Улыбка пересмешника - Михалкова Елена Ивановна (книги онлайн бесплатно серия .txt) 📗
Он видел, что мать рассержена, но не понимал почему. Да ему было и не до того, чтобы обдумывать причину, потому что среди большого скопления детей и взрослых он всегда чувствовал себя неловко и, если признаться честно, чуточку боялся. Он, конечно, тщательно скрывал свой страх от матери, и даже от самого себя скрывал опасения, что его заберут чужие взрослые – возьмут деловито за руку, как будто он их сын, и уведут в свою семью. А оттуда он уже не сможет сбежать, потому что все время забывает номер квартиры, и мама ругает его за это. А она, наверное, будет бегать, искать, сначала начнет зло ругаться, а потом испугается, как всегда бывает, но в конце концов подберет себе другого мальчика и успокоится. Решит, что теперь этот мальчик будет ее сыном.
Поэтому Матвей мрачновато поглядывал на мальчишек, попадавшихся на их пути. Одного, самого неприятного, он заметил, когда они поднимались по лестнице. Тот шел им навстречу из полутемного коридора и смотрел как-то особенно пристально и исподлобья, словно понимал, о чем думает Матвей, и заранее претендовал на его маму, хотя сам Матвей еще никуда не потерялся и вообще крепко держал ее за руку. Насупившись, Матвей даже подумал о том, что неплохо было бы толкнуть его плечом, будто невзначай – тем более что мальчишка шел прямиком к нему, – и вдруг понял, что смотрит в зеркало. Он остановился как вкопанный, заморгал, и мальчик сделал то же самое, отчего лицо у него стало глуповатое и смущенное.
– Ну что ты встал? – недовольно спросила мать. – Пойдем, уже второй звонок.
Матвей прыснул со смеху, и она удивленно покосилась на него. А ему неожиданно стало легко и радостно, и даже поездка в незнакомый театр, слишком большой и шумный, перестала казаться наказанием за скандал, который он устроил у бабушки с дедушкой. И он хихикал до тех пор, пока они не сели на свои места и не заиграла музыка – легкая-легкая, щекочущая, стрекозиная.
Первые десять минут Татьяна боялась, что сейчас придет кто-нибудь с билетами на их места и попросит их удалиться. Она купила билеты с рук за день до спектакля и опасалась, что ей всучили подделку – раньше ей никогда не доводилось приобретать билеты не в кассе. По правде сказать, она крайне редко выбиралась в театр и ругала себя за это. Вон, даже собственный сын смотрит дичком – настолько ему все непривычно.
За безобразное поведение в гостях у ее родителей она хотела лишить Матвея театра, но передумала: слишком дорого достались ей эти билеты, во всех смыслах, и к тому же она никогда прежде не водила его на музыкальные спектакли. «Сначала смотрел букой, потом на лестнице вдруг начал смеяться ни с того ни с сего... Господи, ращу какого-то истерика! Гроблю ему жизнь, иду на поводу у родителей... Ну что он такого сделал, в конце концов? Сказал Леше, что тот дурак... Так он вовсе не имел в виду его слабоумие, а просто обозвал, как ребята во дворе обзываются. Устроили из этого целый показательный процесс – неудивительно, что он стал рыдать и обзывать их. А ведь он славный мальчик, добрый, и хорошо относится к Лешке...»
Татьяна покосилась на сына. Тот сидел, открыв рот, и смотрел на сцену, где король ругал Лесничего за то, что тот не помешал мачехе измываться над Золушкой. Ей вспомнилось, как кричали родители, требуя немедленно наказать Матвея, выпороть его, лишить сладостей до конца года, а еще лучше – лишить всех радостей, всех! Как визгливо, перебивая друг друга, докладывали о его преступлении, а сын рыдал и заикался в соседней комнате, куда его выставили после инцидента. Как отец, поняв, что немедленная порка откладывается, зашипел на нее: «Избалуешь своего байстрюка, вырастет такое же чмо, как его папаша, будет окрестным девкам детей заделывать!», и впился глазами ей в лицо, ожидая реакции – не выдаст ли себя дочь? не проговорится ли?
