Летняя королева - Чедвик Элизабет (читать книги без сокращений .txt) 📗
– У тебя уже есть какие-то кандидаты?
Алиенора ничем не выдала себя:
– Поговорим об этом позже.
– Ты можешь мне доверять, как и сама знаешь. – Голос теплый, как солнечный луч.
Она прямо посмотрела ему в глаза:
– Я избавилась от привычки кому-либо доверять.
– Что ж, мудро, я сам такой. – Он похлопал ее по руке. – Мне нужна поддержка твоего мужа в кампании против Алеппо, но, когда это дело завершится, я сделаю для тебя все, что смогу.
Опасения Алиеноры не развеялись полностью, но она испытала облегчение, получив его благосклонный, хоть и сдержанный ответ.
– А здесь, в Антиохии, ты мне поможешь?
Раймунд обнял племянницу:
– Мой дом – твой дом столько, сколько понадобится, родная.
Был поздний вечер, почти все придворные удалились, но масляные лампы в коридорах по-прежнему горели. Алиенора задержалась в комнатах дяди, где вспоминала прошлое и обсуждала будущее. Людовик, получивший собственные покои, рано ушел спать, сославшись на усталость и необходимость помолиться. До сих пор ей удавалось избегать мужа, присоединяясь к нему только во время официальных приемов и трапез, когда она заставляла себя улыбаться, скрываясь за маской вежливости.
Около полуночи Алиенора наконец отправилась к себе в сопровождении своих дам и защитников – Жоффруа де Ранкона и Сальдебрейля де Санзе. Коннетабль поклонился у ее двери и пошел проверить, все ли в порядке у мужчин. Алиенора отпустила всех дам, кроме Амарии, и они расположились на ночь у нее в приемной. Присутствие Амарии могло оградить ее от сплетен. Королева поманила Жоффруа за собой в спальню.
– Вина, Амария, – приказала она, – а затем можешь идти, но оставайся поблизости и дверь плотно не прикрывай.
– Мадам… – Девушка исполнила приказ тихо и расторопно, после чего покинула комнату, мягко прошуршав юбками по плиткам.
– Таким образом мы хоть как-то соблюдем приличия, – сказала Алиенора, – но в то же время побудем наедине.
Жоффруа удивленно вскинул брови:
– Ты настроена оптимистично. – Он опустился на кушетку рядом с ней.
– Во дворце у дяди я ничего не боюсь. Его заботит лишь мое благополучие. – Она смотрела, как он потягивает вино. На рассвете он уедет, вернется в Аквитанию самым коротким маршрутом. Де Ранкон будет свободен и оправдан, чему она радовалась, но сердце все равно ныло. Алиенора опустила ладонь на его руку. – Я ношу ребенка. Тогда, в Константинополе…
В его взгляде отразились изумление и мука.
– Боже мой… почему ты раньше не сказала?
Она видела, что он подсчитывает месяцы, и прижала палец к его губам:
– Ш-ш-ш. Не было никакого смысла говорить об этом прежде. Незнание служило твоей защитой.
– Я повел себя как недальновидный глупец, – сокрушался Жоффруа. – Мне бы следовало проявить бо?льшую сдержанность.
– Мне тоже. Мы оба поддались чувствам, которые до сих пор владеют нами, и я рада. – Она положила его руку на свой округлившийся живот. – Я ни о чем не жалею.
– Но я уезжаю. – Он с трудом сглотнул. – Как же я могу оставить тебя в такое время одну?
– Можешь и должен.
– Я не…
– Нет. – Она не дала ему договорить. – Мне нужно самой решить этот вопрос, и твое присутствие отнюдь не поможет. Иначе мы невольно выдадим себя, а никто ничего не должен узнать. Мы рискуем жизнью. – Она глубоко вздохнула. – Я намерена расторгнуть брак с Людовиком. Я уже написала архиепископу Бордо, чтобы начать процесс. Дядя готов предоставить мне кров на неопределенное время, и я воспользуюсь его гостеприимством до рождения ребенка.
– Дядя знает о твоем положении?
Она покачала головой:
– Нет, и знать ему не обязательно. Когда наступит срок, я уеду. Ребенок будет расти при мне, но никто, кроме нас, не узнает, кто он. Он или она получит прекрасное образование и положение, а еще у него никогда не будет оков, которые связывали нас.
Жоффруа запустил пятерню в волосы:
– Что, если Людовик откажется от расторжения брака?
– Он поймет, что это в его интересах.
