Бита за Рим (Венец из трав) - Маккалоу Колин (книги регистрация онлайн .TXT) 📗
— Сейчас исчезну. — Друз нашел в себе силы улыбнуться. — Сперва дайте мне слово, что не станете уповать на войну, пока она не превратится в единственный мыслимый выход. Я еще не утратил надежду на мирное решение проблемы, тем более что в Сенате у меня нашлись влиятельные единомышленники. Гай Марий вернулся из поездки в дальние края; мой дядя Публий Рутилий Руф тоже принял вашу сторону. Клянусь, что вскоре постараюсь стать народным трибуном и уж тогда проведу через народное собрание закон о предоставлении равных прав всем жителям Италии. Сейчас из этого ничего не вышло бы: сперва надо добиться поддержки этой идеи в самом Риме, среди влиятельных людей, особенно в среде всадников. Вполне может обернуться так, что lex Licinia Mucia сослужит вам добрую службу. Мы считаем, что, разобравшись, к каким последствиям он ведет, многие римляне начнут с куда большей симпатией относиться к италикам. Конечно, нельзя не сожалеть о столь болезненном и дорогостоящем пути, однако на этом пути среди вас появятся герои, которыми вы будете гордиться. Поэтому я голосую «за».
Силон проводил его до коновязи. Друз забрался на свежего коня из конюшни Мутила; тут выяснилось, что он путешествует в одиночестве.
— Марк Ливий, ехать одному очень опасно! — всполошился Силон.
— А иметь попутчика, даже раба, и того опасней, — возразил Друз. — Люди любят судачить, а я не могу давать Цепиону повод обвинять меня в плетении заговоров в Бовиане.
— Даже при том, что никто из нас, предводителей италиков, не зарегистрировался как гражданин, я не смею сунуться в Рим, — проговорил Силон, глядя снизу вверх на Друза, голова которого украсилась нимбом от заслоненного солнца.
— Вот и не суйся, — усмехнулся Друз. — Ведь в нашем доме засел соглядатай.
— Юпитер! Ты распял его?
— На беду, мне приходится делить с ним, то есть с ней, кров: это моя девятилетняя племянница Сервилия, дочь Цепиона — вся в отца! — Лицо Друза налилось краской. — Выяснилось, что, когда ты гостил у нас в последний раз, она залезла в твою комнату — вот почему у Цепиона появились основания назвать Гая Папия одним из инициаторов массовой лжерегистрации! Можешь сообщить ему об этом, чтобы и он знал, как разделен Рим по вопросу об италиках. Нам следует добиться мирного объединения всех народов, населяющих полуостров. В противном случае ни Рим, ни италийские народы не смогут двигаться вперед.
— А ты не можешь отдать эту негодницу ее папаше? — спросил Силон.
— Он не желает принимать ее ни за какую цену — даже за предательство гостей моего дома, хотя она, наверное, надеялась, что после этого подвига он сменит гнев на милость. Я засадил ее под замок, но она все равно может сорваться с поводка и броситься к своему родителю. Так что лучше не показывайся вблизи Рима и моего дома. Если тебе понадобится срочно увидеться со мной, пошли записку, и мы встретимся в укромном месте.
— Согласен. — Уже занеся ладонь, чтобы хлопнуть скакуна Друза по спине, Силон вспомнил, что хотел сказать еще кое-что. — Передай от меня сердечный привет Ливии Друзе, Марку Порцию и, разумеется, дорогой Сервилии.
Друз посерел. Конь, повинуясь шлепку, поскакал прочь. Друз успел крикнуть через плечо:
— Она умерла! О, как мне ее недостает!
Quaestiones — чрезвычайные суды, созданные в соответствии с lex Licinia Mucia, начали работать в Риме, Сполетии, Козе, Фирме Пицене, Эзернии, Альбе Фуценции, Капуе, Регии, Луцерии, Пестуме и Брундизии; предполагалось, что, покончив с делами там, суды переберутся в другие центры. Суда не было только в Лации.
Вождям италиков, собравшимся в Грументе спустя неделю после встречи Силона и Мутила с Друзом в Бовиане, удалось вывести почти всех лжеграждан из римских и латинских колоний. Некоторые, разумеется, отказывались верить, что их ждет беда; другие, все понимая, просто не хотели покидать обжитых мест. На них-то и обрушились quaestiones.
Помимо председателя-консуляра и двоих сенаторов-судей, в каждом суде имелись писцы, по двенадцать ликторов (председатель был равен проконсулу) и по сотне вооруженных конных ополченцев из отставных кавалеристов и бывших гладиаторов, способных управлять лошадьми, пущенными в галоп.
Отбор судей происходил по жребию. Ни Гай Марий, ни Публий Рутилий Руф не попали в их число, чему не приходилось удивляться: видимо, их деревянных шариков даже не оказалось в закупоренном кувшине с водой, так что они никак не могли вылететь наружу через дырочку, когда кувшин встряхивали.
