Полное собрание сочинений в одной книге (СИ) - Зощенко Михаил Михайлович (читаем книги онлайн бесплатно полностью .TXT) 📗
— За что ж ему, трепачу, двенадцать наделов?! Ведь он всегда ругал советскую власть.
Фашистский офицер сидел в своей машине как истукан. Но когда он услышал эти слова, он крикнул, приподнявшись со своего сиденья:
— Больше нет софецкая власть!
Фоминков хотел было еще что-то сказать, но староста снова на него зашикал и запретил ему что-либо говорить. И при этом сказал:
— Взять хотя бы нашего Фоминкова. Ему полагается четыре надела. Но я сильно сомневаюсь, что он их получит сполна. Кто такой этот Фоминков с точки зрения нового немецкого порядка? Какую ценность он собой представляет для обширной Германской империи? Один его сын служит в Красной Армии. А другой его сынок как будто бы находится среди партизан. Сам же Фоминков до крайности невоздержан на язык. И за все эти его минусы я вычитаю с нашего Фоминкова три надела. Вот и рассчитайте теперь, сколько получит наш Фоминков. Он получит один надел.
Услышав, что он получит один надел, Фоминков растерялся. Он побежал к машине, чтоб высказать гитлеровскому офицеру свои соображения.
Однако фашистский солдат не подпустил его к машине. И тогда Фоминков сказал старосте:
— Ты в своем ли уме — давать мне один надел. Ну-ка сообрази — как я обойдусь с моим семейством при одном наделе? Ведь я же с голоду начну пухнуть, что может бросить тень на Германскую империю, на их новый немецкий порядок.
Староста сказал Фоминкову:
— Всякий получает свое. Ты же получишь один надел, и не более того. А если тебе этого мало, то наймись ко мне на работу.
Фоминков с удивлением говорит:
— Что значит «наймись на работу»? Да ты, никак, предлагаешь у тебя батрачить?
Староста говорит:
— Да, я желаю тебя взять в батраки. Посуди сам — могу ли я обработать всю свою землю? Ведь помимо того у меня шесть дарственных коров. Гуси. Овечки. Четыре кабанчика.
Не переставая изумляться, Фоминков говорит:
— Да ты, дядя с барок, что, серьезно зовешь меня в батраки?
Староста говорит:
— Предлагаю это тебе самым серьезным образом. И заявляю всему уважаемому крестьянскому обществу, что отныне свою земельную политику мы будем строить именно так, чтоб у нас завсегда имелись свои батраки, без которых нам теперь не обойтись.
И тогда брат старосты Антошка крикнул:
— Нам теперь, ясно, без батраков не обойтись.
Фоминков снова побежал к машине, чтоб поговорить с фашистским офицером, но солдат навел на Фоминкова свой автомат и снова не подпустил к машине. И тогда Фоминков сказал, обращаясь к обществу:
— Взгляните на их нахальство… в мои зрелые годы… в батраки меня нанимают…
И, подойдя к старосте, Фоминков крикнул ему:
— Не для того столько лет воспитывала меня советская власть, чтоб ты с фашистами хватал меня за глотку!
И с этими словами Фоминков дернул старосту за бороду так, что тот со стоном упал на коленочки. Офицер велел отвести Фоминкова в комендатуру. А староста, поднимаясь с земли, крикнул Фоминкову:
— Попробуй только вернуться с комендатуры. До гробовой доски ты у меня теперь с батраков не выйдешь.
Однако Фоминков не вернулся. Он шумел в комендатуре, и гитлеровцы отправили его в концлагерь. И что с ним сталось в дальнейшем, никому не известно.
5. Вас это не коснется
Весной сорок первого года Лиза Повелихина закончила школу и сразу стала готовиться к экзаменам для поступления в планово-экономический институт. Все лето она решила посвятить занятиям.
Но мать прислала ей письмо из деревни. Пишет: «Нечего тебе делать в городе. Приезжай в деревню. Здесь попьешь молока, отдохнешь и еще лучше подготовишься к своим экзаменам».
Лиза так и сделала. Приехала в деревню. Но буквально на второй день ее приезда началась война.
Девушка решила вернуться в город. Ей не хотелось быть бездеятельной. Но мать сказала ей:
— Не пущу в город. В такой жуткий момент останься тут со мной. А если не хочешь сидеть без дела — готовься к своим экзаменам, которые когда-нибудь да состоятся, поскольку война не будет вечно продолжаться.