– А если нет?
– Я его заставлю. – В ее голосе прозвенела стальная решимость.
– Он может решить, что ребенок от него?
– Это было бы чудо. – Алиенора горестно рассмеялась. – Людовик не приближался к моей кровати с тех пор, как мы покинули Францию. – Она встретилась с ним взглядом и не отвела глаз. – Я не жалею, что это случилось, – твердо заявила королева. – Быть может, я сама и не выбрала бы такой путь, но я рада.
Его это не успокоило.
– Сейчас на кону гораздо больше, чем когда-либо, но ты тем не менее хочешь отослать меня прочь. В Аквитании я буду бессилен что-либо предпринять.
Она отвела прядь волос с его лба нежным, ласковым жестом:
– Я знаю, это трудно, но так будет безопаснее для нас и нашего ребенка – поверь мне.
Он застонал и обнял ее:
– Я верю тебе. Это я себе не доверяю.
– Не нужно, – сказала она. – Я не потерплю, чтобы ты так говорил.
И она закрыла его рот поцелуем, когда он собрался запротестовать, и вдохнула вместо него, и этот глоток воздуха, как ей казалось, прошил насквозь ее тело до самой утробы, давая их ребенку силы и жизнь.
Глубокой ночью Жоффруа наконец покинул покои королевы, на цыпочках перейдя приемную. Алиенора его провожала, а верная Амария шла впереди, освещая путь небольшой масляной лампой, которую прикрывала рукой. Дамы спали за газовыми занавесками. У дверей Алиенора отпустила Амарию. Та присела в поклоне и тихо удалилась.
Во дворе, освещенном звездами и большим полумесяцем, сверкал темными струями фонтан.
– Да хранит тебя Господь в пути. Пусть дорога твоя будет легкой и приятной, – прошептала Алиенора. – Я буду молиться за тебя каждое мгновение.
Он легко коснулся рукой ее лица:
– Я тоже буду молиться за тебя и нашего ребенка. – У него дернулся кадык. – Я бы предпочел остаться…
– Знаю, но тогда кто-то обязательно всадил бы тебе нож в спину, даже здесь, в Антиохии. Лучше тебе уехать, к тому же по возвращении в Аквитанию тебя ждет много дел. Пока мы оба живем в этом мире, мы всегда будем вместе.
Любовники обменялись прощальным поцелуем еще у нее в спальне, но теперь он взял ее руку и поднес к губам, мягко коснувшись кожи. А затем попятился, поклонился и пошел прочь. Алиенора долго смотрела ему вслед, пока Жоффруа не пропал из виду, потом прикрыла веки, отпуская его.
Она собралась уже идти к себе, когда из тени вышел Раймунд, ступая неслышно, совсем как гепард, которого держал для охоты и который спал в его покоях.
– Племянница, – сказал он, – тебе повезло, что только я был свидетелем этого нежного прощания. Что подумали бы другие, увидев такое ласковое расставание?
Алиенора приосанилась, скрывая страх, и посмотрела прямо ему в глаза:
– Мне кажется, «повезло» – не совсем верное слово, дядя, но раз уж ты использовал его, то значит ли это, что ты не собираешься нас выдавать?
Раймунд опустился на скамью перед фонтаном и жестом пригласил Алиенору присоединиться к нему.
– Он ведь, кажется, завтра уезжает? – поинтересовался князь.
– Ты не представляешь, как трудно жить с Людовиком, – тихо, но напористо заявила она.
– Настоящий монах, – сказал Раймунд. – Со всеми склонностями и пороками, присущими монахам, да? – Он закинул ногу за ногу, а руки вытянул на спинке скамьи.
– Можно и так сказать. Я ему нужна только из-за Аквитании. Что касается остального, то он мирится со мной, считая неизбежным, но бесполезным придатком. Лично я давно перестала его уважать.
– А тот другой, де Ранкон?
Дядя говорил спокойным тоном, но ее не так-то легко было провести.
– Я бы вышла за него, а не Людовика, будь у меня выбор.
– В самом деле? – Раймунд задумался, вальяжно развалившись, словно огромный лев. – Однако для Аквитании это был бы не такой хороший выбор. Смог бы он повести за собой людей? Стали бы они считать его герцогом? Людовик хоть и оказался глупцом, но в то время выбор твоего отца был разумен. Де Ранкон не составил бы тебе хорошую партию, даже если бы ты была свободна. Я хочу отговорить тебя от такого шага.
