Болтливые куклы (СИ) - Кочешкова Е. А. "Golde" (лучшие книги читать онлайн бесплатно TXT) 📗
Именно в ту минуту кто-то там, свыше, провел большую и жирную черту между прежней жизнью Хекки и его последующим существованием.
— Эй! Что вам нужно?! — он громко вскрикнул от боли, когда кто-то большой и сильный безжалостно схватил его за плечи, заломил руки за спину и скрутил их грубой веревкой. — Что вы делаете?!
Ужас накрыл Хекки с головой.
Он почему-то сразу все понял. Сразу догадался, кому обязан таким 'радушным' приемом.
Тэ Со. Этот проклятый ревнивец ничего не забыл.
От страха ноги у Хекки почти отнялись, так что здоровенный служитель-стражник просто волок его за собой, как стреноженную козу на убой. До самых покоев настоятеля. А там 'дерзкому мальчику' припомнили все его прегрешения, какие только можно было. Хекки слушал надтреснутый равнодушный голос настоятеля, обмирая от ужаса, и чувствовал, что стремительно падает в пропасть, выбраться из которой уже не сможет никогда. Он почти не дышал, когда настоятель объявил свой приговор. И наивно, совсем по-детски обрадовался, услышав что-то про оковы. Подумал, что отделается несколькими днями сурового заточения.
Глупец.
Если бы он только знал, о каких оковах идет речь… Он бы упал настоятелю в ноги, рыдал бы и умолял о милосердии, просил бы высечь его самыми суровыми плетьми, посадить в темницу и давать лишь гнилую воду, на целый год сослать к мойщикам туалетов или придумать любое другое наказание… Но только не вот так! Не это страшное проклятие, при виде которого даже невозмутимый Зар распахнул глаза от ужаса.
Зар… Хекки впервые видел Белого Змея в такой ярости. Не считая, конечно, той знаменательной драки в детстве. На сей раз беловолосый словно опять взбесился, осыпая младшего друга столь могучими ругательствами, что даже Жун восхитилась бы его словесным мастерством.
А Шен, напротив, молчал, ошарашенный произошедшим.
Когда Хекки пришел в их комнату и, наконец, разрыдался подле лучшего друга, тот не сказал ему ни слова в укор. Едва лишь разгневанный Зар вышел прочь, Шен просто обнял младшего за плечи и долго гладил по спине теплой узкой ладонью.
Пока Хекки не почувствовал, что страх отходит в сторону, уступая место желанию провалиться в долгий спасительный сон.
Последующие дни стали для него одним сплошным кошмаром. Еще никогда прежде Хекки не испытывал такой животный ужас, такой страх перед будущим. После того, как Зар рассказал ему о значении красных узоров, мир превратился в место, где нет никакой опоры, нет укрытия и защиты. Хекки просыпался по ночам от того, что видел себя падающим в бездонную пропасть с обрыва. Или из окна Башни Духов, где его навсегда лишили свободы и чего-то еще… того, чему так трудно подобрать название.
Шен, как мог, пытался утешить друга, но все его слова проваливались в ту самую пропасть, которая снилась Хекки почти каждую ночь. В какой-то момент испуганный и лишенный всякой надежды сын табачника впервые по-настоящему осознал ту истину, которую не раз пытался донести до своих учеников храмовый духовный наставник: в мире действительно нет ничего, за что можно удержаться, кроме тебя самого. Кроме того невидимого стержня внутри, который именуется душой.
На второй день после наказания Хекки молча собрал свои вещи и перебрался в другую комнату — подальше от Атэ Хона, который смотрел на него, как на трехлапую собаку. Он не хотел жалости от своего товарища по ночным прогулкам. Это у Шена на плече всегда можно пустить слезу, потому что Шен поймет все правильно и ничего лишнего не скажет. А Атэ… разболтает потом всем, какой Хекки слабый и бесхребетный. И другие актеры начнут злословить за спиной у младшего, которому так не повезло.
