Светорада Янтарная - Вилар Симона (читаем книги онлайн бесплатно полностью без сокращений TXT) 📗

Они слушали ее внимательно. Самона согласно кивнул, когда княжна напомнила, как некогда был раскрыт заговор родственников прежней императрицы, раскрыт при пособничестве араба– евнуха Самоны, после чего и началось его возвышение. Поведала, что Феофилакт Заутца был отправлен стратигом в Херсонес – не самую суровую ссылку, если учесть, как поплатились за измену иные из рода Заутца. Но в Херсонесе Феофилакт проявил себя так, что его ждала только тюрьма, однако вместо этого он получил иную должность, а затем постоянно возвышался, что свидетельствует о существовании сильного покровителя. И вот, наконец, он появился в Палатии, где стал сперва спальником, а потом и препозитом покоев августы – и это несмотря на то, что подобные должности обычно достаются только евнухам.

– Льву было приятно видеть в своем окружении родственника его почившей в бозе любимой жены, – заметила Зоя и, немного подумав, добавила: – А ведь за Феофилакта Заутца просил именно Николай!

Зоя и Самона переглянулись, стали о чем– то догадываться. Когда же Светорада, выразительно взглянув на Карбонопсину, сказала, что ее свел с патриархом именно Феофилакт – и благородная Зоя знает, с какой целью, – августа напряглась. Значит, теперь этот человек состоит при ее особе в качестве поверенного. Но он поверенный и Николая Мистика.

Самона в конце концов перестал сомневаться.

– Ударь в диск, вызови стражу, – позволил он августе.

Светораду дивило, какое влияние этот евнух имеет на облаченную в пурпур базилису. И она предпочла размышлять о дворцовых интригах, чтобы отбросить мысли о том, на что она обрекла несчастного Феофилакта. Да, она избавилась от врага, но вместе с тем ей становилось не по себе от мысли, что предстоит пережить последнему из рода Заутца. Там, куда его отведут под стражей, вызнают все. И не стоило сомневаться, что ему будет о чем поведать. Под рукой палача…

Глава 10

Зима в Константинополе была короткой и мягкой. Реки и ручьи не замерзали, лужи лишь под утро покрывались ледком, да и тот быстро таял. Порой с востока налетал порывистый ветер, трепал деревья, раздувал пламя в жаровнях, а потом опять наступала тишина.

В один из таких тихих вечеров Светорада, набросив соболью накидку, стояла на террасе, смотрела на зеленые сады Палатия. Надо же, на Руси этот месяц называют лютым, [118] а тут зимняя стылость – лишь повод покрасоваться в мехах. Тем более что ныне, особенно после разгрома колонии русских купцов, меха как никогда в цене.

Светорада сняла светлые замшевые перчатки и положила руки на холодный мрамор балюстрады. День был тихим и серым, однако она чувствовала себя превосходно. Маленькая русская княжна с берегов далекого Днепра стала входить во вкус интриг в Палатии. И она была несказанно горда собой. Надо же, сколько всего произошло по ее воле!

Она вспомнила, как после признаний Феофилакта весть об измене Николая Мистика сообщили Льву и тот сперва не желал в это верить. Но на день великомученика Трифона, [119] во время дворцового пира в честь памяти святого, Лев, переступив через гордость, все же решился пригласить патриарха во дворец. Тот явился – важный, непреклонный, в окружении многочисленных отцов Церкви. На императора смотрел со снисходительным пренебрежением. И Лев опять принялся плакать и просить снять епитимью. И вдруг, когда патриарх, устав выслушивать мольбы автократора, встал, чтобы уйти, Лев неожиданно переменился в лице и преградил ему дорогу.

– Уж не думаешь ли ты, что мятежник Дука скоро вернется сюда из Сирии, чтобы поблагодарить тебя за все, что ты сделал против меня? – спросил император.

Такого выпада Николай не ожидал. Он изменился в лице, отшатнулся, потом вдруг подхватил полы своей рясы и кинулся бежать. Но бежать ему было некуда. Все переходы охранялись веститорами, солдатами имперской гвардии, которые схватили патриарха и перед всем собранием бросили к ногам императора.

Лев даже ростом казался выше, когда, глядя сверху вниз на поверженного главу Церкви, произнес:

– Данной нам Богом властью мы обвиняем тебя, Николай, в оскорблении нашего императорского величия, в измене, поддержке наших врагов и подстрекательстве наших подданных. Твои приспешники во всем сознались, и сегодня же судьям будет выдана твоя переписка с мятежником Андроником Дукой. Увести его!

