«Москва, спаленная пожаром». Первопрестольная в 1812 году - Васькин Александр Анатольевич (книги бесплатно без регистрации полные .txt) 📗
Виллерс бежал вместе с французами, однако, был пойман и арестован. Пользуясь личными связями избежал наказания, хотя по результатам расследования был приговорен к ссылке в Сибирь. Ростопчин писал в связи с этим Александру: «Виллерс не может быть выслан из России: у него тут много связей, он получает подробные сведения обо всем».
К чести москвичей, среди них подобных Виллерсу предателей почти не нашлось, т. к. «временное правление, учрежденное Наполеоном в Москве, не принесло большой пользы французской армии, разве только тем, что некоторые из его членов служили французам шпионами, указали некоторые места, где скрыты были драгоценные вещи, и оказали содействие при обольщении нескольких крестьян». Французы даже не смогли набрать из дезертиров воинскую команду: «Наполеон приказал формировать один пехотный корпус исключительно из Русских и иностранцев, поселившихся в России, но формирование этого корпуса не состоялось: лишь несколько пленных (преимущественно малороссиян) были завербованы в польские войска», – писал Шмидт.
Как и в случае с мгновенным переименованием улиц, оккупанты спешили закрепить свою власть обозначением новой принадлежности уцелевших московских зданий. Так, москвичи никак не могли понять, с какой целью на всех богоугодных заведениях, и даже на сумасшедшем доме, Наполеон приказал повесить табличку «Дом моей матери».
Пожар Москвы. Вид на Кремль и Замоскворечье из-за Каменного моста.
Гравюра И.Ф. Клара. 1810-е гг.
Процесс над поджигателями. Так кто же поджег Москву?
Вместо того чтобы покинуть Москву, Наполеон принялся за организацию процесса против поджигателей, дабы доказать всей Европе, кто есть истинный виновник пожара. Его очень волновало отношение Европы, ее толкование московского сидения французов. Не подумают ли там, что Наполеон проиграл кампанию? Волнения были ненапрасными. Пока его армия грабила Москву, Кутузов сумел перегруппировать свои войска так, что они оказались в тылу у французов, совершив знаменитый Тарутинский маневр.
Процесс над поджигателями начался 12 сентября 1812 года в доме Долгоруковых на Покровке (совр. дом № 6 по Колпачному пер.). В тот же день был напечатан бюллетень, в котором говорилось, что учреждена комиссия «по приказу императора и короля» «для отыскивания и суждения виновных и участвующих в пожаре, который случился в разных местах в городе Москва 14,15,16,17 и 18 числа сего месяца и который после продолжался». Приведенная в бюллетене информация о числе обвиняемых несколько расходится с данными Ростопчина. Перед судом предстало двадцать шесть москвичей.
Созданная оккупантами Военная комиссия под председательством главного судьи Великой армии генерала Ж. Лоэра приговорила десять человек к расстрелу, а остальных – к тюремному заключению и обязанности присутствовать при исполнении приговора. Очевидцы, присутствовавшие на этом судилище, вспоминали, что часть обвиняемых подтвердили, что имели приказ поджигать дома в Москве. На суде были предъявлены «вещественные доказательства»: фитили, ракеты и прочие легковоспламеняющиеся средства. Казнили приговоренных к смерти на следующий день у стен Новодевичьего монастыря. После расправы каждого из убитых привязали к столбу, обозначив табличкой со словами «Поджигатели Москвы».
Дом Долгоруковых
Во время процесса не раз и не два речь шла о средствах, с помощью которых совершались поджоги: петарды, ядра, ракеты. Французские офицеры и солдаты утверждали, что попытки затопить печи в занятых ими домах, нередко приводили к взрывам из-за заложенного там ранее пороха. Сегюр пишет: «В других местах коварно положенные гранаты разрывались на печах некоторых домов и ранили солдат, толпившихся возле печки. Тогда, удалившись в уцелевшие кварталы города, солдаты искали там убежища, но в домах, запертых и необитаемых, они услышали слабый звук взрыва, сопровождаемый легким дымком. Но дым этот быстро становился гуще и чернее, потом принимал красноватый оттенок, наконец, делался огненным, и вслед за тем пламя охватывало все здание».
