Невидимые знамена (СИ) - Измайлова Кира Алиевна (читаем книги онлайн бесплатно TXT) 📗
– А я слышала, боль терпеть нельзя, – мрачно сказала она. – Сперва надо обезболить, потом лечить.
– Дайхин так и сделал сначала, – ответил юноша. – Но в походе не всегда есть такая возможность. Нужно уметь терпеть.
Шура только вздохнула – парней не поймешь! Сашка коленку разобьет и в обморок валится, чуть температура поднимется – немедленно в кровать, а этому весь бок разворотило, и ничего. Терпит.
– Сядь ближе. Хотя бы на подлокотник. Да, так. Теперь дай руки, – велел Ерхайн. – Касаться Вещи тебе нельзя, так что – через меня.
Шура несмело вложила ладони в его. Руки у него были, как у ее старшего брата: уже не мальчишечьи, здоровенные, как у взрослого мужчины, с ясно ощутимыми мозолями на ладонях. От чего, интересно? Уж, наверно, не от лопаты, а от меча…
– У тебя руки очень горячие, – сказала Шура. – Жар, наверно…
– Нет. Так надо, – нетерпеливо мотнул головой Ерхайн. – Теперь смотри, только не говори ничего.
– Куда смотреть? – растерялась девочка.
– Мне в глаза.
Сначала она ничего не видела, кроме этих серых глаз, потом вгляделась в непроглядно-черный зрачок, и мир вокруг куда-то делся, заполнился золотистым сиянием, таким же, какое исходило от Вещи, Шура на мгновение ослепла, а когда проморгалась…
Картинка была тусклой и нечеткой, словно виделась сквозь туманную дымку, но с каждым мгновением становилась всё более яркой и объемной, будто кто-то наводил резкость.
Кухня. На окне новые занавески, Шура таких не помнила. Мать хлопочет у плиты, в русых волосах прибавилось седины, в уголках глаз появились новые морщинки, но выглядит она нормально. Огрела полотенцем по спине Валерку, попытавшегося стянуть что-то со стола, видно, обругала – всё, как обычно.
Стоило Шуре перевести взгляд, картинка смещалась, позволяя ей рассмотреть остальное. Вроде бы ничего не изменилось, ну разве что вот занавески эти. И линолеум тоже новый. И чайник у них раньше был не такой.
В кухню широким шагом вошел отец, и Шура невольно подалась вперед: вот он изменился, и сильно! Тоже прибавилось седины, но в остальном… Таким он был лет пять назад, если не больше, когда не началась еще вся эта чехарда с сокращениями на заводе, пока он не начал пить. Это тогда он опустился и обрюзг, мог не бриться по нескольку дней, а теперь выглядел подтянутым, как раньше, и одет был не в старый спортивный костюм, в котором сутками мог лежать перед телевизором, а вполне прилично – джинсы, джемпер… И мать он в щеку уже сколько лет не целовал!
«Да что же там такое? – изумилась Шура, увидев это. – Слышать бы, о чем они говорят…»
И, словно в ответ на ее желание, прорвался звук, тоже нечеткий, будто сквозь слой ваты, но различимый.
– …двойку по химии схлопотал, – сказала мать, возвращаясь к плите. – И ладно бы не выучил чего, так за поведение же!
– Степан! – грозно воззвал отец, и двоечник явился. – Ты что там натворил?
– А чего? – мрачно спросил тот, мигом сообразив, о чем речь. – Я нарочно, что ли, эту пробирку уронил?
– А нет?
– Нет! – заверил Степка. – Она мокрая была и выскользнула.
– А если б ты на себя кислоту вылил, а не на журнал? – поинтересовалась мать, а Шура невольно улыбнулась. Вылить какую-нибудь дрянь на классный журнал было очень в духе Степана.
– Да исправлю я эту двойку! – заверил он, глядя на родителей честными-честными глазами. – Честное слово!
– Пока не исправишь – никакого компьютера, – постановил отец тем непререкаемым тоном, который яснее любых слов давал понять: спорить бесполезно.
Степка и не стал спорить, видно, радовался, что легко отделался, постарался улизнуть поскорее.
– Ну что вот с ним делать? Совсем от рук отбился! – вздохнула мать и вдруг осеклась, взглянула на мужа.
– Как отбился, так и прибьется, – хмуро ответил тот, усмехаясь как-то виновато.
– Пап! – раздался откуда-то, наверно, из прихожей, которую Шура не видела, еще один голос. – Можно, я машину возьму?