Она ничем себя не выдала. Сжала зубы и пошла в комнату к сыну, приговаривая про себя как заклинание то, чем спасалась каждый раз, приезжая к родителям: «Только ради Лешки... Только ради Лешки». Так что очередная попытка ее отца выяснить, кто же «папаша» его внука, провалилась.
Лешка расстроился, когда они уехали... Он не понимал, почему они пробыли так недолго и почему на него кричат – а отец, конечно же, разорался и на него тоже. К приходу сестры Лешка сидел, забившись в угол, – большой, нескладный, с жирным свисающим подбородком, и теребил в руках одну из тех коробочек, которые по настоянию матери сам клеил. От постоянного пребывания в квартире кожа у него была бледная, водянистая, и Татьяне остро захотелось вывезти его в деревню, на свежий воздух, где он сразу начинал чувствовать себя лучше и совсем ничего не боялся, даже мотоциклов. «Еще месяц до отпуска – и я его заберу. Только месяц. Только месяц».
На сцене маленькая Золушка с вьющимися золотистыми волосами, обрамляющими усталое личико, пела, обращаясь к залу, и от проникновенной грустной мелодии Татьяне захотелось плакать.
Золушка умоляюще протягивала руки к молчащему залу, и на трогательно детские, худые запястья падал яркий свет, словно просвечивая их насквозь. Золушка кружилась с метлой, и под ее руками распускались цветы, а высокий нежный голос пел песню о том, что жизнь проходит мимо, а счастья все нет, и дни похожи один на другой. Во всяком случае, так слышалось Татьяне.
«Нет, – озлобленно подумала Татьяна, прогоняя прочь жалость к несчастной девчушке, затравленной мачехой и сестрами, брошенной отцом, – никакого чуда с тобой не будет. Чудес не бывает, детка! Никакой принц в тебя, конечно же, не влюбится, через пару лет из миленькой девочки ты превратишься в несвежую девицу, и закончится все тем, что завалит тебя соседский конюх на сеновале, обрюхатит, и родишь ты еще одну такую же замарашку-неудачницу, обреченную на метлу и грязную тряпку. Никакого чуда, Золушка. И не проси о нем, не раздражай лишний раз окружающих, вынужденных развенчивать твои детские фантазии. Чудес не бывает – в твоем возрасте пора бы это знать».
Когда спектакль закончился и улыбающиеся артисты ушли, сжимая букеты, Татьяна наклонилась к сыну.
– Тебе понравилось? – Она не рассчитывала, что он скажет «да», и ожидала хотя бы снисходительного «ну так себе, неплохо».
Но он повернул к ней сияющее лицо, и Татьяна увидела, что в глазах его плещется восторг.
– Очень! Ужасно понравилось! А ты видела, как Кот в сапогах прокатился по сцене колесом? Видела? – Он захлебывался от впечатлений, жестикулировал, оборачивался к занавесу, словно надеялся, что у спектакля будет продолжение. – Ма, а мы еще раз пойдем на «Золушку»? Пойдем, пожалуйста!
– Посмотрим, – небрежным тоном ответила Татьяна. – Если будешь хорошо себя вести, то, может быть, и пойдем.
Вставая, она мысленно поклялась купить билеты еще на один спектакль. Как только получит зарплату, надо сразу же отложить денег и купить. Наплевать на то, что все траты рассчитаны до рубля, можно на время даже забыть про то, что Лешке требуется очередная упаковка лекарства, которую родители, конечно же, не торопятся покупать... Два билета на хорошие места обойдутся ей в тысячу двести, и она найдет способ выкроить их из семейного бюджета, раз Матвей просит.
Подходя к дому, Татьяна едва не наступила в лужу, погруженная в размышления о финансовой стороне предстоящего похода в театр. Схватила сына за руку, чтобы удержаться на бордюре, и вдруг в нескольких шагах от себя увидела знакомую фигуру. Не поверив своим глазам, она остановилась, и на нее налетел сзади прохожий, сам же басовито извинился, а Матвей принялся дергать ее за рукав курточки:
