Обман и желание - Таннер Дженет (лучшие книги читать онлайн бесплатно TXT) 📗
Семья Ари владела обширными оливковыми плантациями, а урожай в этом году был исключительный. Благоприятствовала великолепная погода, да и год был урожайным. Дело в том, что оливковые деревья плодоносят с соблюдением определенного ритма. Они дают урожай ежегодно, но чередуя сезоны обильного плодоношения и скудного. И так через год. В этом году урожай обещал быть очень хорошим.
В дни сбора оливок практически все землевладельцы испытывали серьезные трудности с рабочей силой. Приходилось раскладывать между деревьями на земле нейлоновые сети, чтобы падающие оливки не гнили. В хозяйстве Ари этой проблемы никогда не возникало. Старые женщины по-прежнему приходили в оливковые рощи семьи Веритос, привязывали своих осликов и оставляли их щипать траву, а сами, напевая национальные песни, собирали оливки. Им очень мало платили, хотя они работали, не разгибая спины, с утра до вечера, а семья Веритос получала благодаря им большие доходы. Мэгги испытывала чувство вины перед этими женщинами и считала несправедливым тратить деньги, ими заработанные.
— Я думаю, мне не стоит тратить такую большую сумму на маленькую вещицу, — засомневалась она.
Ари нахмурил брови:
— Да что с тобой такое? Я же сказал — купи. В любом случае, скоро твой день рождения, и мне надо будет что-то тебе подарить. — Он достал из бумажника пачку банкнот и положил их на стол. — Этого должно хватить. А на сдачу купи себе духи или еще что-нибудь.
— Ах, Ари, — печально вздохнула Мэгги, перебирая нежными пальчиками тонкий шелк. Каким бы он ни был, а в щедрости ему не откажешь. Но ей больше хотелось, чтобы он сам сделал ей подарок, а не просто дал денег. К тому же закрадывалось подозрение, что такая щедрость могла быть результатом осознания вины…
Мэгги достала сигарету из пачки, лежащей на трюмо, закурила и вышла в сад. Начинался ветер, мягкий и теплый. Она допила кофе со льдом, дошла до конца сада и присела на низкую стену, которая окружала сад. Темная, загадочно-фиолетовая вода тихо плескалась о берег. На горизонте, там, где небо сливалось с морем, виднелась блекнущая голубовато-ореховая полоса. Это был берег Албании. Тишину и умиротворение нарушали лишь лай собаки, бегающей где-то у кромки воды, да первые крики полуночной совы, спрятавшейся в оливковой листве.
«Это, — подумала она, больше всего и нравится мне на Корфу — когда забываешь о времени, а тишина навевает ощущение, что цивилизация надолго покинула этот милый уголок — совершенное равновесие между устаревшим порядком и современным хаосом». Здесь вековые ценности все еще много значили; преступления, по крайней мере в сельской местности, были редкостью, и дети могли спокойно бродить по улицам и играть в абсолютной безопасности.
Дети…
Когда она подумала о них, внезапная боль пронзила ее сердце — первобытный инстинкт, живущий в самой сути женского существа. Иногда желание иметь ребенка было похоже на лихорадку; иногда, как, к примеру, сейчас, на сладкую грусть. Грусть окрашивала ее мечту о детях, которая, как ей казалось, становилась неосуществимой. Возможно, если бы у них был ребенок, то все обстояло бы иначе. Будь у Ари сын, была бы и веская причина вовремя возвращаться домой. Мэгги затянулась сигаретой. Признать, что лишь ребенок мог удержать Ари, означало для нее поражение, хотя нельзя было не учитывать, как любили на Корфу детей и гордились ими и как сильно Ари хотел иметь сына.
В первые месяцы их супружеской жизни, во время долгих ленивых полуденных часов, когда Ари возвращался к традиционной сиесте, они часто беседовали об этом, лежа рядом на той самой огромной кровати со спинками из темного дерева. Что больше всего удивляло ее в муже, так это его образ жизни. Он умел из одного рабочего дня сделать два: утро и вечер, а между ними оставить полдень для отдыха. Зимой, когда лили дожди, а дороги были непроходимыми, они переезжали в городскую квартиру, так хотел Ари. В летние месяцы он совершал получасовые поездки от Кассиопы до Керкиры четыре раза в день, тогда как англичанин сделал бы не более двух. Он просто приезжал к ней, не думая о последствиях. Что ни говори, а сиеста в странах Средиземноморья — неотъемлемая часть жизни.
