КГБ в смокинге-2: Женщина из отеля «Мэриотт» Книга 2 - Мальцева Валентина (читать бесплатно книги без сокращений .txt) 📗
— Как мне с вами снестись в случае чего?
— Это будет непросто… — Цвигун задумался. — Сделаем так: дайте мне «чистый» номер телефона своей службы и посадите у аппарата три смены. Пока я в Будапеште, трижды в день — утром, днем и вечером — мой помощник будет звонить по этому номеру и задавать один и тот же вопрос: «Как самочувствие мамы?» В случае, если никаких важных новостей нет, пусть отвечают: «Неважно». Если появятся новости, отвечайте: «Намного лучше». Тогда я найду возможность связаться с вами лично… Куда вас отвезти, генерал?..
…Генерал Никифоров приходил на работу ровно в 8.30. Первые полчаса он обычно тратил на ознакомление с шифровками, поступившими от резидентуры за минувшую ночь. Это были священные часы за закрытой изнутри дверью, отрезок времени, в течение которого полностью блокировалась телефонная связь и наглухо задраивались шторы на всех трех окнах служебного кабинета. Включенным оставался только один телефон — аппарат внутренней связи с начальником Главного разведывательного управления Генерального штаба Советской Армии. И именно этот аппарат резко зазвонил, когда Никифоров с лупой склонился над расшифровкой донесения из Гааги.
— Генерал Никифоров.
— Доброе утро, Степан Федорович!
— Здравия желаю, товарищ генерал армии!
— Можешь заскочить ко мне на пару минут?..
Несмотря на довольно крупную комплекцию, шеф
ГРУ обладал тонким, а моментами просто писклявым голосом. Но в то утро голос шефа звучал особенно противно — словно телефонная трубка лежала рядом с работающей на высоких оборотах электродрелью. Поморщившись, Никифоров чуть отодвинул трубку от уха и спросил:
— Иван Георгиевич, а через минут двадцать нельзя? У меня, понимаете, шифровки срочные…
— Дело тоже весьма срочное, Степан Митрофанович.
— Иду!
Собрав со стола несколько шифрованных донесений, Никифоров запер их в сейфе, внимательно осмотрел бумаги на своем рабочем столе, убедился, что секретных среди них нет, после чего вышел через служебный ход и поднялся на четвертый этаж, который полностью занимал кабинет начальника ГРУ и его личная канцелярия.
Сидевший в приемной адъютант в форме подполковника танковых войск, увидев входящего Никифорова, резко встал из-за стола и вытянулся.
— Вольно, — привычно кивнул начальник Управления внешней разведки и толкнул гладкую дубовую дверь в кабинет своего главного шефа.
Генерал армии Игорь Борисович Коновалов возглавил ГРУ сразу же после смерти маршала Гречко, когда пост министра обороны занял Дмитрий Федорович Устинов — близкий друг и доверенное лицо Брежнева, о котором профессиональные военные с презрением (естественно, не в глаза) отзывались в том плане, что Дмитрий Устинов, получивший вскоре после нового назначения маршальские звезды, в годы войны «держал оборону в районе Урала».
Новый министр обороны действительно никогда не воевал, сделав свою блистательную карьеру на благодатной ниве оборонного строительства, где в его практически бесконтрольном подчинении находилась самая мобильная и эффективно действовавшая армия — миллионы бесправных и безропотных политзаключенных. Именно на их плечах в близком и далеком Зауралье, в тундре Ямала и Таймыра, в непроходимой тайге Восточной Сибири в рекордно короткие сроки закладывался фундамент новых танкостроительных заводов, прорубались дороги к урановым и кобальтовым рудникам, возводились стартовые стволы для первых советских баллистических ракет с ядерными боеголовками… Поговаривали, что незаурядные хозяйственные и организаторские таланты Дмитрия Устинова не раз отмечал даже крайне скупой на похвалы Сталин, а Берия признавался в тесном кругу собутыльников, что без энергии Устинова первая советская ядерная бомба была бы испытана на полигоне в Семипалатинске не в сорок девятом, а как минимум через полтора-два года.
Что же касается отношения к Устинову Леонида Брежнева, то оно сформировалось в далекие уже годы войны, когда, вследствие довольно часто встречающегося в жизни стечения обстоятельств, влиятельный и пользующийся большим авторитетом у кремлевских бонз Дмитрий Федорович Устинов сумел подтолкнуть еще молодого политрука 18-й армии полковника Брежнева.