Квинт Лутаций Катул Цезарь вытянул Эзернию, великий понтифик Гней Домиций Агенобарб — Альбу Фуценцию; принцепс Сената Скавр не попал в число «счастливчиков» — в отличие от Гнея Корнелия Сципиона Назики, которому достался Брундизий, что повергло его в уныние. Метелл Пий Поросенок и Квинт Сервилий Цепион оказались среди младших судей, равно как и шурин Друза Марк Порций Катон Салониан. Сам Друз тоже остался без должности, что несказанно обрадовало его, ибо в противном случае ему пришлось бы объявлять перед Сенатом самоотвод, поскольку этого требовала его совесть.
— Кто-то не побрезговал жульничеством, — поделился с ним догадкой Марий. — Если бы они послушались здравого смысла, с каковым надлежит появляться на свет, то, наоборот, сделали бы так, чтобы ты вытянул жребий и был вынужден сам разоблачить себя. При теперешнем климате это не пошло бы тебе на пользу.
— В таком случае я рад, что они лишены врожденного здравого смысла, — весело отозвался Друз.
Цензору Марку Антонию Оратору выпало председательствовать в quaestio в самом городе Риме. Это пришлось ему по душе, поскольку он знал, что найти нарушителей здесь будет куда труднее, нежели в провинции, где наблюдалась массовая подложная регистрация, а он любил головоломки. Кроме того, он предвкушал, как заработает на штрафах многие миллионы сестерций; осведомители уже сбегались к нему со всех сторон, волоча длинные списки.
Количество пойманных зависело от места. Скажем, Катулу Цезарю очень не понравилось в Эзернии, городе, расположенном в сердце Самния, где Мутил уговорил сбежать почти всех, не считая горстки самых недоверчивых, и где римские граждане и латиняне не могли помочь ему доносами. О том, чтобы самниты выдавали соплеменников, даже за большие деньги, не могло идти и речи. Поэтому с оставшимися пришлось расправиться в показательном порядке (во всяком случае, как это понимал Катул Цезарь): председатель суда нашел среди охранников особенно жестокого человека, которому и поручил наказывать виновных кнутом. Это не делало пребывание в Эзернии менее скучным, поскольку закон предписывал разбираться с каждым новым «гражданином» по отдельности. Время чаще всего тратилось впустую: оказывалось, что очередной вызванный более не проживает в Эзернии. Живой человек появлялся перед судом всего раз в три-четыре дня — встречи, которых Катул Цезарь просто жаждал. Он никогда не отличался малодушием, поэтому не обращал внимания на гневный ропот и злобное шипение, встречавшие его повсюду, где бы он ни появился, а также на открытые проявления ненависти, обращенные не только против него, но и против его судей, писцов и ликторов и даже людей из охраны. Всадники то и дело оказывались на земле из-за оборванных постромок, питьевая вода взяла за правило протухать, все насекомые и пауки Италии собрались в одном месте — там, где квартировали члены суда с присными, змеи облюбовали их сундуки и постели. Повсюду находили кукол, обернутых в окровавленные, вывалянные в перьях тоги, а также дохлых цыплят и кошек. Отравления негодной пищей стали повторяться настолько часто, что председатель суда ввел обычай насильственно кормить рабов за несколько часов до того, как принимал пищу сам, а также выставлять при съестном караул.
Иначе сложилось у великого понтифика Гнея Домиция Агенобарба в Альбе Фуценции: он оказался весьма мягкосердечен. Этот город был, подобно Эзернии, оставлен жителями, виновными в подлоге, поэтому минуло шесть дней, прежде чем перед судом предстала первая жертва. На этого человека никто не доносил, однако он оказался достаточно состоятельным, чтобы уплатить штраф и гордо не опускать головы, когда великий понтифик Агенобарб отдавал распоряжение об изъятии всего его имущества. Человек из стражи, которому был вручен кнут, слишком рьяно взялся за дело, и председатель распорядился прекратить избиение, когда все на расстоянии десяти шагов от распластанной жертвы было забрызгано кровью. Следующему виновному повезло больше: его бичевал уже другой человек, и так несильно, что даже не рассек ему кожу. Великий понтифик, помимо прочего, обнаружил неприязнь к осведомителям, каковой не подозревал в себе прежде. К счастью, таковых оказалось немного, но все — возможно, именно из-за малой численности — были ему отвратительны. Не платить награды он не мог, зато подвергал осведомителей столь пространному и въедливому допросу относительно их собственного гражданского статуса, что те вскоре сочли за благо лечь на дно. Как-то раз обвиненный в подлоге оказался отцом троих детей-уродцев, страдающих к тому же умственной недоразвитостью. Агенобарб сам тайком уплатил за него штраф и категорически запретил изгонять беднягу из города, где его потомству было все же лучше, чем под открытым небом.
