Ночь за нашими спинами - Ригби Эл (читать книги полные .txt, .fb2) 📗
На площади почти не осталось гражданских. Ко мне подбегают Элмайра и Гамильтон. Подруга, окутанная рваным зеленым сиянием, прерывисто дышит и держится за грудь. Я слышу вопрос:
– Все в порядке?
Мои мысли далеко, я борюсь с желанием обернуться.
– Да… – механически произносят мои губы. Но меня уже не слушают.
– Джей? Джей!
Элм дергает «свободного» за куртку и встряхивает его. Он смотрит за мое плечо, и я точно знаю: туда. Мгновение – и он резко срывается с места, несется мимо, и… мне приходится сделать это. Развернуться. Потому что Элм трясущейся рукой вцепляется в мое плечо.
– Нет…
Глински поднимается по обваливающейся лестнице: высокая стремительная фигура мелькает среди огня. Продвигается, будто уничтожая за собой последние хлипкие опоры, все быстрее и быстрее. Даже сквозь дым я слишком хорошо это вижу.
Чертов пацан все еще там. Наверху.
– Вытаскивайте их!
Элм, видимо, уже не может летать, но старается как можно быстрее добежать до красной машины с мигалкой. Там она почти падает на асфальт, но и это ее не останавливает. Я слышу крики и отрывочные распоряжения, машина торопливо отъезжает. Пожарные тащат к задымленной площадке лестницу, мужчина из команды лезет вверх. Быстро, судя по скорости, с какой он переставляет руки и ноги… и очень медленно, по моему собственному внутреннему ощущению.
Мальчишке, видимо, отшибло мозги: вместо того чтобы ринуться к спасателю, он вжимается в угол. Дрожит. Пятится. А когда из огня выходит Глински, парень отчаянно кричит, будто за ним явился сам дьявол. «Единоличник» крепко хватает подростка за плечи и тащит его за собой. Затем передает его пожарному, сбрасывает загоревшийся плащ и что-то говорит. Получает короткий неуверенный кивок. И…
Мир опять смазывается перед моими глазами. Я вижу только сияющий пожарный шлем и голубую мигалку, напоминающую… огонек. На несколько мгновений я отвлекаюсь, чтобы дать самой себе мысленную хлесткую затрещину. Не смей отключаться. Но этих коротких секунд оказывается достаточно, чтобы пропустить все. Что происходит? Почему пожарные быстро опускают лестницу, не дождавшись…
– Осторожно, Ван!
Я вижу его силуэт в последний раз. «Единоличник» оборачивается, оступается, и сверху на него обрушивается несколько перекрытий. Что-то взрывается, в воздух взметается сноп искр.
Пожарные направляют струю пены на здание. Когда огонь сдается, снова становится видна площадка. Она пуста. Темнеет груда мусора и обломков и… поднимается густой черный дым.
– Отпустите!
Элм бьется в руках шефа, захлебываясь слезами и запрокидывая голову, точно ей не хватает воздуха. Гамильтон стоит рядом. Я пытаюсь всмотреться в его лицо – окровавленное, покрытое грязью и копотью и освещаемое всполохами света. Я жду, что он улыбнется, жду, ведь его врага больше нет, и понимаю, что этого не произойдет. Что-то идет не так. Что-то пошло не так с самого начала.
Все началось с тех самых картонных манекенов, по которым стреляли из двух пистолетов, а может, даже раньше.
– Дмитрий, пусти меня, – доносится рядом тихий голос Элмайры. – Я в норме.
Вокруг собирается небольшая толпа военных. Они недоуменно переговариваются и оглядываются, ища глазами «единоличника». Они понимают, что случилось что-то плохое, но им даже в голову не приходит, что именно. Никому не приходит.
Пожарные, успевшие вновь поднять лестницу, показываются на площадке. Они качают головами, и приговор становится ясным и простым. Получив кивок шефа, они спускаются: явно боятся, что в здании полыхнет что-нибудь еще. Дмитрий Львовский выпускает мою подругу и обводит взглядом солдат:
– Пока возвращайтесь в части. Вольно.
Они начинают расходиться, не задавая вопросов, но я вижу, что они в шоке. Особенно молодежь. Ван Глински – лидер партии, лучший военный стрелок, легенда Города – погиб. Погиб старший сын короля. Он дал мне имя, а я отняла у него жизнь.
– Идем, Джей. Надо связаться с мэром и сделать какое-то заявление. До того как люди начнут паниковать.
