Человек из дома напротив - Михалкова Елена Ивановна (бесплатные серии книг .txt) 📗
Спустя пару недель я рискнул спросить у Артема, отчего он позвал именно меня. Каждый день в актовом зале болтались студенты, наблюдая за репетициями. Кто угодно сгодился бы на роль.
– Ну-у-у, бурлак, ты даешь, – протянул Матусевич. Всех нас он называл бурлаками, кроме Любки. – Ты же уникум. Никто больше в этом городе не умеет готовить «Зеленый Веспер». Я, можно сказать, твой давний поклонник.
Если бы после этих слов Артем попросил меня набить морду декану, я не задумался бы ни на секунду.
– Сифон, лыбишься, как девка после… – заржал Лобан, посмотрев на мое лицо.
К его шуточкам я привык не сразу. Эмиля Осина Лобан переименовал в Умильку и произносил это, мерзко присюсюкивая. Тот бесился, однако схлестнуться с Борькой в открытую не смел. Я подозревал, что обидчивый Эмиль готовит ему какую-то пакость: слишком уж сладко он начал однажды улыбаться, поглядывая на Лобана.
В группе Бориса учился толстяк по фамилии, кажется, Игнатов. Умный парень, но типичный ботан. Лобан по-лошадиному ржал в лицо бедняге: «И-и-и! гнатов». Вроде ничего особенного, но это истошное «И-и-и-и-го-го-гнатов!»… Черт, невозможно было удержаться и не заржать в ответ.
Это было веселое время. Мы ставили любительские спектакли, и чем глупее они были, тем больше мы смеялись. Мы задирали друг друга. Матусевич придумал «Тайный клуб»: в институте мы делали вид, что нас объединяет только театральная студия. Артем от души развлекался всей этой дурацкой мистификацией.
В том, что случилось потом, были виноваты все мы. Но если б не изобретательность Осина, этот замысел не воплотился бы в жизнь.
После я спрашивал себя: как я мог пойти на такое? О чем я думал?
Честный ответ таков: я думал о том, что наконец-то обрел свой клан, стал частью братства. Артем твердил, что мы отличаемся от других, и я ему верил. Мы все ему верили.
В глубине души иногда шевелился червячок сомнения. Но в тот день, когда Матусевич поделился с нами своей идеей, меня охватила всепоглощающая детская радость. Я больше не был тем ребенком, которого не зовут погонять мяч во дворе. Меня взяли в игру.
Глава 3
Макар Илюшин скучал. «Самый простой случай из всех, с которыми мы работали, – думал он. – Владелец дома напугал балбеса инсценировкой в подвале, и тот сбежал. Теперь отсиживается в норе у кого-нибудь из старых приятелей. Пьет, надо полагать…»
Задача сводилась к тому, чтобы отыскать добряка, давшего приют риелтору. Илюшин подозревал, что достаточно выждать неделю, и кающийся Сафонов объявится, но Татьяна не хотела терять ни дня.
Сергей Бабкин, как всегда добросовестный и въедливый, обошел весь поселок, расспрашивая хозяев окрестных домов, не видели ли они чего-нибудь странного. Незнакомую машину? Сопротивляющегося человека, которого волокли бы из коттеджа? Может быть, кто-то кричал?
Нет, отвечали ему, все было тихо, здесь всегда тихо, да вы, наверное, сами видите.
Получалось, Сафонов ушел из «Белой березы» сам.
В этой картине Илюшина смущало лишь одно: фотографии в подвале. Если подумать, требовалось чертовски много усилий, чтобы достать их, если только хозяин не был близко знаком с кем-то из однокурсников Никиты.
Но какая же странная идея. Сказать начистоту, дикая идея. Такая кому попало в голову не придет.
Человек, напугавший Никиту, был намного интереснее самого Сафонова, и Макар повеселел, представив, что ищут они не унылого риелтора, а бывшего смотрителя «Комнаты страха» из Луна-парка.
Зазвонил телефон.
– Выяснил? – спросил Илюшин и приготовился записывать.
Собеседник заговорил, и полминуты спустя от расслабленности Макара не осталось и следа.
– Во Франции? – недоверчиво переспросил он. – Ты уверен?
Сергей Бабкин сидел в кафе, окнами выходящем на Покровку, и ждал бывшего следователя: Урюпин, как выяснилось, уволился год назад.
