной» комнате – то здесь смерть выглядела шокирующе неуместной.
На большом столе справа еще красовались остатки чаепития. Должно быть, того, про которое упоминала девушка-соседка. С любимыми пирожными… Последняя трапеза. Как перед казнью.
Ни о каких экзистенциальных кризисах, депрессии и прочем отчаянии обстановка не говорила. Уютная, обустроенная для удобной жизни комната.
Почти напротив двери, под выходящим на балкон окном, к стене был пристроен еще один стол – длинный, наподобие верстака. Часть его составляла ножная швейная машинка – на «зингер» похожа, подумала Арина – над которой нависала прикрученная слева лампа-гармошка, а перед ней мягкое «компьютерное» кресло. Еще левее, уже вдоль соседней стены, располагался стеллаж с многочисленными дверцами, открытыми полками и ящичками. Под «верстаком» тоже виднелись тумбы с ящиками. Правее «верстака» стоял еще один стеллаж, поменьше левого и не такой затейливый, состоящий только из полок. На двух нижних – пестрые бумажные корешки, не то детективы, не то дамские романы. Среднюю часть занимал плоский телевизор, две полки над ним были заставлены разноформатными и довольно потертыми книгами. К корешкам кое-где прислонялись фотографии в узких деревянных рамках, пейзажные и портретные – жанра «я и Эйфелева башня». Между «Карнавальными масками» и безымянным корешком, украшенным фотографиями вышитых и вязаных элементов, виднелся край еще одной. Арина подцепила его, вытащила снимок.
На фоне утопающего в зелени дачного домика улыбались трое. В женщине справа Арина узнала ту, над которой склонилась сейчас Мирская, только изрядно моложе, еще не грузную, а просто слегка полноватую. Женщина слева выглядела на ее фоне почти худышкой, светлые волосы торчали двумя задорными хвостиками. Мужчина в центре – круглолицый, крепко сбитый – обнимал своих спутниц за плечи, только худенькую, пожалуй, несколько крепче. По-хозяйски обнимал. Арина сразу решила, что перед ней супруги. Интересно, где они сейчас? Расспросить бы. Повесившаяся ночью хозяйка квартиры с ними явно дружила.
Арина сунула рамочку с неприлично радостной фотографией назад, пробежалась взглядом по книгам. Ни одной художественной, не то что внизу. «Справочник швейника», прочитала она на одном корешке. «Костюм разных времен и народов. Том 1» – на соседнем. «Батик» на третьем.
– Она портнихой, что ли, была?
– В театре работала, по костюмам, – сообщил присмиревший Сидорчук. – Эти сказали, которые нас вызвали.
– В котором из театров? – уточнила Арина. Театров в городе имелось не меньше десятка: драматический, оперный, юного зрителя, кукольный и какие-то студии и сцены, известные, что называется, в сугубо узких кругах. К делу это отношения не имело, да и дела-то никакого не было, но – спросила.
– В самом главном, в драматическом, – доложил Сидорчук.
Не зря спросила. Впрочем, самоубийство костюмерши вряд ли могло иметь отношение к скандальной пятничной эксгумации, да и скандал тот, как подумать, с собственно театром связан лишь опосредованно. Размышления прервал оклик криминалиста:
– Протокол-то будем писать, госпожа следователь? С чего начнешь, с тела или с обстановки?
– Давай с тела, – вздохнула Арина.
– Леди вперед, да? – фыркнул Зверев, впрочем, вполне беззлобно.
– Тело пожилой женщины расположено… – размеренно диктовала Мирская. – Узел простой… Лерыч, ты узел сфотографировал?
– Обижаешь!
– Ладно-ладно, я так. Узел за правым ухом, странгуляционная борозда слабо выраженная, косовосходящая, незамкнутая.
– Слав, а почему слабо? – Арина на мгновение перестала писать.
