Далекие берега. Навстречу судьбе - Сарду Ромэн (книги серии онлайн .txt) 📗

Оглеторп раздобыл все работы по этой тематике, написанные на рубеже веков Томасом Нейрном, Робертом Монтгомери, Джоном Барнвеллом, и даже подробную схему, составленную его врагом Августусом Муиром, которая включала в себя маркграфство Монтгомери, военные форты Барнвелла и шелковые плантации Пюрри.

— Надо получить либо от правительства, либо посредством дарения или покупки несколько акров земли на юге Каролины, чтобы поселить там сотню наших безработных несостоятельных должников, — сказал Оглеторп своему другу Персивалю тринадцатого февраля 1730 года, находясь у себя в имении. — Они станут пионерами будущей крупной колонии. Она примет всех тех, кого мы освободили из долговых тюрем!

— Понимаю. Я уже интересовался обширными дикими территориями Каролины. На какие средства вы собираетесь осуществить этот сногсшибательный проект?

— Эта колония не будет иметь ничего общего с тем, что до сих пор практиковалось в Америке. Речь идет о том, чтобы помочь становлению филантропической колонии!

Мы будем взывать к милосердию! Золотой век колоний миновал. Вот уже полвека, как корона не издавала никаких хартий. Кто в наши дни мечтает об основании новых городов? Вы хоть осознаете размах этого начинания? Без поддержки короля и парламента мы ничего не добьемся.

— Но как вы рассчитываете убедить их?

Оглеторп решил опробовать надежность своих аргументов на Персивале.

— Я подсчитал, во что обходится нашей стране бедный труженик вместе с семьей. Поскольку такой человек не может существовать без общественной благотворительности, он обходится государству в двадцать фунтов в год, в то время как отдает ему лишь десять фунтов. Учитывая плодородие земель, включенных в схемы Монтгомери и Пюрри, я полагаю, что тот же самый человек, поселившийся на берегах Саванны, не только ничего не будет стоить государственной казне, но и станет приносить короне в десять раз больше, чем на родине-матери! В моих рассуждениях нет никакого изъяна. Англия, увезя своих бедняков в Америку, прославится и обогатится!

Персиваль улыбнулся:

— Если память мне не изменяет, мы договорились добиваться смягчения наказаний должникам Флит. И вот, год спустя, о чем мы говорим?

— О создании в Америке тринадцатой колонии!

Персиваль, по-прежнему улыбаясь, добродушно добавил:

— Ну что ж, попытаемся…

Их проект создания колонии, призванной стать «делом милосердия и человечности», вызвал удивление, но был встречен благосклонно. Филантропическая направленность не имела ничего общего с предыдущими экспериментами и возродила интерес англичан к далеким впадениям в Америке.

«Будущие управляющие колонии во благо человечества отказались от богатства и праздности, на которые им давало право их состояние, а также от обычаев, повсеместно распространенных на родине-матери», — писал Оглеторп. Это кредо сделало проект еще более удивительным в глазах общественного мнения. Впервые в истории английских колоний этой колонией будут управлять люди, которые поклялись не извлекать никакой прибыли из своей затеи! В столетие меркантилизма основатели колонии дали обещание работать на общественных началах.

О них сочинили поэму и песни.

Пожертвования лились рекой, деньги поступали и от мелкого ремесленника, буквально оторвавшего от себя несколько пенни, и от влиятельных аристократов, таких как Уильям Пенн, который, услышав о проекте на берегах Делавэра, выделил на его осуществление сто фунтов.

Всемогущий премьер-министр сэр Роберт Валпол был доволен тем, что появился проект, который не будет стоить его правительству ни пенни. Августус Муир, узнав о предполагаемых условиях создания колонии, пожаловался премьер-министру:

— Оглеторп позаимствовал мой проект, переписал его слово в слово. У меня есть на него как моральное право, так и право иметь финансовую выгоду.