Элмайра не смотрит на меня. Они с Гамильтоном, Вэнди и остальными бредут к обгорелым стенам. Следом направляются некоторые солдаты: видимо, просто не знают, куда теперь идти. Их маленькая группка выглядит потерянной. Она вооружена до зубов и… беззащитна.
– Все, Эшри. – Шеф кладет руку мне на плечо. – Что с тобой, девочка? Ты не ранена?
От этих заботливых ноток в его хриплом голосе становится тошно. Наш шеф так не умеет. И уж точно я этого не заслужила.
– Все хорошо. Я… скоро вернусь. У меня дело.
В его светлых ледяных глазах что-то вспыхивает… Брезгливость? Я вздрагиваю. Но Львовский мягко кивает, зачем-то приглаживая мои волосы:
– Мы тебя ждем.
Я разворачиваюсь и иду прочь. Я чувствую его взгляд между лопаток. Там, где должны расти крылья.
Здесь заканчиваются башни резиновых колес и искореженных приборов. Свалку сменяет пустырь. Бесплодные земли, заросшие полынью и борщевиком, изломанно торчащим зимой из-под снега. Бесплодные земли, где живут Дикие Пули, которые убивают всех, кто забредет сюда по неосторожности. Это наш край света. Край Камелота.
Наверное, я не успею ничего почувствовать. Я не человек, но у меня есть сердце, в которое можно попасть. Доктор говорил когда-то, что оно даже находится там же, где и у землян, – с левой стороны груди. И оно ноет.
Я плохой друг. Хреновая горожанка. Ужасный герой. Подвела всех, кого могла, но больше этого не случится. Long live the heroes. А я не буду вам мешать.
Я не бывала здесь раньше, но вряд ли страшилки и отчеты из моргов могут врать. Пули на пустыре просыпаются мгновенно. Меня еще долго не найдут; к счастью, все слишком заняты, чтобы хватиться, если только…
…не хватится он.
– Эшри.
Застыв между двух шинных башен, я колеблюсь – обернуться или бежать вперед. В итоге я сдаюсь и поворачиваюсь. Джон подходит ко мне.
– А, Последний из Рода Принц…
Вид у него такой же измученный, как у остальных: лицо в копоти, одежда порвана. Я бы погладила его скулы и лоб, если бы посмела прикоснуться, я бы уткнулась лицом ему в грудь и, наверное, заревела бы. Но я отступаю, потому что его взгляд остается прежним. Понимающим. Встревоженным. Я такого не заслуживаю.
– Проваливай. Им нужна твоя поддержка.
– И твоя тоже. Ты же не хочешь попасть под пулю, правильно?
Подступают слезы, и я больше не могу их сдерживать. Я пришла сдохнуть. И я хочу сказать об этом хотя бы ему.
– Ты не понимаешь… – Я запинаюсь, – из-за меня…
Но оказывается, я не могу даже этого. Именно сейчас я хочу, чтобы Джон прочел сам, все до последнего слова, поэтому я доверчиво открываю сознание, и Айрин понимает. Некоторое время он стоит молча, потом глухо, сквозь зубы, вздыхает, и в его глазах вспыхивают маленькие алые точки. Он зол. Конечно же, он зол.
– Ты меня отпустишь?
Но он качает головой:
– Слишком многое нужно исправить. Ты не сбежишь.
– Я не сбегаю! Я …
Он что-то делает, и теперь я в его власти. Как тогда, в церкви. Я не могу опустить взгляд. Я чувствую озноб. Видимо, это гипноз или что-то вроде того, но я не смею двинуться с места.
– Я…
Раздается щелчок пальцев. И я начинаю говорить.
Мои слова – горькие, желчные, отчаянные – напоминают болезненную рвоту, после которой дурнота обычно отпускает; правда, сейчас я вовсе не уверена, что мне станет легче. Мое лекарство – пуля. Как и у человека, давшего мне имя. А мне ее не дают.
– Ты не понимаешь, что из-за меня одни проблемы? – Я с усилием поднимаю руку к груди, в которой словно отстукивает молот. – У тебя, у Элм, у Гамильтона. Я как и все представители моей расы, только они были честнее: убивали открыто, не притворялись друзьями, а я…
Он молчит и ослабляет невидимую удавку, давая сделать вдох, но не более. Я не иссякла. Не иссякла, просто…
– Злись. Кричи, если хочешь.
