Золотой жук. Странные Шаги - По Эдгар Аллан (бесплатная регистрация книга txt) 📗
Они помолчали, потом Айседор Смайс спокойно произнес:
— Хотите виски? По-моему, не мешает выпить.
— Благодарю. Я предпочел бы повидать Фламбо, — сказал Энгюс мрачно. — Как видно, дело принимает серьезный оборот. Я немедленно иду за ним.
— Вы правы, — сказал Смайс удивительно бодрым тоном. — Ведите его сюда поскорее.
Однако, закрывая за собой дверь, Энгюс увидел, как Смайс нажал на какую-то кнопку и один из заводных идолов, сойдя с места, двинулся по желобку, неся поднос с графином и сифоном. Было как-то жутко оставлять маленького человечка наедине с неодушевленными слугами, которые ожили, едва закрылась дверь.
Шестью ступеньками ниже все тот же швейцар в жилете возился с ведром. Энгюс остановился и, посулив чаевые, выманил у него обещание оставаться на месте и следить за всеми незнакомцами, которым вздумается войти в дом до того, как он вернется с сыщиком. Затем он бросился вниз и дал такие же распоряжения стоявшему у дверей посыльному, от которого узнал, что в доме, к счастью, нет черного хода. Не удовольствовавшись этим, он остановил полисмена и уговорил его встать напротив дома и наблюдать за подъездом. Наконец, он задержался на минуту, чтобы купить на пенни каштанов и заодно расспросить продавца, долго ли тот намерен пробыть на улице.
Подняв воротник пальто, продавец отвечал, что собирается уходить, так как скоро пойдет снег.
Действительно, тьма сгущалась, становилось холодно, но Энгюс, призвав на помощь все свое красноречие, уговаривал его остаться.
— Согревайтесь своими каштанами, — серьезно говорил он. — Можете съесть хоть весь запас — я заплачу. Если дождетесь здесь меня и скажете, не входил ли кто — мужчина, женщина или ребенок — в тот дом, возле которого стоит посыльный, получите соверен.
И Энгюс быстро зашагал дальше, бросив последний взгляд на осажденную крепость.
— Ну, кажется, Смайс в кольце, — сказал он. — Не могут же все четверо оказаться сообщниками Уэлкина.
Лакнаусские Дома стоят как бы ступенькой ниже на той лестнице зданий, которую венчают Дома Гималайские. Фламбо жил и принимал в первом этаже; в его обиталище не было и следа американской техники и неуютной гостиничной роскоши, отличавших квартиру с безмолвной прислугой. Сыщик провел друга через контору в свою богемную, веселую берлогу, где красовались сабли, аркебузы, восточные диковинки, бутылки итальянского вина, глиняные кувшины из Африки, пушистый персидский кот и маленький пыльный священник, который, надо сказать, был тут совсем не к месту.
— Это мой друг, отец Браун, — сказал Фламбо. — Я давно хотел вас познакомить. Великолепная погода, правда? Хотя и холодновато для таких южан, как я.
— Да, надеюсь, она удержится, — сказал Энгюс, усаживаясь на полосатую лиловую тахту.
— Нет, — спокойно возразил священник, — уже пошел снег.
И в самом деле — пока он говорил, за окном, в сгущавшейся тьме, закружились первые хлопья снега, предсказанного продавцом каштанов.
— Видите ли, Фламбо… — неловко начал Энгюс. — Я пришел к вам по делу, и дело это срочное. В двух шагах от вас живет человек, которому вы очень нужны. Его неотступно преследует угрозами невидимый враг — какой-то негодяй, которого никто не видел.
Энгюс рассказал ему о Смайсе и Уэлкине, сначала со слов Лауры, потом то, что видел сам. Он упомянул о таинственном смехе на перекрестке пустынных улиц и о странных словах в пустой комнате. Фламбо казался все более и более озабоченным, а маленький священник оставался безучастен, как стол или стул. Когда Энгюс дошел до исписанной полосы гербовой бумаги, наклеенной на стекло, Фламбо встал, сразу заполнив комнату своими широченными плечами.
— Простите, не лучше ли вам досказать по дороге? — сказал он. — Кажется, тут нельзя терять времени.
— Отлично, — сказал Энгюс, тоже вставая. — Правда, сейчас он в безопасности — я приставил четырех человек сторожить единственный вход в его нору.
