Хладнокровное чудовище (СИ) - Александрова Евгения (бесплатная регистрация книга TXT, FB2) 📗
День. Два. Сколько он не дышит? Казалось, не раз и не два вставало и заходило солнце, иссушая тело и душу. Казалось, прошли недели.
Стать частью Вечности… от одной мысли пронзал всё его существо дикий, первобытный страх — с момента, как он получил свободу воли и отделился от Истока. Надо оставить себя здесь. Всё, что знал, всё, чему научился. Отпустить, чтобы уйти. Но если отпустить, а там, кроме этого — ничего и извечная пустота⁈
Пустота и холод. Равнодушие. Смерть. Равнодушие — оно хуже смерти.
Как быть призраком — без души, сердца, эмоций.
Ты исчезаешь, капитан.
Вальдер смотрел невидящими глазами на мелкий песок, что засыпал руки и летел в лицо. Худшая из казней — видеть, как ты исчезаешь, превращаясь в ничто. Даже боль — спасительная боль — где же она⁈
Снова попытка шевельнуться и снова пронзающие тело тысячи кинжалов. Вальдер рухнул обратно на спину, не пытаясь подняться. Он даже не мог ползти со сломанными ногами. Застывший взгляд устремился в небо, пока терзающие мучительные страдания проходили сквозь каждую частицу его тела, но были не настолько сильны, чтобы снова вырубить топором сознание.
Балансируя на грани безумия, он сделал ещё один вдох, который так требовало тело. Чтобы жить, надо было дышать.
Но дышать можно было только захлебываясь собственной кровью, и воздух проходил в лёгкие кровавый и мучительный, и все части тела ещё больше пронизывались этой мучительной пыткой, возвращая ему сторицей всё, что он когда-либо испытывал и всё, что когда-либо испытывали из-за него.
Небо нависало над ним как угроза. Низкое, ниже, чем когда-либо было в его проклятой жизни. Если бы он мог протянуть руку — он бы уже утонул и захлебнулся в грязно-сером небосклоне, по которому невесомо и мучительно медленно двигались облака.
Хотелось орать в проклятое застывшее небо, которое так давно грозит погрести его, но… движется так медленно. Голоса не было. Из горла летел только слабый хрип.
Проклятая Айдан снова не дала ему умереть.
Но вместо лица дарханки, ставшей демоном мести и его личным палачом, из синевы неба на него смотрели холодные глаза давно покойной матери.
Что ты от меня хочешь? — донесся её раздражённый голос.
Я тебя… ненавижу.
Ненавижу, что так похож.
Боль, глубже, чем та, что охватывала всё тело от кончиков пальцев до повреждённых лёгких, затопила в беспросветном мраке. Как же хочется сдохнуть. Почему она и это не даёт сделать спокойно?
Глаза матери остались равнодушны, лишь слегка расширились зрачки, словно она была удовлетворена этим ответом. Словно именно это чувство успокаивало её существо. В ней самой не было любви — и ненависть и злость собственного сына умиротворяли её совесть, её чувство вины, которое могло бы возникнуть, будь она живым человеком.
Мне жаль.
Ей всё равно.
Пальцы бессильно пытались царапнуть песок, который снова сыпался, взмывающий в небо с крепким порывом ветра. Проклятый Итен — холодный и ветренный, сухой, безжизненный, как все Четверо богов, назначивших это место святым.
Он больше не видел глаза матери в поблекшем небе, растворилась злость, вытесненная удушающей материальной пыткой из-за нового вздоха. В затуманенное болью сознание пришла иная мысль о прошлом.
Если бы Ясмин родила сына — он был бы таким же, пошёл по его стопам и продолжил бы путь выжигающей душу ненависти? Хотелось сжать пальцы в кулак и ударить со всей дури по земле, которая не принимала — не позволяла сдохнуть.
Вспомнилась Селин и её дочь. Их дочь. Айза. Обрёк ли он и её на муки, позволив родиться не из любви, а из холода, жажды власти и простого жизненного течения, прибившего его, словно упавшее в горную реку мёртвое бревно, к одному из берегов — на время, прежде чем швырнуть дальше, в водопад раздирающих страстей.
