Танец с огнем - Мурашова Екатерина Вадимовна (читать книги регистрация TXT) 📗
Лохмач и Черныш, которых люди за ненадобностью позабыли в рассветном лесу, деловито обнюхали друг друга (они были в общем-то сравнимого размера и по мохнатости совершенно не страдали от холода), встряхнулись и не торопясь, бок о бок потрусили по уже протоптанной дороге в сторону дома.
Звезды на ресницах были ему знакомы. Но сами глаза другие – круглые, ореховые. Белочка-попрыгушка…
– Ты кто?
– Я – Атя!
– Ваша спасительница! – подоспел Антип («Я дома? Но откуда же Люшина приемная дочь»?) – Это она вас в лесу отыскала и вместе с братом большую часть пути до Синих Ключей по снегу волокла…
Синие Ключи! Все-таки добрался! Но – бедные дети… Они, получается, в лесу, в метель, из-за меня…
– А как ты меня нашла?
– Запросто. Мне Люшика рассказывала, как вы ее когда-то за оврагом под елкой нашли, и гулять мы туда ходили. Я так и подумала сразу, что вы как заблудитесь совсем, так вас Лешак на то место и приведет. Туда я и собак правила…
– Спасибо тебе…
– Уж Лешак там или не Лешак, этого я не знаю, но воистину Божьим попущением живы остались, – строго вступил в разговор ветеринар. – Безумие ваше в такую пору в лес соваться. И по всем показателям физиологии должны были замерзнуть насмерть, или серьезно поморозить что. Однако… Откуда-то тепловые калории взялись, хотя и жировой прослойки, как у северных животных, я у вас особой не наблюдаю. Не знаю…
«Это любовь… – хотел было сказать размягченный полубеспамятством Максимилиан. – Она согревает и спасает…»
– Бульон, – сказал он вслух. – Перед выходом я выпил большую чашку жирного куриного бульона. Старая служанка заставила меня…
– Вот! – радостно поднял палец ветеринар. – Вот, я же говорил, что-то должно быть! Этому бульону и этой служанке вы тоже обязаны жизнью!
– Да, – Максимилиан прикрыл глаза, для которых даже неяркое освещение в комнате казалось слишком резким.
Да! Ведь это все равно она, любовь… Пусть не волшебно прекрасной женщины, а скрюченной древней старушонки в смешном платочке с ушками, из последних сил заботящейся о своем давно выросшем питомце… Глаза Макса сами собой увлажнились…
–. А где же Люба… Любовь Николаевна?
– А нету ее, – отвечает высокая служанка с подсохшим, но все еще красивым, хотя и недобрым лицом. Как же ее зовут? Ведь он же наверняка знал когда-то… Если обратиться к ней по имени, то она скажет толком… Голубое платье, белый передник, накрахмаленный воротник… Анисья? Таисия?
– Сбежала ваша Любовь Николаевна, скрылась в неизвестном направлении, и приветов передавать не велела, – усмехнулась Настя. – Так что зазря вы торопились…
Ее лицо ослепительно вспыхнуло и погасло вместе с сознанием Максимилиана.
Ветеринар недовольно прикрикнул на Настю, взял за руку больного и принялся, шевеля губами, считать пульс.
Настя, подняв острый подбородок, удалилась, вполне удовлетворенная исходом всех событий.
В углу незаметно, как заводная игрушка, в которой кончился завод, сползла по стенке Атя. Старый Трезорка подобрался к ней, поставил лапки на колени и тихо лизал залитое слезами лицо.
Глава 18,
в которой Адам Кауфман подвергается невероятному искушению, скелет Дон Педро проявляет сочувствие, а Степан читает не ему предназначенное письмо.
– Нуте-с, что у нас сегодня новенького, Варвара Тарасовна? – Адам Кауфман потер сухие ладони, в жестах и интонации неосознанно подражая своему учителю, Юрию Даниловичу Рождественскому. – Что хорошего мне расскажете про нашу клиентуру?