Устинов всегда был умным политиком, резких движений не делал, а потому сумел проскочить не только смертельно опасный для советской партноменклатуры период пятидесятых годов, когда Хрущев косил испытанные сталинские кадры налево и направо, но и шестидесятые годы, когда Брежнев, в свою очередь, начал активно избавляться от хрущевских кадров. Воистину одному только Богу было известно, как удалось этому невысокому, извечно запинающемуся в разговорах мужичку быть наркомом и министром вооружения при Сталине и аж до пятьдесят седьмого года министром вооружений, первым заместителем Председателя Совета Министров и председателем ВСНХ при Хрущеве и стать в итоге министром обороны и членом Политбюро при Брежневе.
Никифоров знал, что Игорь Борисович Коновалов, получивший погоны генерала армии через два года после того, как стал начальником ГРУ, был младшим другом и протеже Устинова, долгое время работал его личным помощником. Тем не менее, несмотря на свое партийно-хозяйственное прошлое, классический выдвиженец Коновалов оказался человеком не без способностей и сумел в считанные годы постичь в стенах Главного разведывательного управления то, на что у многих уходили десятилетия.
Генерал Никифоров относился к своему шефу с уважением и некоторой опаской. Коновалов был человеком не вредным, в некоторых вопросах даже широким, умел прощать по мелочам, не стремился влезать в детали, оставляя своим подчиненным простор для инициативы. Однако в принципиальных вопросах генерал армии Игорь Коновалов превращался в бетонную стену, прошибить которую не брался ни один человек. Кроме того, шеф ГРУ отличался вспыльчивостью, хотя и быстро отходил.
При Коновалове значительно усилилось финансирование ГРУ, повысились зарплаты, улучшились бытовые условия сотрудников военной разведки, что сразу же снискало новому начальнику Управления большую популярность. То был золотой период Главного разведывательного управления, когда советская военная разведка в полный голос заявила о себе как спецслужба, практически ни в чем не уступавшая, а во многом и превосходившая своих коллег с легендарной площади Дзержинского. Устинов не скрывал удовольствия и злорадства в адрес «андроповских мальчиков», преподнося Брежневу на его даче, в приятные часы стариковского застолья, под его любимые песни в исполнении Шульженко, Утесова, Магомаева, подробности действительно высокопрофессиональных, дерзких операций с участием иностранных агентов ГРУ, демонстрировал Генеральному секретарю выкраденные его агентами карты подземных коммуникаций бундесвера, спутниковые фотографии французских ракетных установок на атолле Моруруа, схему строящегося ядерного реактора в Ираке… В отличие от корректного, скучного в компании, неизменно скупого на профессиональные откровения Андропова, министр обороны, тонко чувствуя состояние души своего сентиментального босса, искусно, без тени фальши, подыгрывал Брежневу, который мог по нескольку раз в день с упоением смотреть телесериал «17 мгновений весны», смаковать хронику времен войны, особенно те четыре кадра, на которых был запечатлен он сам — молодой, черноволосый, в ладно сидящем на широких плечах мундире полковника с яркими колодками орденов, парады военной техники на Красной площади с тактичными пояснения Устинова…
Брежнев от такого общения млел и даже не пытался скрывать это. В конце семидесятых годов в нем одновременно жили как бы два человека — Брежнев-политик и Брежнев-фронтовик. Первый по инерции интриговал, боролся за выживание, контролировал малейшие посягательства на свою абсолютную власть, стравливая членов Политбюро с кандидатами, правительство — с профсоюзами, армию — с КГБ… Но именно эта часть жизни его особенно утомляла, потому что именно здесь Брежнев РАБОТАЛ. Зато Брежнев-фронтовик, ведя с Устиновым долгие, неторопливые разговоры о годах войны, о незабываемых встречах, о крутости и исчерпывающей логичности сталинских решений, что называется, отдыхал душой. Его стремительно дряхлеющий и разваливающийся на глазах организм продолжал, скрипя, функционировать только благодаря воспоминаниям о ПРОШЛОМ. Словно магнитом его тянуло назад, в прекрасные сороковые годы, когда он был молод, красив, удачлив, когда ему не нужны были круглосуточная помощь врачей и усердие специально подготовленных женщин, отдававшихся Генеральному секретарю ЦК КПСС и Председателю Президиума Верховного Совета СССР с такими истошными воплями чувственного наслаждения, что ему становилось стыдно и за них, и за себя одновременно.