По улице неторопливо бродили туристы, ветер доносил колокольный звон из монастыря, и холодный солнечный день был так хорош, что Бабкин позволил себе расслабиться и не думать о деле. Официантка лет двадцати улыбнулась ему дружелюбно, без капли кокетства, и спросила, достаточно ли хорош чизкейк. Не моргнув глазом, он соврал, что чизкейк великолепен, подумал, не заказать ли штрудель, но тут вспомнился Илюшин с его занудством об избытке быстрых углеводов в рационе Бабкина, и штрудель есть расхотелось.
– Сергей!
Из тощего юнца с кадыком Урюпин превратился в человека, о котором консультанты в ювелирных магазинах говорят «солидный мужчина». На его лице при виде Бабкина начала проступать покровительственная улыбка, исчезнувшая, когда Сергей поднялся из-за стола.
– Отвык я от тебя! – признался Урюпин, глядя на него снизу вверх.
– Рад видеть! Заматерел ты, голуба!
– А жена говорит – обрюзг, – пожаловался Урюпин. – Приходится следить за весом.
И немедленно заказал двойную порцию пельменей.
Первые пять минут говорили о пустяках, присматривались друг к другу. Когда в разговоре повисла вежливая пауза, Бабкин решил, что можно переходить к делу.
– Витя, я столкнулся с кое-чем странным, – напрямик сказал он. – Без твоей помощи не обойтись. Помнишь девицу из парка «Дубки» возле «Тимирязевской»?
– Сенцову, – не задумываясь, откликнулся бывший следователь. – Дикая история. Вроде бы с тех пор нагляделся и на трупы, и на живодеров всех мастей, а девка до сих пор стоит перед глазами. Как она ухмылялась, а! А ножкой-то, ножкой играла – помнишь?
– Не помню, – сказал Сергей.
– Сама страхолюдина, а щиколотка тонкая, изящная. Поразительный контраст… Тоже, наверное, свидетельство незаурядности натуры. – Он глубокомысленно покачал головой.
– Витя, натура твоя была наглухо отмороженная. Тьфу! Не твоя натура, а ее…
– Понял я, понял, – засмеялся Урюпин. – Спорить не буду. Упыриха, конечно. Ты в курсе, что годом позже она проходила свидетельницей по делу о серии убийств в подворотнях?
Бабкин недоуменно взглянул на Урюпина.
– Что за убийства в подворотнях?
И вдруг голоса посетителей, гудение кофемашины, шум улицы стали тихими и очень далекими. «Подворотни». Он вскинулся, едва не опрокинув на себя кофе.
– Подожди! Дело, где было пять жертв?
– Оно самое. Вел его не я, но ты же понимаешь, мир тесен. Удивил я тебя, Сережа?
– Не то слово. Рассказывай!
Урюпин откинулся на спинку стула, покряхтел и ослабил ремень.
– Наша красотка обнаружила третий труп. Случилось это возле «Новослободской». У меня неподалеку живет родня. Когда все началось, я запретил им не то что через арки ходить, а вообще по безлюдным улицам. Тогда еще не было уверенности, где он убивает.
Бабкин записывал.
– Привязать Сенцову, однако, ни к чему не смогли, – продолжал бывший следователь. – Подозрительно, конечно: два года подряд свидетель оказывается возле криминального трупа. Но предъявить ей было нечего. Она сама вызвала полицию, с жертвой не имела никаких пересечений. Ее помытарили и отпустили.
– Наблюдение велось?
– Не помню, врать не стану. Почти наверняка. Студентка, и жизнь студенческая, самая обычная. В подозрительных отношениях, как говорится, не замечена.
Сергей не успел еще задуматься, каким образом дело восьмилетней давности может быть связано с исчезновением Сафонова, а версия Макара уже начала рушиться быстрее песочной башни под набежавшей волной. Один из студентов на фотографиях оказался каким-то образом причастен к серийным убийствам. Это можно было объяснить совпадением. Это хотелось объяснить совпадением! В эту секунду ничего другого Бабкин не желал так сильно.
Но сбросить этот факт со счетов он не мог.
Сергей машинально пожевал зубочистку, уколол язык и выплюнул.
– Расстроил тебя? – сочувственно спросил Урюпин.
– Озадачил. Убийцу, насколько я помню, не поймали?