– Ну дама-то более чем рубенсовского сложения, а в жировой ткани сосудов мало. Ну и шнур довольно толстый, не струна какая-нибудь.
– Время смерти?
– Так, навскидку, суток двое, может, даже и трое.
– И мухи еще не успели развестись? – недоверчиво уточнила Арина.
– В закрытой со всех сторон квартире? Откуда бы им тут взяться, они ж не самозарождаются в трупах, кто-то должен прилететь и яйца отложить, а тут разве что из вентиляции, но это от дома зависит. Кое-какая энтомофауна имеется, конечно, но, с учетом всех обстоятельств, неудивительно, что скудная.
– Пятница?
– Пятница примерно, да, – кивнула Ярослава, почесав поднятым плечом ухо. – Может, суббота. Но скорее вечер пятницы.
Протокол осмотра тела оказался недлинным. Обстановка тоже, при всей Арининой дотошности, уложилась меньше чем в две странички.
– Записки нет?
– Не-а. Но ты ж знаешь, как бывает.
Арина знала. Не все, ох, не все самоубийцы оставляют прощальные послания. А эта тем более одинокая, кому последнее «прости» говорить?
– Арина Марковна, это снимаем?
– Ты про стул?
– Да ну! Стул я снял уже, как лежит, она ж на него вставала. Вот, возле стола. Может, сделать покрупнее?
На гладких досках виднелась царапина или скорее ссадина: не линия, а как будто сбитая чем-то полоска.
– Как будто она вместе со стулом двигалась?
– Ну… может, и двигалась. Поплохело, трудно было встать. Пожилая, грузная.
– Или стул сдвинулся, когда она на него встала. Или когда оттолкнула.
– Оттолкнула она его в другую сторону. И сама смотри, где след, а где она на стул вставала. И, кстати, не факт, что это вообще с самоубийством связано. Царапинки-то свежие, но вполне могли и днем-двумя раньше образоваться.
– Но на всякий случай щелкни, да.
– Шнур изымаешь?
– Изымаем, конечно. Не то чтобы… но это, как не крути, а орудие смерти.
– Жалко тетку, – криминалист покачал головой. – Не бомжиха, не алкоголичка, театральные костюмы… Может, ей нахамил кто? А она расчувствовалась и… Или врач что-то ужасное сказал…
– Почему ты так думаешь? – спросила Арина.
– Шнур-то новехонький. То есть что-то ее до такой степени расстроило, что она пошла и веревку купила.
– Может, и нахамили. Или врач, ты прав… А может, у нее любовь всей жизни имелась.
– Она ж одинокая вроде.
– Ну так, может, ее ненаглядный на другой женился, а о ней и не думал. А недавно помер, вот она и решила, что дальше жить сил нет.
– Зачем она, кстати, веревку к батарее привязывала? Почему не прямо к крюку?
– Ты на нее посмотри. Потолки четыре метра. Даже со стола трудно дотянуться, не то чтоб чего-то там завязывать. Дама все-таки пожилая, грузная, трудно ей было. Вот и сделала попроще: закинула веревку на крюк и свободный хвост привязала к трубе.
– Могла на одном конце веревки простую петлю завязать, ее забросить на крюк, а на другом конце скользящую. Батарея – это как-то…
– Как-то! – передразнила Арина. – Скажи ей за это спасибо. Если бы батарея вниз не протекла, когда бы даму еще нашли? Когда тело в желе превратилось бы и завоняло бы на весь подъезд?
– Так-то да… – Лерыч, казалось, смутился. – Может, на работе бы забеспокоились… – добавил он без особой уверенности.
– Это если театральный сезон еще не закончился, – отмахнулась Арина. – Ты же сам сказал: повезло нам тут. Чисто, светло, труп почти свежий.
– И не говори, – отозвалась Ярослава, поворачиваясь к Арине. – И, кстати, о театре. Если ты по своей дотошности надумаешь сослуживцев опрашивать, поинтересуйся, кто похоронами займется.
