Роковые огни - Вернер Эльза (Элизабет) (читать книги онлайн .txt) 📗
— На рассвете. Мы двигаемся к Р. на соединение с бригадой генерал-майора Фалькенрида, но, по всей вероятности, пройдет несколько дней, прежде чем мы доберемся туда, потому что вся местность отсюда до Р. занята неприятелем, и нам придется с боями прокладывать себе дорогу.
— Так скажи генералу, Вилли, что я последую за вами не позже чем через неделю, — произнес Штальберг. — Досадно, что из-за какой-то царапины мне придется так долго оставаться здесь, но на будущей неделе я выпишусь из лазарета и сразу же отправлюсь в полк. Надеюсь, что поспею до сдачи Р.
— В таком случае вам не мешает поторопиться, — вставил Эгон. — Где командует генерал Фалькенрид, там враг долго не сопротивляется. Во время штурма он со своими солдатами всегда впереди и уже не раз проделывал невероятные вещи. Для него как будто нет ничего невозможного.
— Ему везет и в том отношении, что он всегда на передовой, — заметил Вальдорф. — Вот и теперь ему поручено взять Р., тогда как мы еще Бог весть сколько времени простоим здесь; и он возьмет его, в этом нет никакого сомнения, а может быть, уже и взял. Ведь пока нас разделяет неприятель, мы узнаем обо всем намного позже.
Поручик встал, чтобы проводить гостей, но принц не пошел с ними. Он остановился перед камином со скрещенными руками, глядя на огонь, серьезно, даже угрюмо вглядываясь в трепетное пламя, но в его веселых, ясных глазах была какая-то тревога. Он совсем забыл о присутствии Штадингера; только когда тот напомнил о себе покашливанием, он встрепенулся.
— Ах, ты еще здесь? Поклонись от меня Лоису и скажи, что я сам приду завтра навестить его. Прощаться мы с тобой пока не будем, ведь пока ты еще остаешься здесь. Вероятно, ты не думал, что у нас так весело? Да, надо стараться легко смотреть на жизнь, когда каждый день может быть последним.
Старик внимательно поглядел ему в глаза и вполголоса проговорил:
— Да, господа офицеры были веселы, а ваша светлость веселее всех, но все-таки на душе-то у вас невесело.
— У меня? Что ты выдумываешь? Почему мне в самом деле не быть веселым?
— Не знаю, но я это вижу. Прежде, когда ваша светлость возвращались из Фюрстенштейна или подымали кутерьму в Родеке с господином Рояновым, у вас был совсем другой вид и смеялись вы совсем иначе; а вот сейчас, когда вы смотрели в огонь, можно было подумать, что у вашей светлости очень тяжело на сердце.
— Убирайся ты со своими наблюдениями! — сердито крикнул Эгон. — Ты думаешь, мы только и делаем, что шутим? Поневоле призадумаешься иной раз, когда постоянно видишь перед собой кровавые ужасы войны.
Против этого нечего было возразить, и Штадингер замолчал, хотя и не изменил мнения. Он был уверен, что с его светлостью что-то неладно и что за его напускной веселостью скрывается нечто совсем другое. В это время в комнату вернулся Вальдорф, но дверь за собой не закрыл.
— Ну, входите же! — крикнул он человеку, стоявшему за дверью. — Вот ординарец от седьмого полка с рапортом! Ну, глухи вы, что ли? Идите же сюда!
Приказание было повторено весьма нетерпеливым тоном. Солдат, показавшийся на пороге, как будто не решался войти, даже сделал движение, будто хотел быстро отступить назад, в темноту. Теперь он повиновался, но остановился у самой двери, так что его лицо оставалось в тени.
— Вы с аванпостов на Церковной горе? — спросил Вальдорф.
— Так точно!
При звуке этого голоса Эгон вздрогнул; он быстро сделал шаг вперед, но, как бы опомнившись, остановился, однако его взгляд с выражением почти ужаса устремился на лицо говорившего. Это был еще молодой, рослый солдат в грубой шинели рядового и в фуражке на коротко остриженных черных волосах. Он стоял неподвижно, вытянув руки по швам, и продолжал рапорт по уставу, только его голос был как-то странно глух и сдавлен.
— От капитана Зальфельда, — рапортовал он: — Мы перехватили подозрительного человека, переодетого в крестьянское платье, но, несомненно, принадлежащего к неприятельской армии и желавшего пробраться в крепость. В найденных при нем бумагах...
