Зеркало и чаша - Дворецкая Елизавета Алексеевна (серия книг txt) 📗
Девушка постанывала и цеплялась за него, потому что не могла стоять. Понимая, что здесь все слишком сложно и опасно, Зимобор все же не мог не видеть, как женщина страдает от боли. Прежде всего, он видел в ней человеческое существо и совсем ее не боялся.
— Перевязку готовьте! — бросил он кметям. — Ведогу зовите!
Опустив на пол меч, он взял Лютаву на руки и вынес из овина. Перевязать ее можно было и здесь, но почему-то он этого не сообразил и понес в ту избу, где ночевал сам.
Во дворе уже никто ни с кем не дрался, дозорные торопливо разводили угасшие костры. Зимобор принес девушку в свою избу, громко крича, чтобы дали дорогу. Кмети, обернувшись и увидев их, расступались с изумленными лицами. Здесь тоже были раненые, но для девушки сразу освободили место, и Зимобор посадил ее на скамью. Судя по лицам кметей, каждый думал, что ему это снится. Девушка, да еще вроде та самая, что была в Селиборе? Откуда она здесь? Как сюда попала? Что это значит?
— Осторожно! Близко не подходи! Оборотень она! — торопливо пояснял бдительный Жилята, который всю дорогу провожал их с мечом наготове. — Посторонись, Хвощ!
В другой руке он нес меч Зимобора, а позади отрок тащил добычу — меч и шлем сбежавшего оборотня. Обе вещи, кстати, были очень дорогие, хорошей работы, шлем — восточной, а меч — франкской [16] .
Посадив Лютаву, Зимобор сам стянул с ее ноги меховой короткий сапожок и шерстяной чулок. Рана была довольно длинной, но клинок задел только мягкие части, а сухожилия и кости, похоже, не были повреждены.
— Да что ты с ней возишься! — восклицал Жилята, пока Зимобор под общий удивленный гул обмывал ее рану и накладывал повязку. — Заживет, как на собаке! Она же оборотень! Завтра будет бегать, будто и не было ничего. Если не прирежут...
Закусив губу, Лютава бросила на Жиляту злобный взгляд, но молчала, не опровергая того, что она оборотень.
Наконец Зимобор закончил перевязывать, и она торопливо одернула подол. Потом провела руками по волосам и огляделась выжидающе, словно хотела спросить: и что теперь со мной будет?
— Да, подруга! — протянул Зимобор. Разогнувшись, он встал перед ней, положив руки на пояс. — Что? Ты нам приснилась?
— Вроде того, — буркнула Лютава. — Сны страшные видишь? Вот, это я.
— Ты — оборотень?
— Не совсем. Это мой брат.
— Какой брат?
— Лютомир.
Зимобор вспомнил чародея, с которым дрался в овине. Действительно, похож на Лютаву, как родной брат.
— А! — На память ему пришли слова княгини Замилы. — Ваша мать, говорят, была чародейка и зналась с Велесом? И Велес, значит, твой отец?
— Мой отец — князь Вершина. А Лютомира — Велес.
По тому, как она это сказала, Зимобор вдруг подумал: а ведь ей очень обидно, что она родилась всего-навсего от какого-то князя Вершины, а не от бога.
И это, наверное, правда. Тот, кто остановил время, чтобы беспрепятственно пройти между чужим вдохом-выдохом, действительно должен быть сыном бога. И если бы не венок Младины, все это могло бы кончиться для Зимобора очень плохо.
Всего этого было слишком много для одного раза. Зимобор чувствовал возбуждение и при этом был так утомлен и обессилен, что его не держали ноги. Ему даже не хотелось задавать вопросов — хотелось только спать.
— Тебя связывать? — спросил он у Лютавы.
— Что?
— Ну, связывать, чтобы до утра не сбежала? Ноги, чтобы не ушла, руки, чтобы не колдовала? Глаза завязать, чтобы не сглазила, рот заткнуть, чтобы не заклинала?
— Вот-вот, правильно, княже! — торопливо одобрил Жилята. — Это все вместе!
— Да куда я убегу! — с досадой ответила девушка и кивнула на перевязанную ногу. Ясно было, что она непременно убежала бы, если бы не рана.
— Ну, смотри. Значит, так! — Зимобор поднял глаза и нашел лица Судимира и Моргавки. — Чья теперь стража?
— Достояна. Только что пошел.
— Значит, перевязывать кого осталось, костры жечь, дозорным смотреть, остальным спать. Да, Сечеслав там как? Не сбежал?
— Любиша там с ним.
— Ну и ладно. Теперь у меня не один, а два заложника получается. Эх! — Зимобор хмыкнул и покрутил головой. — Что же вы все лезете ко мне, вяз червленый в ухо! — Он опять посмотрел на девушку. — Сколько, говоришь, всего детей у князя Вершины?
— Одиннадцать, — ответила Лютава, которая раньше ничего такого не говорила.
— Одиннадцать? — Зимобор поднял брови. — Двое уже у меня, а еще одного видел — еще восемь. Стало быть, гости ожидаются? И все с мечами да с топорами! Ладно, по двадцать гривен за каждого, — Судимир, подсчитай, это сколько же будет?
— Двести двадцать, — невозмутимо ответил десятник, никогда в жизни не видевший сразу столько серебра.
— Да ну! — Зимобор совсем развеселился. — А у арабов дирхемы не кончатся? Дурной вы народ! — вразумлял он Лютаву, которая в недоумении смотрела на него. — Я же непобедимый, меня одолеть невозможно, даже если все одиннадцать не по очереди, а сразу навалятся! И еще батюшку прыткого до кучи прихватят! Непобедимый я, потому что сила неземная за мной стоит!
— Я видела! — вырвалось у Лютавы. — Она...
— Молчи! — Зимобор сообразил, что кмети, напряженно слушающие их разговор, о Младине ничего не знают и знать им не надо. — Язык прикуси! Понимаешь теперь, что нечего на меня бросаться?
Лютава закивала.
— Мы не знали, — сказала она. — Лютомир не знал. Мы бы тогда не стали...
— Поумнеете теперь. Ну, ладно. Я сказал, всем спать. Иди сюда, что ли?
Зимобор снова взял Лютаву на руки и уложил на мешок, где раньше спал сам. Кмети подвинулись, Зимобор лег рядом с ней, укрылся своим полушубком, повернулся к вятичанке спиной и тут же заснул. Не одолеваемый ни тревогой, ни какими-либо иными чувствами.
Но кмети не могли так же спокойно спать в одной избе с оборотнем, и до утра кто-то из них нес дозор, не сводя глаз с неподвижно лежащей девушки-волчицы.
Проснувшись утром, Зимобор ни девушки, ни волчицы рядом с собой не обнаружил. Ее исчезновение его не удивило и не встревожило: приснится же такое! Сказать по правде, все эти передряги уже стали ему надоедать, хотелось скорее домой, в Смоленск.
16
Знаменитые франкские мечи, производившиеся на Рейне, славились высоким качеством, из-за чего их даже запрещалось вывозить за рубеж. Отличались особым оформлением рукояти, благодаря чему франкский меч можно было сразу узнать даже в ножнах.