Но сэр Роберт Валпол больше не намеревался поддерживать Муира:

— Ваша попытка провалилась, бесполезно пытаться предпринимать ее вновь. Тогда я вам сказал, что вашей военной и торговой колонии не хватает одной вещи. На самом деле ей не хватало двух вещей. В первую очередь необходимости. А сейчас нам необходимо решить проблему с наплывом несостоятельных должников и других безработных. Во-вторых, доброты общества. Кто бы мог подумать?

Когда Августус Муир стал настаивать на том, чтобы его торговые корабли перевозили переселенцев в Америку, а затем стали основным транспортом для отправки шелка-сырца в Англию, Оглеторп резко возразил. Он не забыл, что на процессах по делам Бэмбриджа и Хаггинсов Муир, сюринтендант тюрем, сумел добиться вынесения оправдательных приговоров!

Филипп и Ребекка как зачарованные следили за потрясающей деятельностью Оглеторпа. Все говорили о «колонии обездоленных». Даже пасторы в своих проповедях призывали паству делать пожертвования.

Стремясь снискать поддержку Георга II, будущие управляющие подхватили идею Пюрри и Муира, назвав новую провинцию именем короля.

Вскоре была изготовлена официальная печать. На ней были изображены три стадии жизненного цикла шелкопряда на листе белой шелковицы и выбит девиз колонии: Non Sibi Sed Aliis. [12]

Придя однажды вечером в «Красный мундир», Филипп и Ребекка застали Кена и Марсию Гудрич в слезах радости: в статье, написанной Оглеторпом, говорилось, что первый контингент поселенцев обоснуется на южном берегу Саванны.

— Благородная мечта постепенно становится реальностью! — ликовал Гудрич. — Я даже не думал, что при жизни увижу такой всплеск щедрости. Либо я ошибаюсь, либо восемнадцатое столетие на самом деле многообещающее!

Но не тут-то было! На следующее утро два человека, Джон Томпсон и Джордж Робинсон, уехали из Лондона во Францию. Эти двое были казначеями Корпорации милосердия, агентства, созданного двадцать лет назад для того, чтобы наиболее обездоленные смогли получать кредиты. Эта корпорация выдавала кредиты под самые низкие проценты.

Корпорация милосердия считалась вершиной филантропического духа Англии. Но с ее счетами плутовали. Богатые спекулянты пользовались условиями, установленными для бедных, и получали колоссальные барыши. Корпорация выдавала намного больше кредитов, чем должна была.

В кассе не хватало пятьсот семьдесят тысяч фунтов!

Бегство двух казначеев подлило масла в огонь: вспыхнул грандиозный скандал.

Это было гораздо хуже, чем крах Компании Южных морей, положивший конец колониальным амбициям Августуса Муира.

До этого никто даже подумать не мог, что уважаемое агентство было средоточием тайных махинаций. Сама суть филантропии оказалась под сомнением. Пожертвования прекратились. Всеобщее недоверие не обошло стороной и проект новой колонии.

В своих статьях Оглеторп вновь начал приводить сведения, добытые Робертом Монтгомери и Жан-Пьером Пюрри. Он говорил о будущей Джорджии как о «рае, расположенном на той же параллели, что и Земля Обетованная, где все растет само по себе, не требуя человеческого труда, где воздух столь живителен, что человек может прожить три сотни лет». Критики высмеивали эти доводы, подозревая, что они служили приманкой для жертвователей, для обогащения подставных, с виду весьма щедрых основателей колонии, готовых исчезнуть, едва будут собраны средства.

— Увы, это слишком красиво! — сокрушался Гудрич, узнав об этой клеветнической кампании. — Если судьбе не будет угодно, я не увижу, как Оглеторпу удастся воплотить свой замысел в жизнь.

Через два дня в «Красный мундир» вбежал Филипп, размахивая последним номером «Лондонской газеты».

— Томас Ламар в Лондоне! Красно-белокожий! Герой Саванны и Чаттахучи! Он узнал о проекте Джорджии!

Все помнили имя знаменитого исследователя. Толпа, которая испытала столько разнообразных чувств при чтении книги о его подвигах, возликовала, услышав о его приезде. Многие считали Томаса Ламара умершим, некоторые даже утверждали, что его вообще не существовало, что он был всего лишь выдумкой издателя Вильяма Тейлора.