Они вышли на улицу. Маленький священник плелся за ними, как послушная собачка. Лишь раз он весело заметил, словно хотел поддержать беседу: «Как быстро земля покрывается снегом!»
Пока они пробирались по крутым, уже посеребренным снегом улочкам, Энгюс закончил свой рассказ, и когда они достигли дуги многоэтажных зданий, он смог заняться своими четырьмя часовыми. Продавец каштанов — и до и после получения соверена — упорно утверждал, что внимательно следил за подъездом и ни один посетитель туда не входил. Полисмен говорил еще категоричней. Он заявил, что на своем веку видывал немало преступников и в цилиндрах и в лохмотьях, — не так уж он зелен, чтоб думать, будто подозрительные типы всегда подозрительны на вид. Поэтому он следил за всеми, но — видит бог — никто не проходил. Когда же все трое окружили расшитого галунами посыльного, который, улыбаясь по-прежнему, стоял в дверях, тот высказался еще решительней.
— Мне что герцог, что мусорщик — я кого угодно спрошу, что ему тут надо, — сказал добродушный великан с золотыми галунами. — Но, клянусь, никого не было с тех пор, как ушел этот джентльмен.
Тут невзрачный отец Браун, который все время держался в стороне и скромно смотрел на мостовую, отважился заметить кротко:
— Значит, никто не входил и не выходил с тех пор, как пошел снег? Мы тогда еще были у Фламбо.
— Ни одна душа, сэр, можете мне поверить, — добродушно и важно отвечал блюститель порядка.
— А что же ЭТО такое? — спросил священник, уставившись в тротуар безучастным рыбьим взглядом.
Остальные тоже посмотрели вниз; Фламбо невольно вскрикнул и взмахнул рукой: от середины порога, меж горделиво расставленных ног раззолоченного великана, пролегла цепочка серых следов, отпечатанных на белом снегу.
— Боже мой! — вырвалось у Энгюса. — Человек-невидимка!..
Не сказав больше ни слова, он повернулся и бросился вверх по лестнице. Фламбо бежал за ним, а Браун остался внизу, безучастно глядя на запорошенную снегом улицу, словно утратил всякий интерес к розыскам.
Фламбо хотел было высадить дверь могучим плечом, но шотландец, повинуясь скорее разуму, чем интуиции, пошарил по косяку двери, нащупал невидимую кнопку, и дверь медленно распахнулась.
За нею показалась все та же тесно уставленная куклами прихожая. Темнота сгустилась, хотя кое-где ее еще прорезали последние багровые лучи заката. Несколько безголовых машин, сдвинутых с мест, стояли тут и там. Полумрак скрадывал их яркие краски, и они еще больше походили на людей. Среди них, на том самом месте, где недавно еще лежал исписанный красными чернилами листок бумаги, виднелось что-то очень похожее на пролитые красные чернила. Но это были не чернила.
Сочетая здравый смысл с экспансивностью француза, Фламбо сказал только: «Убийство» — и, ворвавшись в квартиру, обыскал за пять минут каждый угол и закоулок. Однако трупа он не нашел. Айседора Смайса попросту не было в квартире — ни живого, ни мертвого. Обшарив весь дом, вспотевшие и удивленные друзья сошлись в прихожей.
— Друг мой, — произнес Фламбо от волнения по-французски, — ваш убийца не только невидимка, он и убитого сделал невидимым.
Энгюс оглядел полутемную комнату, полную кукол, и в каком-то уголке его шотландской души шевельнулся ужас. Одна из кукол стояла прямо над кровавым пятном. Быть может, убитый позвал ее за минуту до смерти? Прикрепленный к высокому плечу крюк, служивший кукле рукою, был слегка приподнят, и Энгюсу вдруг представилась жуткая картина: он увидел, как беднягу Смайса умерщвляет его же собственное железное детище. Материя взбунтовалась, и машины убили своего повелителя. Но даже если это так, куда же они его дели?
«Неужто съели?» — шепнул ему зловещий голос, и на секунду ему стало дурно при мысли о растерзанных человеческих останках, поглощенных и переваренных безголовыми автоматами.
Усилием воли вернув себе ясность мысли, Энгюс проговорил:
— Ну вот и все. Бедняга испарился, как облако, только красная лужица осталась. По-моему, тут замешаны нездешние силы.