В русских печах французов поджидали и другие подарки – пушечные ядра, взрывавшиеся в самый подходящий момент: «Уже около часу мы бродили по обширным, роскошным хоромам, в стиле для нас совершенно новом, как вдруг раздался страшный взрыв: он шел откуда-то снизу из-под того места, где мы находились. Сотрясение было страшно сильное: мы думали, что будем под развалинами дворца. Мы проворно спустились вниз, со всякой осторожностью, но были поражены, не застав наших двух солдат, поставленных на часах у дверей. Довольно долго проискали мы их, наконец, нашли на улице, они сказали нам, что в момент взрыва они поскорее убежали, думая, что весь дом обрушится на нас. Перед уходом мы хотели узнать причину напугавшей нас катастрофы; оказывается, в обширной столовой обрушился потолок, хрустальная люстра разлетелась вдребезги, и все это произошло от того, что нарочно были положены ядра в большую изразцовую печь. Русские рассудили, что для того чтобы истреблять нас, всякое средство годится», – жаловался сержант Бургонь.
Еще одно средство поджога – ракеты: «Ночью видишь ракеты, которые все время с целью поджога пускают с колоколен, с крыш домов и даже на улицах. Схваченных на месте преступления немедленно расстреливают. Часто несчастные бывают пьяны и не успевают протрезвиться, прямо переходят в царство смерти. Находились даже такие, которые, подливая деготь, старались разжечь потухавший огонь. Носясь, как сумасшедшие, они на наших глазах бросали в дома, где мы жили, пылающие головешки, которые они прятали под полами платья…
Около полудня был захвачен человек, только что перед тем пустивший летучую ракету. Виновник покушения был арестован и представлен на суд императора. Ракета, упав на смежную с арсеналом башню, подожгла ее», – писал де Ложье.
Обнаруженные французами у пойманных поджигателей ракеты были «каждая в шесть дюймов величины, укрепленные между двумя кусками дерева». Иными словами, приспособления для пуска ракет представляли из себя огромные рогатки.
Если бы французам удалось захватить Ростопчина, как того хотел Наполеон, то граф, вероятно, мог бы более подробно рассказать о приемах и методах поджога московских зданий, ведь его собственный дом был напичкан порохом. Своеобразные показания московский генерал-губернатор дал в своей книге «Правда о пожаре Москвы», изданной в 1823 году. Вот что он пишет:
«Для чего мне было класть петарды в моем доме? Принимаясь топить печи, их легко бы нашли, и даже в случае взрыва было бы только несколько жертв, а не пожар.
Один Французский медик, стоявший в моем доме, сказывал мне, что нашли в одной печи несколько ружейных патронов; если по прошествии некоторого времени сделались они петардами, то для чего же не сказать после, что это были сферы сжатия (globes de compression)?
Что касается меня, то я оставляю изобретение петард бюллетеню; или, если действительно нашли несколько патронов в печах моего дома, то они могли быть положены после моего выезда, чтобы чрез то подать еще более повода думать, что я имел намерение сжечь Москву. Равномерно и ракеты, будто бы найденные у зажигателей, могли быть взяты в частных заведениях, в которых приготовляются фейерверки для праздников, даваемых в Москве и за городом».
Русская преданность и героизм.
Худ. Д.Х. Кларк, М. Дюбург с оригинала ДА. Аткинсона. 1816 г.
Ростопчин опровергает и показания поджигателей, пойманных французами: «Вот еще доказательство, представленное как несомненное и убедительное, облеченное формою суда, показанием осужденных и смертью зажигателей. Наполеон объявляет в двадцатом своем бюллетене, что схватили, предали суду и расстреляли зажигателей; что все сии несчастные были взяты на месте, снабженные зажигательными веществами и бросающие огонь по моему приказанию.