– А ты далеко собрался?
– Да я тут рядом, Маруське телевизор довезти надо из ремонта!
Тут Шурка узнала голос – Лёшка, старший брат, значит, уже вернулся из армии.
– Держи, – отец пошарил в кармане, бросил невидимому собеседнику ключи на брелке. – И только попробуй в кого-нибудь въехать!
– Да я осторожно!
– А ужинать?.. – спохватилась мать, но уже хлопнула входная дверь, Лёшка убежал.
«Машина? – нахмурилась Шура. – Откуда она взялась?» У них сроду не было автомобиля. Какое уж там, если они концы с концами еле сводили!
Теперь есть, взялось откуда-то знание. Подержанная, правда, но еще бегает. Пока обходятся такой, а там, глядишь, поменяют на что получше.
«Но как? – задала вопрос Шура тому, что отвечало на ее вопросы. Она не знала, была ли то Вещь или что-то иное, она просто хотела понять! – Что случилось?»
И снова пришло из ниоткуда: это всё из-за неё. Ей надо было исчезнуть, чтобы отец встряхнулся и снова стал собой. Это он собрал старых, давно, казалось бы, забытых и забывших его товарищей, когда стало ясно – милиция Шуру не найдет, там уверены, что своевольная девчонка просто сбежала. («А чего вы хотите, тринадцать лет, самый опасный возраст! Смотреть надо за детьми!») И прочесывал с добровольцами окрестности, и ездил куда-то за сотню километров, где в лесу нашли тело девочки примерно Шуриных лет…
Найти Шуру они, конечно, не нашли, но команда не рассыпалась, сложилось что-то вроде народной дружины, как в старые добрые времена, и ведь не глупостями занимались: поймали даже одного извращенца, который девчонок в парке пугал!
И работал он теперь на двух работах, как будто возмещал несколько лет безделья и пьяной жалости к себе, сумел ведь найти занятие! Платили, может, и не миллионы, но жить стало полегче, а какой-то из знакомых предложил взять у него старую машину, недорого, да еще в рассрочку… По выходным теперь отец еще и «бомбил», если не его черед был идти в дружину.
И на Шуриной фотографии – вон она, на стене, – не было черной ленточки. Она для них жива, пока не доказано обратное.
«Вот, значит, как… – картинка перед глазами снова расплывалась, и Шура не могла понять, от слёз это, или просто Вещь больше ничего не хочет показывать. – Всё изменилось. Всё совсем по-другому…»
Теперь, наверно, снова хочется возвращаться домой. И братья не гоняют допоздна по темным улицам, лишь бы не попасть под горячую руку. И родители не скандалят безо всякого повода, просто от бессилия и безысходности, из-за того, что денег никогда не хватает, а дети растут, и их надо кормить и одевать…
Изображение таяло, таяло, пока не растворилось совсем в золотистом сиянии, а потом рассеялось и оно, и Шура снова увидела Ерхайна – как-то слишком уж близко.
– Ты чуть на меня не упала, – сказал он, и Шура поспешно отшатнулась. Не хватало и правда свалиться на парня, с его-то дыркой в боку! Он, наверно, понял и усмехнулся: – Ничего, я же удержал. Ты лёгкая.
– Там всё так изменилось, – ответила она невпопад.
– Ты всё еще хочешь вернуться? – спросил Ерхайн спокойно. Вещь медленно таяла в воздухе, будто ей любопытно было послушать, о чем будут говорить люди.
Шура встала, отошла к распахнутому окну, выглянула наружу, опираясь о подоконник. Высоко… Хорошо видны Грозовые горы – шапки ледников на них сверкают, будто посыпаны алмазной крошкой. Если высунуться подальше, можно разглядеть и один из мостов – сейчас он целый, опасаться, должно быть, некого. Такой огромный и такой хрупкий – будто паутинку протянули над бездной, а она возьми да окаменей…
Внизу блестит Малое море, как огромное зеркало, вьются над ним, кричат птицы. Нет, не птицы, поняла Шура, приглядевшись. Вернее, не только птицы, там еще и маленькие летящеры, совсем крохи, не больше чайки. Ссорятся с птицами из-за рыбы, наверно… А вон вода вдруг пошла сильной рябью, что-то темное показалось на мгновение из глубины, и снова исчезло, только круги расходились… Что там живет, на дне? Кто-то говорил о каких-то диппетах – что бы это могло быть? Звери или рыбы?