Лиза осталась. И хотя теперь занятия не шли на ум, но девушка заставила себя сидеть над книгами.
Между тем нацисты неожиданно заняли деревню. Поблизости не было боев, и никто не предполагал, что так может случиться. Но это случилось, и тогда девушка сказала своей матери:
— Что же мне теперь делать?
Мать сказала:
— Бежать теперь поздно. И тебе остается только одно — сиди тихонько в избе, учись, занимайся. Когда-нибудь война кончится, и тогда ты первая из всех сдашь на «отлично» свои экзамены, имея такую длительную подготовку.
Как в тумане проходили дни при фашистах. Лиза помогала матери по хозяйству. Несколько раз ходила вместе с жителями деревни на работы. А в свободное время по-прежнему склонялась над книгами. Читала, составляла конспекты. Но все это делала она как-то машинально, без чувства и должного внимания, хотя где-то в душе и теплилась неясная надежда, что все это ей в дальнейшем пригодится.
И вот однажды Лиза сидит у открытого окна. Читает. И что-то записывает на листочке.
Неожиданно книга ее захлопнулась. Лиза подняла глаза. Перед окном на улице стоял гитлеровский офицер — молодой, франтоватый, с хлыстиком в руках. Этим своим хлыстиком он и захлопнул книгу.
Несколько раз перед тем Лиза видела этого офицера. Он всегда с улыбкой посматривал на нее. И даже как-то раз заговорил с ней. Что-то спросил ее по-немецки. А Лиза прилично знала язык. Все понимала и немного разговаривала. Она ответила ему по-немецки, но разговора не стала поддерживать — ей было неприятно беседовать с врагом.
И вот теперь этот офицер стоял перед окном и с улыбкой смотрел на девушку. Спросил ее:
— Что вы изволили читать? Роман?
Лиза ответила:
— Нет, это учебник политэкономии. Я готовлюсь к экзаменам.
Офицер весело рассмеялся. Сказал:
— Птичка моя, это напрасный труд. Это вам больше никогда не пригодится.
— Почему? — спросила Лиза с удивлением. Офицер сказал:
— Нам не понадобятся образованные люди в России.
Лиза воскликнула:
— Вам не понадобятся, но нашей стране они будут нужны.
Офицер снова рассмеялся. Сказал:
— Ваша страна, мадмуазель, изменит свое лицо до полной неузнаваемости. Она не будет в том прежнем виде, в каком вы ее привыкли видеть и понимать. Нет сомнения, здесь будут проживать русские люди, нужные нам. Но это будут мастеровые, ремесленники, работники сельского труда. Но интеллигенции среди них абсолютно не будет.
С недоумением Лиза спросила:
— Где же, по-вашему, будет интеллигенция? Куда же она денется?
Похлопывая хлыстиком по своей ноге, офицер сказал:
— Ну, не знаю, душечка. За Урал уедут. Во всяком случае, здесь ваши интеллигенты проживать не будут. Иначе они помешают нашим планам, с которыми они, очевидно, не пожелают согласиться.
С волнением Лиза спросила гитлеровца:
— Поэтому вы и расстреляли нескольких человек из нашей сельской интеллигенции?
Гитлеровский офицер сказал:
— Я не знаю, почему они были расстреляны. Возможно, что именно поэтому они и пришли к своему печальному концу.
Все это гитлеровец говорил легким, веселым тоном, как будто речь шла о самых простых, повседневных делах.
Ужасное волнение охватило Лизу. Она побледнела, и руки у нее стали дрожать.
Мать, увидев ее в таком состоянии, замахала на немца руками и сказала ему, воспользовавшись тем, что он не понимает по-русски:
— Хватит, понимаешь! Довольно! Прекрати к черту беседу с ней. Иди к своим.
Фашист по-русски действительно не понимал, но на этот раз он понял, что его просят удалиться. Кисло улыбнувшись, он попрощался с Лизочкой. И отвесил полупоклон мамаше, на которую он заметно обиделся за то, что та энергично махала руками перед его лицом.
Когда нацист ушел, Лиза бросилась на кровать. Волнение ее душило. Никогда она раньше не задумывалась, кто она — русская или кто такая. Почему-то раньше она не придавала этому значения. А сейчас она вдруг поняла, что происходит что-то ужасное и такое, которое может уничтожить ее родную страну, может уничтожить русских или превратит их в бессловесных немецких рабов.