Мэгги наслаждалась этими словно бы украденными часами, когда они лежали в объятиях друг друга, и лишь капельки испарины покрывали их тела. Ари дремал после плотного обеда из рыбы или осьминога, а она лежала рядом с ним — послеобеденный сон еще не вошел в привычку. В те дни, кажется, они занимались любовью с раннего утра до поздней ночи. Ари немного вздремнет, и они вновь болтают, мечтают, строят планы. Чтобы не нарушать тишины, они шептались — казалось, весь мир замер в безмолвии, и лишь легкий плеск волн да шелест теплого бриза нарушали идиллию.
— Когда у нас родится сын, мы назовем его Ианну, в честь деда. Ты согласна, любимая? — сказал как-то Ари. Он лежал, немного отодвинувшись от нее. Его рука покоилась на ее животе, как будто там зарождалась новая жизнь.
— Да, дорогой. Ведь это обычай, не так ли?
— Да, так было всегда. Мы верим, ну, то есть старые люди так говорят, что душа оживает через имя.
Она ничего не ответила. Так было разумнее. На Корфу очень набожные люди, особенно греческие христиане. А потом, эта чудесная идея ей нравилась.
— Итак, нашего первого сына будут звать Ианну, но ты можешь коротко называть его Янни. Он вырастет и станет самым отважным, и мы запишем его в школу в Англии. Тебе ведь это понравится, да?
Напоминание об Англии навеяло тоску по дому. Ее сын еще даже не был зачат, а она уже думала, как тоскливо будет ему жить и учиться вдали от Корфу, где все такое родное и близкое.
— Да, — сказала она. — Я думаю, да. Но для начала он должен будет подрасти, а там посмотрим. Я буду так скучать по нему.
— Ничего, дорогая. Сначала он пойдет в ясли, потом в школу. Ну а там… поглядим.
— Ари! — засмеялась она. — О чем мы с тобой говорим! Я еще даже не беременна!
— Мы должны немедленно исправить положение. Может, мы начнем… прямо сейчас?
Он обнял ее, притянул к себе поближе, и она своим хрупким и нежным станом ощутила жар его тела.
Занятие любовью в те дни было ни с чем не сравнимым блаженством, когда воедино сливались британская чувственность и средиземноморская страсть. Они занимались этим так часто, что Мэгги даже подшучивала: наверное, за все сто лет своего существования кровать износилась намного меньше, чем за те дни, которые они с Ари провели на ней. Рождение ребенка должно было стать следующей ступенькой их отношений. "Но Мэгги до сих пор не забеременела. И если поначалу это было поводом для небольшого беспокойства, то теперь перерастало в большую проблему.
Мэгги уже привыкла к вопрошающим взглядам свекрови. Она научилась сдерживать свои эмоции и мириться с не покидающим ее безумным желанием иметь ребенка и с поселившейся прочно мыслью о несбыточности этой мечты. Переживания переполняли ее сердце, когда она наблюдала за милыми детишками сестры Ари, играющими на берегу или бегающими по огромной лужайке за домами семьи Веритос. Всего здесь было четыре дома. Они стояли по соседству и составляли семейную общину.
Сестра Ари, Кристина, вышла замуж восемнадцатилетней девушкой с хорошим приданым — оливковой рощей. Мэгги знала, что мать Ари поставила сноху на самую низшую ступеньку в семейной иерархии: у чужеземной невесты не было приданого. Но еще большую ненависть испытывала она к ней из-за того, что жена ее сына не произвела на свет отпрыска — продолжателя рода Веритос.
— Может быть, нам стоит обратиться за советом к доктору? — впервые за полтора года Мэгги отважилась произнести эти слова.
Ари нахмурился, насупил жгучие брови, отчего темные глаза стали маленькими и жестокими.
— Какого черта?
— Ну, чтобы узнать, почему я не могу забеременеть.
— Ты предполагаешь, что дело во мне?
— Ари, конечно нет! Но вполне разумно проверить, все ли…
— Я не желаю, чтобы какой-то докторишка осматривал меня и тем более тебя! — оборвал он ее на полуслове. Наша личная жизнь — только наша.