Снова потребовалось дышать. Снова полные лёгкие крови — и тонкая горячая полоска, мучительно скользящая по подбородку со рта. По всем показателям он должен был умереть от нанесённых людьми Айдан ударов. Ему сломали ноги, рёбра, ударили по голове, все внутренние органы должны были захлебнуться кровью, но сердце отбивало удары, заставляя её толчками из последних сил бежать по телу.
Зачем? Живым он был только разделяя с кем-то страсть или боль.
Глубокое, безраздельное, невыносимое одиночество убивало его всю жизнь. Все попытки спрятаться от него — канули в пропасть. Ни бывшая жена, ни Ясмин, ни Айдан не заткнули дыру в груди, ни война и Гаррет, верный бедолага Гаррет, шедший за ним как самый преданный пёс, ни вся армия… и даже если запихнуть туда целый гребанный мир… всё бессмысленно.
Айдан была так же одинока, но они только убивали друг друга. Она — только источник его отражения и наслаждения, понимания, что он жив. Но он и впрямь в этот раз хотел… дойти до конца. Только она могла понять. И ведь поняла⁈
Меня больше не спасти.
И это правда.
Границы рассыпались как песок под руками, и Вальдер оставался один в оглушающей тишине пустыни. Он ещё не умер — боги не отпускали его, чтобы он услышал. Сложно слышать, когда кровь в предсмертной агонии грохочет в ушах, подчиняясь ударам бешеного, сходящего с ума сердца. Словно мало было ударов снаружи, оно вторит и бьет изнутри, доводя до исступления.
Вспыхнуло в памяти лицо Айдан, которая бьет его наотмашь. Снова и снова. Больно и сладко — тогда он ещё был жив, готов был чувствовать её целиком. Теперь он никто и ничто.
Лучше бы сгорел в огне пожара на Юге.
Пожар послушно вспыхнул снова, и Вальдер горел, и этот жар подходил лихорадке, жгущей сейчас тело.
Во сне он молча сгорал дотла — превращался в горстку пепла, осыпаясь в воздухе. Видел себя со стороны — как стоит в пламени, глядя на черные яростные глаза напротив. Пахнет дымом, жжет горло и глаза. Но не оторвать взгляд от яркой души, что встряхнула за шкирку и достучалась до глубины.
Ты живой, и никто не нужен, чтобы это подтвердить.
Живой.
Живой ли?
Вальдер снова бессильно царапнул песок, пытаясь перевернуться. Боль скрутила и выжала, как сломанную куклу. Из чистого упрямства он нечеловеческим усилием перекатился на бок и сплюнул кровь. Когда это кончится?
Вальдер упал лицом в песок, едва не теряя сознание, но оно тоже было упрямо. Пальцы всё-таки сгребли песок, судоржно сжимаясь в последнем вздохе. Зато так не видно проклятое небо, что смотрит на него.
Он прикрыл глаза, чувствуя всё буйство мира вокруг: тепло и сухость песка, то, как он засыпается за шиворот, запах сухого ветра и… небо, что опустилось на него сверху и обхватило со всех сторон, словно руки Четырёх богов.
И здесь, в мёртвой тишине и пустоте, его сердце всё равно билось.
Я хочу родиться заново.
Боги отняли у него голос и почти отняли жизнь и нельзя было повторить заклинание вслух. Но Вальдер впервые был готов рыдать, чувствуя, как ребра впиваются в лёгкие, пронзая и убивая, как он сам готов был убить себя, не вынося существования, в котором его больше нет.
Но уткнувшись лицом в песок — назло всему — он чувствовал, что продолжает быть. Даже один. Даже почти уничтоженный. И сердце глухо бьётся в этом песке.Так что это за искра?
Что за сила творит эту реальность…
Которой он принадлежит.
Ты очень упрямый дух, — прошептал голос матери. А может, то был голос одного из Четырёх? — Ты захотел родиться у меня, зная, что подписал себе ужасный контракт. И теперь я выполнила его полностью. Я люблю тебя. Я… восхищаюсь тобой. Ты истинно мой сын. Ты часть меня. Я рада, что ты это признал.
Глубокая дрожь, идущая из недр земли, пронзила тело. Казалось, весь мир сотрясается вместе с ним и плачет, дрожа каждой своей песчинкой, каждым пожухлым деревом, каждым безжизненным камнем.
