Дорогой Леонид Ильич - Семанов Сергей Николаевич (книги бесплатно полные версии .TXT) 📗
Кремлевский интриган от медицины Чазов в данной своей оценке вполне справедлив. Да, Леонид Ильич был не только мужественный человек, способный преодолевать боли и телесную немощь, он всегда оставался лицом общественным, ставившим долг советского руководителя выше личного состояния, даже ценой здоровья. И справедливо тут напомнить, вслед за брежневским лейб-медиком, что нынешние претензии к бывшему Генсеку со стороны его бывших прихлебателей и подхалимов прямо-таки стыдно читать. Уж молчали бы лучше…
В окружении Брежнева, пожалуй, только один Андропов смотрел дальше других и ценил выдержку Брежнева. Конечно, у него был свой честолюбивый интерес, стремление стать брежневским наследником, но это в данном случае вопрос все же второстепенный. Вот свидетельство болтливого Горбачева (здесь ему можно поверить):
«Помню, как на одном из заседаний Политбюро председательствовавший «вырубился», потерял смысловую нить обсуждения. Все сделали вид, что ничего не произошло. Хотя все это оставляло тяжкое впечатление. После заседания я поделился своими переживаниями с Андроповым.
— Знаешь, Михаил, — повторил он почти дословно то, что и раньше мне говорил, — надо делать все, чтобы и в этом положении поддерживать Леонида Ильича. Это вопрос стабильности в партии, государстве, да и вопрос международной стабильности…»
Андропов был тут безусловно прав. Авторитет Брежнева в международных делах был уже с начала семидесятых годов весьма велик. С ним считались, к нему привыкли и приспособились многие крупные зарубежные государственные деятели, что немало способствует успеху международных переговоров. И действительно, личная роль Брежнева была очень велика в благоприятных для нашей страны итогах Совещания по безопасности в Европе 1975 года.
На переговорах тех долго, начиная с осени 1972 года, разрабатывался Заключительный акт, который должен был закрепить существующее на то время политическое положение в Европе (кроме всех европейских стран участвовали США и Канада). Для нас важнейшим тут было закрепление послевоенных западных границ и признание ГДР. Брежнев понимал значение этого акта и не жалел личных усилий. Чазов интересно рассказал именно об этой стороне дела на важном Совещании:
«Он вдруг вспомнил, что в 1975 году намечается окончание переговоров на Совещании по безопасности и сотрудничеству в Европе и подписание соответствующего соглашения. Оживившись, Брежнев стал вспоминать, как настоял несколько лет назад на необходимости ведения таких переговоров. Видимо, у него было немало оппонентов, потому что он с удовлетворением сказал: «Если заключим соглашение, а к этому все идет, то посмотрим, что скажут некоторые товарищи, которые были против переговоров. Они самого главного не понимают, что это соглашение является юридическим признанием статус-кво в Европе, подводит черту под разговорами о границах, признает ГДР, а это залог того, что не только внуки, но и правнуки наши будут жить спокойно, не боясь нападения со стороны Германии. А то, что, говорят, в гуманитарном разделе много пунктов с вмешательством во внутренние наши дела, так ведь большинство из этих пунктов имеется в нашей Конституции. А потом — у каждой страны есть свои законы внутренней жизни и их никакое соглашение не отменяет. Главное в нем — не права человека, а границы государства, предупреждение войны — вот что не могут понять некоторые из наших».
Я привел эти два примера в доказательство тому, что в первой половине 1974 года Брежнев был не только работоспособен, но и обладал даром аналитического мышления…
К августу 1975 года было подготовлено Соглашение по безопасности в Европе. Подписание соглашения, о котором так мечтал Брежнев, должно было состояться в августе в Хельсинки. Естественно, на этот период надо было обеспечить активность Генерального секретаря. Мы изучили все известные мировой медицине методы стимуляции функций организма, в том числе и центральной нервной системы. Кстати сказать, Андропов очень заинтересовался этими методами и попросил достать соответствующие препараты. Будучи страстным болельщиком хоккейной команды «Динамо», он в шутку сказал: «Посвятили бы вы во все тонкости руководство «Динамо», может быть, играть стали бы лучше». Помолчав, добавил: «Думаю, даже при этом они ЦСКА не обыграют». (Это были годы острого соперничества «Динамо» и ЦСКА.) Действительно, вскоре ко мне пришли руководители «Динамо», которым я не только прочитал лекцию о возможностях скрытых резервных сил организма, но и передал ряд средств, которые еще не числились в разряде допинговых.