Круглолицая, по-малороссийски пригожая женщина в туго накрахмаленной косынке дружески улыбнулась молодому врачу:
– Все слава Богу, Адам Михайлович, все слава Богу. Курсистка Афанасьева четвертое письмо пишет в Римский Сенат. Сетует, что оттуда не отвечают. Я прочла, все так складно и убедительно, что была бы я Римским Сенатом, так непременно бы ей ответила… Самоубийца Игнатьев, вместо того, чтоб топиться в ванне и вены резать, согласился в Америку ехать и теперь журналы про нее читает. Пульхерия Петровна покушала хорошо, яду не боясь, и сейчас раскладывает пасьянс на смерть своих отравителей. Никитин Филипп и вовсе молодцом – ванну и лечебный душ принял сегодня не сопротивляясь, в гимнастическом зале с Наполеоном Начинкиным полчаса в серсо играл, а после рассказывал мне про двух своих не то жен, не то невест. Совета просил – никак бедному между ними не определиться. Вы бы побеседовали с ним, он о вас спрашивал разумно вполне: что-то, дескать, давно не видать Адама Михайловича, не приходит ко мне, конфет и изюма не приносит, не заболел ли часом…
– Да, да, – чуть резковато кивнул головой Адам. – Вы правы. Нужно мне с ним поговорить… больные не причем, если… Да! Тем более, у Никитина явное улучшение, надо исследовать и по возможности закрепить…
Из высокого окна на свежеотмытый клетчатый пол потоком лился яркий весенний свет. В этом веселом, безжалостным к полутонам свете был особенно заметен диссонанс: на лице сидящего на легком белом стуле человека соседствовали густая, аккуратно подстриженная мужская борода и прозрачные глаза ребенка.
– Ну что, Филипп, как у тебя нынче дела? Варвара Тарасовна тебя хвалила весьма за примерное поведение.
От немудреной похвалы Филипп расплылся в довольной улыбке.
– И вот: я тебе в подарок свистульку «тещин язык» принес. Изюму сегодня нет, извини, в следующий раз…
– Спасибо. Я стараюсь все правильно делать, чтобы скорее вылечиться и домой поехать.
– Ты молодец, – искренне сказал Адам, подумал о несомненной пользе серьезных жизненных бесед с психически больными людьми и, слегка презирая себя за увертки и мазохические стремления, добавил. – А я, знаешь, скоро женюсь. Моя невеста – акушерка.
– О, твоей невесте повезло! – заулыбался Филипп. – Ты хороший жених – добрый, богатый и доктор к тому же. Если она или детки заболеют – сразу вылечишь.
– Спасибо на добром слове, – усмехнулся наивности безумца Адам. – Боюсь, что не такой уж я завидный жених, как тебе кажется. Доброты во мне особой сроду не было, да и богатства тоже… Судя по тому, что Любовь Николаевна рассказывала, ты куда богаче меня выходишь, тебя отец обеспечил… А, впрочем, и были бы у меня сейчас деньги, я бы их скорее на строительство собственной лечебницы потратил, а не на семейные дела…
– Да, я очень богатый, – важно подтвердил Филипп. – Ты даже не знаешь насколько, потому что деньги это что? – Я их видел – пфу! – бумажки или кругляки железные. А у меня и настоящие сокровища есть, как в матушкиных сказках – золото и камни самоцветные. Только они по всамделишному не мои – они невесте моей принадлежат, Синеглазке. Я их для нее сохранил. Но теперь я даже не знаю, как быть…
– В чем же проблема с твоей невестой? – спросил Адам, пропустив мимо ушей фантазии о сокровищах. – Боишься, что она тебя из Петербурга не дождется?
– Нет, не в том дело совсем! – Филипп отрицательно помотал большой головой. – Тут штука такая: я, выходит, сам Синеглазку обманул!
– Чем же ты ее обманул?
– Да на другой женился!
– Как же женился? Это ты, братец, точно выдумываешь! – сказал Адам, припоминая все, что Люша успела ему рассказать из небогатой биографии Филиппа – в детстве жил в усадьбе при матери, потом, как стал буйствовать в период полового созревания, его переселили на лесной хутор, после трагической смерти матери и отца почти не выходит из дома…
– А вот и не выдумываю! – загорячился Филипп, подскакивая на стуле. – Я на Тане женился! Нас поп в церкви венчал, как в сказках! Там всегда в самом конце – свадьба!
– Ну-ка, ну-ка, – заинтересовался Адам. – Расскажи, пожалуйста, поподробнее: как же все это было? И кто это – Таня? Ты же говорил, твою невесту Синеглазкой зовут…
– В том-то и дело… – вздохнул Филипп. – Вот как все было: Синеглазка не приходила давно, а «они» про нее и вовсе не поминали. Я было совсем заскучал. А тут Мартын мне и говорит: дескать, пора тебе, Филя, мужиком становиться. Тогда и ружье можно будет купить. Я согласился (кто же не хочет ружье иметь! Вот ты, хоть и доктор, а тоже, наверное, не отказался бы), и мы с Таней (это Мартынова дочь, она вообще-то добрая, только иногда тряпкой дерется) в баню пошли, а там…