Уже на другой день свергнутого и осужденного главу Церкви свели по ступеням гавани Вуколеон и, несмотря на бурное море, посадили в малое суденышко, чтобы переправить в Иераю. Оттуда Николай с трудом добрался до Галакрийской обители, где ему отныне надлежало замаливать свои грехи. Рассказывали, что патриарх чуть не погиб в дороге, ибо у него не было ни теплой одежды, ни пищи, а идти пришлось по открытой заснеженной местности.

Император же, казалось, и думать о нем забыл. Явившись на другой день на заседание синклита, Лев обратился к присутствующим с речью:

– Святейшие наши владыки, честные отцы и уважаемые граждане! Вам, без сомнения, известно, что я обращался к досточтимым иерархам и настоятелям святых обителей с вопросом относительно того, чтобы мы разрешили наши споры с Церковью и привели наш мир к согласию. И вот теперь, когда мы избавились от главного разжигателя смуты, я прошу вас избрать на пост главы нашей Церкви того, кто давно достоин этого, кто проявил себя как поборник веры и святой человек. Внемлите же мне! А я выдвигаю на ваш суд, о боголюбезное собрание, имя того, кто достоин стать во главе нашего христианского мира и благостно пасти его, аки пастырь.

Имя настоятеля Псамафийского ни у кого не вызвало серьезных нареканий, и уже через несколько дней новый патриарх Евфимий проводил службу в великом храме Святой Софии.

Патриарх Евфимий, сухой, лысый, длиннобородый старик с косматыми бровями, носил черную монашескую скуфью с расширенным кверху плоским дном и черную рясу из грубой шерсти. Даже зимой от патриарха исходил запах немытого тела. Он слыл праведником. Поговаривали, что Льву пришлось приложить немало усилий, чтобы уговорить его занять освободившееся место патриарха. Ну да базилевсу уже было не привыкать к мольбам перед церковниками. Главное, что Евфимий согласился признать законность четвертого брака императора, хотя, правда, позже настоял, чтобы Лев издал закон, что отныне даже третий брак иных граждан не будет считаться праведным.

Все эти новости, конечно, волновали империю, однако Светораде сейчас они уже не казались столь важными. Она толкнула камешек, с которого началась эта лавина, по ее инициативе новый патриарх занял свое место, он же благосклонно выслушал речи Льва о разводе кесаря с Софьей Дукой. Более того, Софью услали из Палатия, заточив в один из столичных монастырей. К удивлению Светорады, об этом лично позаботилась императрица Зоя.

– Вы оказали нам немалую услугу, подданная наша, и я должна вас как– то отблагодарить. Ибо я не хочу, чтобы теперь с вами что– то случилось. А благочестивая Софья… – Зоя чуть скривила свои маленькие пунцовые губки, – эта святоша вряд ли оставила бы свои попытки избавиться от вас.

Светорада так вздрогнула, что звякнули ее украшения.

– Уж не связано ли ваше благодеяние с прежними попытками покушений на мою жизнь?

Зоя милостиво улыбнулась.

– Вы догадливы, Янтарная. Так что я не только поспособствовала разводу кесаря с Софьей Дукой, но и избавила вас от опасной соперницы. И теперь эта гнусная святоша больше не будет угрожать вам. Однако, – тут густые брови августы сошлись к переносице, – не рассчитывайте, что я и в дальнейшем буду проявлять к вам благоволение. Вы чужая в Палатии, и вы слишком хитры, чтобы я считала себя вашей постоянной покровительницей.

Да, наладить отношения с Зоей Светорада не могла. Ту слишком задевало, что в Палатии многие подражали именно Янтарной, а не признанной красавице базилисе. Это оскорбляло Зою. Она вообще была очень странной и вела себя непримиримо. Светорада узнала, что даже всегда помогавший Зое Самона теперь в немилости у нее. И если раньше они были союзниками в борьбе против Николая Мистика, то теперь оба видели друг в друге соперников по влиянию на императора. Они сошлись еще только раз, когда в один голос потребовали удалить из Палатия Константина Дуку. Сын мятежника отныне был заключен под стражу в удаленном от Священного Палатия Влахернском дворце. И хотя пленника содержали там с роскошью, он не имел права покидать место своего заключения, дабы не потворствовать заговорам в пользу своего отца Андроника.