Впрочем, Хекки понимал, что злословить будут в любом случае — не так часто в театре случаются подобные происшествия. Мысленно он возвел высокую стену между собой и всеми остальными танцорами. И изо всех сил старался не обращать внимания не шепотки и насмешливые взгляды. К счастью, хотя бы напрямую никто не спрашивал его о том, что именно случилось той ночью. И хвала всем богам! Пусть думают, будто непослушного нарушителя храмовых законов просто высекли. А красные узоры Хекки старательно скрывал о чужих глаз, быстро приучив себя всегда носить длинные чулки. Он, правда, очень любил ощущения от босых ног… но это была меньшая из жертв.
В новой комнате было непривычно пусто и тихо. Как и все актерские кельи, она выходила окном в сад, но с этой стороны внешняя стена совсем заросла диким плющом, и рядом не было ни одной прогулочной дорожки. Сад безмолвно взирал на комнату и ее нового хозяина, когда Хекки раздвигал затянутое бумагой окно.
И это было хорошо.
А в байки про дурную славу этой кельи Хекки не верил. Мало ли кто там когда жил и чего делал… Едва ли может случиться что-то хуже того, что уже произошло.
В первые дни он привыкал к тишине и одиночеству, которых не знал никогда. С самого рождения Хекки был окружен множеством других людей — родичей, учеников, друзей… Все они создавали вокруг плотный кокон из звуков, мыслей, желаний. Всегда приходилось с кем-то считаться и договариваться.
А теперь словно задернули занавес.
И, как это ни странно, но возможность остаться наедине с собой на сей раз оказалась для Хекки настоящим спасением. Он выходил из комнаты только на репетиции и трапезы, да еще иногда — к Шену с Заром. В остальное время ему совершенно не хотелось никого видеть.
Разве что еще Жун.
Но она опять куда-то пропала… Или не нашла его в прежней спальне, или просто уехала вместе со своим балаганом. Увы, Хекки не имел возможности узнать это наверняка, ведь всегда именно сестра приходила к нему, а не наоборот. Даже убеги он из храма — где ее искать?
Впрочем, одно такое место Хекки все же было известно — речная таверна, где они веселились в тот злополучный вечер. Жун там появлялась очень часто, и все ее знали. Она заглядывала в таверну всякий раз, когда ей особенно хотелось почувствовать себя взрослой. Там сестра не воровала еду (что было у нее в крови, как и у самого Хекки), а платила по-честному. И иногда показывала разные фокусы. Ее маленькие ловкие руки умели виртуозно извлекать самые разные вещи как будто из воздуха, а еще — жонглировать и управлять небольшой тряпичной куклой на веревочках. Кукла обычно дразнила посетителей, ругалась, хуже, чем последний портовый нищий и без зазрения совести выпрашивала у всех присутствующих 'хоть одну монеточку'. Завсегдатаи таверны щедро кидали 'монеточки' в чашку на столике Жун. Хекки видел эти представления не один раз и все время удивлялся, как это его сестре удается так оживлять бездушную игрушку…
Теперь он чувствовал себя такой куклой.
Маленькой беспомощной куклой, привязанной за веревки к храму и его служителям, к настоятелю и старшному проклятью, которое однажды окончательно лишит глупого маленького танцора его силы воли и души…
Когда слезы высохли, в душе наступил покой.
Проснувшись однажды утром от щебета птиц за раскрытым окном, Хекки дал себе слово, что ни за что не позволит красным узорам на своих ногах отнять у него свободу.
Ту свободу, которая глубже слов, шире стен, больше клятв и следов на коже.
Он дал себе слово, что до конца лета сбежит из храма.
Навсегда.
Это не так сложно, если захотеть по-настоящему.
И даже уже почти не страшно.
Но прежде… Прежде Хекки хотел увидеть, как Шен будет танцевать вместе с Заром на главном представлении в честь Дня явления Вершителя. Его лучший друг так долго ждал этого представления, этой роли… Хекки просто не мог не разделить с ним эту огромную радость.
В тот вечер он не выступал. После наказания в башне ему мягко дали понять, что какое-то время провинившемуся актеру лучше не появляться на публике. Это было обидно, но Хекки старался не подавать виду, будто скучает по сцене. Он прилежно ходил на репетиции, хотя и знал, что еще не скоро сумеет снова танцевать главные роли.
