Картофельное счастье попаданки (СИ) - Иконникова Ольга (читать хорошую книгу полностью txt, fb2) 📗
Я уже догадалась, что произошло. Сама после смерти папы оказалась такой же дурой. Только не дяде доверилась, а своему жениху.
— Кип подписал, где сказали, а потом оказалось, что он тем самым дом с основным участком дядюшке передал. И будто бы даже деньги получил за это. Только я вам поклясться могу, мадемуазель, что никаких денег от дяди мы и в руках не держали.
— Вам нужно было обратиться в суд!
Она горько усмехнулась:
— Да куда же нам со свиными рылами да в калачный ряд? Чтобы тяжбу начать, в суде денежку заплатить нужно было — целых пять серебряных монет. А у нас даже медяка тогда не было. Так и оказались мы на улице. И хорошо, что ваша матушка тогда как раз искала себе кого в услужение. И хотя ей дядюшка про Кипа немало дурного наговорил, она была женщиной умной и на его напраслину не повелась. А брат мой хороший, добрый. Доверчивый только как телок. Его же, как он наследства лишился, и невеста бросила. Дело уж к свадьбе шло. Но за безземельного недотепу Агата идти не захотела. Нет, я ее не осуждаю. Рыба ищет где глубже, а человек где лучше. Она за сына мельника потом замуж вышла. Ох, и утомила же я вас своей болтовней, барышня! Вы бы отдохнули еще. А как завтрак будет готов, я вас позову. А может, комнату вашей матушки поглядеть хотите? Там у нее красивых платьев много осталось. Если захотите, я вам их перешью. Она модницей была, каких поискать.
Она показала мне комнату Констанции, и я переступила ее порог со смесью страха и любопытства.
Эта комната была больше и светлее, чем моя. На окне тут висели красивые шторы, а кровать была закинута явно дорогим парчовым покрывалом.
— Вот она, шкатулка-то, — указала Рут на стоявший на столе деревянный ларец. — Да только там, кроме бумаг, и нет ничего.
Она вернулась на кухню, а я открыла шкатулку. Документы матери интересовали меня сейчас ничуть не меньше, чем пропавшие драгоценности. Вот только я была не уверена, что смогу хоть что-то прочитать.
Я понимала то, что здесь говорилось, но умею ли я читать на этом языке?
А потому первый документ я развернула с робостью. И мои сомнения тут же испарились. Я понимала каждое написанное на бумаге слово.
А когда я прочитала документ полностью, мои руки задрожали. Это было что-то вроде свидетельства о рождении. О моем рождении!
Вернее, это была выписка из церковной книги, сообщавшая, что в обозначенную дату (дата была чуть размыта, и ее я не смогла разобрать) у барона Гюстава Бриана и его супруги Констанции родилась дочь Эльвира. В качестве места моего рождения был указан город Анси.
Я — дочь барона??? Дворянка?
Это открытие было слишком шокирующим, чтобы я могла думать о чём-то другом.
Кто такой этот Гюстав Бриан? И как я могла родиться в этом мире, если выросла совсем в другом?
Я прочла немало книг фэнтези и понимала, как могло происходить в придуманном мире. Но в то, что это могло случиться в реальности, я до сих пор поверить не могла. И как происходило перемещение между мирами, я решительно не понимала.
В книгах обычно душа из одного мира перемещалась в другой и занимала там чье-то тело. Но я-то и в России двадцать первого века была Эльвирой Бриан! И моя мать, Констанция, была и там, и тут.
От размышлений меня отвлекла Рут, которая позвала меня на завтрак.
На сей раз на столе стояли яичница и пирог с клубникой. Пирог был таким румяным и пышным, что у меня потекли слюнки. Но я увидела только одну тарелку и одну кружку.
— А что же вы сами, Рут?
Она посмотрела на меня с удивлением.
— Как можно, мадемуазель? Мы с Кипом поедим после вас.
Пока я ела, она сидела чуть поодаль — перебирала горох.
— А город Анси далеко отсюда?
Если я родилась именно там, то там наверняка можно было найти людей, которые знали моих родителей. Я могла обратиться в ту церковь, в которой была сделана запись о моем рождении. Конечно, прошло уже двадцать лет, но если священник в ней не сменился, то он мог что-то помнить.