Не знаю, как команду «Динамо» (судя по тому, что они не завоевали первенства, игроки вряд ли принимали стимуляторы), а вот Брежнева нам удалось перед поездкой в Хельсинки вывести из состояния мышечной астении и депрессии. Андропов очень волновался перед поездкой Брежнева в Хельсинки. Разработанный план дезинформации общественного мнения в отношении здоровья Брежнева рушился. Внутри страны еще можно было как-то мириться с ситуацией, связанной с болезнью Брежнева. Другой вопрос — как ее воспримут на Западе? Не будут ли болезнь лидера, его слабость влиять на позиции нашей страны? Не поднимут ли голову ее недруги? Боялся Андропов, да и я, и не без оснований, возможного срыва в ходе Хельсинкского совещания. Чтобы предупредить разговоры внутри страны, делегация и число сопровождающих лиц были сведены к минимуму — А.А. Громыко и начавший набирать силу К.У. Черненко. Мы поставили условие: чтобы во время поездки (в Хельсинки мы ехали поездом) и в период пребывания в Финляндии у Брежнева были бы только официальные встречи, и ни Н., ни кто-либо другой не встречался с ним наедине (кроме Громыко и Черненко).
Надо сказать, что и в этот период, и в последующих сложных политических ситуациях, когда надо было проявлять хоть минимум воли и мышления, Брежнев с нами соглашался».
Да, прост был Брежнев, не шибко образован и даже грамотен, но чутьем простого русско-советского человека понимал: надо, надо юридически закрепить западные границы Советского Союза, ради того он, офицер-политработник, четыре года без единого дня отлучки провел на фронте! А что кучка еврейских «диссидентов» будет шуметь… Да они и так шумят, и пусть их, на то есть ведомство товарища Андропова, те за ними наблюдают и опекают их должным образом…
Не хочется даже вспоминать, что с 1991 окаянного года все международные гарантии наших западных границ рухнули, а сами те границы отступили на сотни верст на восток… Но это уже совсем другой сюжет, и пусть расскажут о нем другие.
Повторим, для Брежнева внешнеполитические вопросы, даже важнейшие, были всегда на втором месте по сравнению с делами внутриполитическими. В первом случае он вполне доверял высококвалифицированному МИДу и его главе, во втором — всегда сам брал на себя решение, в особенности по вопросам ключевым — кадровым. Тут он полностью следовал заветам Сталина (Ленин и Хрущев этим пренебрегали).
Брежнев осторожно и не спеша, никогда не прибегая к резким и тем паче жестким мерам, убирал из своего окружения тех, кто хоть как-то ему противился. Первым в опалу попал видный член Политбюро Д. Полянский, зампред Совмина. Очевидец событий А. Гаврилюк рассказал о той интриге с весьма примечательными подробностями:
«Отношения Полянского с Брежневым, судя по рассказам Дмитрия Степановича, строились но принципу «Митя — Леня». Он принял активное участие в отстранении Хрущева и избрании Брежнева Первым секретарем ЦК в октябре 1964 года, и сначала ничто не омрачало их отношений. В декабре 1966-го торжественно отмечалось 60-летие Леонида Ильича, ознаменованное вручением ему первой Звезды Героя Советского Союза. Дмитрий Степанович так расчувствовался, по его собственному признанию, что написал стихи, точнее, целую поэму по этому поводу.
Однако после того как на одном из заседаний Политбюро Полянский выступил против решения Леонида Ильича организовать набор 93 тысяч сельских жителей для работы в строительных организациях, он вдруг заметил, что все вопросы, связанные с сельским хозяйством, стали решаться без него. Именно в это время он оказывался в командировках. Брежнев объяснил: «Извини, Митя, но решаю не я, а Политбюро». Так же легко Леонид Ильич «отбился» и от письма Полянского, ему адресованного и переданного через Черненко, где Дмитрий Степанович утверждал, что награждения различными орденами и знаками отличия становятся смешными и неприличными. Брежнев пригласил его к себе и опять произнес: «Митя, не я сам себя награждаю. Это решает Политбюро».