— Подойдите ближе! — раздраженно приказал Вальдорф. — Вас еле слышно.
Солдат подошел к офицерам, и свет упал прямо на его лицо. Оно было покрыто неприятной синеватой бледностью, зубы были стиснуты, а глаза опущены.
Рука Эгона судорожно сжала эфес сабли; он с трудом сдержал восклицание, готовое сорваться с его губ; Штадингер же широко открытыми глазами уставился на говорящего...
— В найденных при нем бумагах нет ничего важного, но они содержат намеки, которые он, вероятно, должен был дополнить устно. Капитан полагает, что если допросить его построже, он выдаст то, что ему было поручено, и спрашивает, должен ли он оставить пленного сюда или отправить его в главный штаб.
В этом донесении не было ничего странного или необычного. Перехватывать подозрительных субъектов случалось нередко, так как неприятель постоянно пытался связаться с крепостью и, несмотря на бдительность осаждающих, это ему, конечно, удавалось. Но у принца Эгона как будто захватило дух, так что он ответил не сразу.
— Передайте капитану, что я прошу переслать пленного сюда. Через два часа мы сменяемся и идем как раз в главный штаб; я беру это на себя.
— Надо надеяться, молодец заговорит, если серьезно взяться него, — заметил Вальдорф. — Не у него первого душа уйдет пятки, когда ему пригрозят полевым судом. Ну, да мы еще осмотрим!
Солдат стоял, ожидая, чтобы его отпустили; ни один мускул не дрогнул на его лице, но глаз он не поднял. Эгон, успевший овладеть собой, спросил коротким, командным тоном:
— Вы из седьмого полка?
— Так точно!
— Ваше имя?
— Иосиф Танер.
— По призыву?
— Нет, доброволец.
— Давно?
— С тридцатого июля.
— Значит, вы прошли с полком весь путь?
— Так точно.
— Хорошо. Доложите же капитану!
Солдат повернулся и вышел.
Вальдорф, пожимая плечами, сказал, посмотрев вслед уходящему:
— Всем, находящимся на Церковной горе, приходится очень туго. Ни днем, ни ночью ни минуты покоя; они устают до смерти, да еще их часто командируют на помощь разведчикам. Бедняги роются в твердой, как камень, мерзлой земле, так что пот с них катится градом, а руки все в крови. Нашим несравненно лучше.
Он вышел в соседнюю комнату, чтобы назначить ефрейтора для караула к ожидаемому пленному и дать ему нужные указания. Эгон же порывисто распахнул окно и высунулся из него — ему казалось, что он задыхается. Вдруг он услышал за спиной испуганный шепот Штадингера:
— Ваша светлость! Разве вы не заметили?
— Чего?
— Ординарец, который сейчас был здесь... Ведь это... господин Роянов!
Эгон, сознавая необходимость полного спокойствия в эту минуту, обернулся и холодно сказал:
— Тебе, кажется, начинают мерещиться привидения. Некоторое сходство, действительно, есть; оно и мне бросилось в глаза, оттого я и спросил его имя. Ты слышал — его зовут Танером.
— Но, право же, это был сам господин Роянов! — воскликнул непоколебимый Штадингер, которого никогда еще не обманывали его зоркие глаза. — Недоставало только черных кудрей да гордого, повелительного вида... И голос его!
— Отвяжись ты со своими глупостями! — вспылил Эгон. — Разве ты не знаешь, что господин Роянов на Сицилии? Как же он может очутиться здесь как ординарец седьмого полка? Ведь это более чем смешно!
Штадингер замолчал. Конечно, то, что он говорил, было смешно и невозможно, потому-то молодой принц просто вышел из себя; его рассердило то, что простого рядового могли принять за его друга. И в самом деле, надменный Роянов, так умевший приказывать и гонявший всю прислугу в Родеке до того, что она с ног сбивалась, и ординарец, на которого Вальдорф прикрикнул за то, что он недостаточно громко говорит, — были так же непохожи друг на друга, как небо и земля. Если бы только не этот голос!
— Так вы думаете, ваша светлость?.. — снова заговорил старик, но уже не так уверенно.
— Что ты — старый духовидец! — сказал Эгон мягче. — Ступай к себе на квартиру и выспись с дороги, а то тебе везде начинает мерещиться сходство с кем-нибудь. Спокойной ночи!