Конечно, надежд на то, что мой настоящий отец окажется жив, было немного. Будь он в здравии, его жене не пришлось бы жить в доме ведьмы в лесу. Но даже если он скончался, неужели у его вдовы не нашлось родственников или друзей, которые могли бы ей помочь? И зачем ей потребовалось на пятнадцать лет отправлять меня совсем в другое место?
— Не знаю, мадемуазель, — развела руками Рут. — Поблизости такого города нет.
Вся география ограничивалась для нее несколькими лье, в пределах которых она бывала. И единственным городом, который она знала, был Гран-Лавье, находившийся на другом берегу реки Рансы, что протекала неподалеку.
Была Рут там всего несколько раз, но впечатлений о тех поездках у нее осталось много.
— Весь город окружен крепостной стеной, а в центре его высится герцогский замок. Ох, и красиво там, мадемуазель! Никакого сравнения с нашей деревней! На одной только Рыночной площади можно заблудиться. А какой там собор! Его шпили чуть не касаются облаков, а окна там из разноцветных стекол. А улицы вымощены булыжником.
Она рассказывала об этом с восторгом, явно гордясь, что побывала там. А я старалась запоминать всё, что она говорила.
— А матушка часто ли ездила туда?
— Часто, — кивнула Рут. — Иногда Кип возил ее туда, а иногда она ездила одна. К модистке, к ювелиру, на ярмарку, а может, и еще по какой надобности. Она не любила, когда я спрашивала. Да и не мое это было дело.
— А в столице вы не бывали?
Я уже понимала, что она там не была, но мне подумалось, что, отвечая на мой вопрос, она хотя бы произнесет название столицы. Хоть это-то мне надо было знать! Так оно и оказалось.
— В Терренвиле? Да что вы, мадемуазель! Даже староста Шато-Тюренн и то никогда там не бывал. И никто из нашей деревни не бывал. Но я слыхала, что это самый красивый город Терезии.
Так я узнала не только название столицы, но и название страны, в которой оказалась. Терезия! Но это название мне ничего не говорило.
— Да и что же, мадемуазель, вы меня всё на «вы» называете? — спохватилась Рут. — Мне даже и неловко. А в деревне кто услышит, вот дивья-то будет. Вы уж, хозяйка, по-простому ко мне, как ваша матушка.
Я не отказалась бы продолжить разговор, но ни Рут, ни Киприан еще не завтракали, и я, поблагодарив ее, вернулась в комнату Констанции.
В ее шкатулке были и другие бумаги, но большая часть из них представляли собой уже погашенные долговые расписки да записи матушки о произведенных расходах. Если прежде здесь и были более важные документы, то она забрала их с собой.
В самом низу лежали несколько пожелтевших от времени писем. Одно из них было написано на незнакомом мне языке, и я не смогла разобрать в нём ни слова. А в других почерк был настолько неразборчив, что мне приходилось продираться через каждую строчку. Но право же, кажется, это того не стоило. То немногое, что я смогла разобрать, было длинными и нудным объяснениями в любви. Некоторые метафоры в этих посланиях оказались недурны, но в целом они были мало способны вызвать ответное чувство — разве что скуку.
И лишь одно из писем было написано превосходным каллиграфическим почерком. Но оно было совсем коротким.
«Любезная Констанция, Вы злоупотребляете моим терпением. Вы не хуже меня знаете, почему именно я не могу исполнить то обещание, что я Вам дал. Впрочем, я вполне понимаю, что Вы имеете право на обиду, и если Вам недостаточно извинений в письме, то я готов принести их Вам лично.
Прошу Вас, перестаньте меня избегать. Нам слишком многое нужно обсудить. Буду ждать Вас у памятника Ричарду Десятому, что на Лерейской набережной, в субботу в два часа пополудни.
Искренне Ваш А.Р.»
Это точно не было письмо от мужа. Возможно, у моей матери был возлюбленный, и именно он был моим отцом. И когда барон Бриан об этом узнал, он просто выгнал обманувшую его жену вместе с ребенком? Тогда становилось понятным, почему Констанции никто не захотел помочь
