Параллельный переход - Кононюк Василий Владимирович (читаемые книги читать TXT) 📗
Можно двинуть в капиталистическое светлое будущее, тут, как говорится, не промахнешься, вниз скатиться у любого дебила получится. Но, пожив слегка в этом светлом будущем, нахлебавшись его по самые уши, задаешь себе простой вопрос: тратить свою жизнь, даже такую, подаренную без учета твоего мнения, на то, чтобы завести народ на эту помойку? Да уж лучше бесперспективный, махровый феодализм строить, чем эту гадость. Одно хреново: трудно строить здание, если заранее знаешь, что оно развалится.
Назовем мы наше светлое будущее «консервативный социализм». Но никому об этом не скажем. Зато название у светлого будущего теперь есть. Теперь оно не потеряется среди других светлых будущностей, которых бродит по округе немереное количество. Осталось до него дойти. Как говорят люди, обладающие чувством юмора: «Осталось начать и кончить».
— А что, Богдан, со мной тоже на двадцать золотых закладешься?
Неожиданный вопрос вырвал меня из полудремы, где так приятно было рассматривать светлые будущности и давать им имена. В очередной раз подтвердилась банальная истина: все хорошее заканчивается слишком быстро.
— Знамо дело, батьку, лишние двадцать золотых никому не помешают.
— А чего ж ты мне, Богдан, когда про видение свое рассказывал, как все казаки мне под руку бегут, про море-океян и про ладьи, что белым лебедем плывут, словом не обмолвился, не порадовал меня добычей невиданной?
— Не видел тогда, батьку, я того. Да и разговор у нас о другом был, невместно было добычей похваляться.
— А перед казаками, значит, к месту?
— Сам, батьку, знаешь: любят казаки добычу.
— Так, значит, решил ты, Богдан, если пообещаешь казакам добычу невиданную, все к нам сбегутся?
— Нет, батьку, не сбегутся, но думать о том будут. К мысли привыкнут, что под твою руку идти придется, значит, когда надо будет, не станут упираться, как лошаки необъезженные.
— Значит, казаки для тебя — что лошаки необъезженные?
— Тебе, батьку, виднее, ты вон уже сколько зим казаков водишь под своей рукой. Если ошибся я, так и скажи: не лошаки они, а овечки смирные — куда пастух скажет, туда и идут.
Атаман громко рассмеялся, но глаза его оставались строгими и внимательными.
— Скажи мне, Богдан, зачем ты-то все мутишь, зачем бучу учиняешь? Я тебе согласия своего не давал на все, что ты себе надумал. Только если сейчас рот свой откроешь, правду реки, Богдан, пошутковали уже, кончились шутки. Слово лжи от тебя почую — пожалеешь, что на свет уродился. — Атаман не шутил, он был непривычно серьезен.
— Тогда ты мне, батьку, скажи: хочешь ли ты знать, что будет?
— Говори.
— Не знаю, ведомо ли то тебе, батьку, но сейчас великий князь литовский Ягайло борется за свою корону с братом своим Витовтом. Через две зимы уступит он литовское княжество Витовту. В Орде хан Тохтамыш со следующей весны будет воевать с Хромым Тимуром. Через пять зим придет беда на Дон. Кто с Дона к нам убежать успеет, тот и спасется. Тимур там с Тохтамышем биться будут, никто не уцелеет. Весь Кавказ разорят, потом в Крым придут. В Орде Тимур оставит править главного воеводу — Едигея. И поставит тот вместо Тохтамыша нового хана, а Тохтамыш с верными ему войсками к Мамаю и к Витовту сбежит. Сначала они на Крым пойдут: под свою руку брать, — но Едигей обратно Крым возьмет. Тогда пойдут они все вместе на Орду, через девять зим, большое войско соберут. Только мало кто вернется. Побьет их Едигей, сильно побьет. Витовта Мамай спасет — они с детства росли вместе. А на нас беда придет. Киев, Черкассы, все села — все татары сожгут, все обыщут, все леса, все балки, всех найдут и в неволю погонят. Никто не уцелеет. Пустыня после них до Чернигова останется. Надолго тут все замолкнет, сотни лет пройдут, пока снова заселят люди эти края.
— Откуда то тебе ведомо?
— Святой Илья мне то поведал, батьку, и сказал: если хотим беду от домов своих отвести, поспешить нам надобно. Девять зим быстро пролетят.
Атаман задумался, затем спросил:
— А что делать, он тебе поведал?
— Поведал, батьку: сначала крепость строить и ладьи. Потом скажет, что дальше делать.
— А ладьи зачем?
— В море плавать за добычей: крепость без монет не построишь, — и на Днепре ладьями не давать татарам через реку переправиться.
Атаман снова задумался и принял решение:
— То, что ты сказал, проверять будем. Если начнется война в Орде, соседи весточку получат. У нас там тоже хорошие знакомые есть, которые монеты любят. Дают знать, когда крымчаки к нам в гости идут. У них и спросим. Тогда и решать будем, как дальше жить. До той поры будем жить, как жили. А ты, Богдан, о поединке думай. До него меньше недели осталось. Если успеют гонцы, как обещали, в четверг или в пятницу весточку дадут. Тебе сначала его пережить надо, а потом думать, что через десять зим случится.
Атаман, пришпорив лошадь, ускакал в начало нашей колонны, оставив меня мечтать о светлом будущем. Но уже не получалось: сбил своим разговором с настроения. Тогда я взялся мечтать, как приеду домой и помоюсь в теплой воде, — тема, конечно, не такая возвышенная, зато мечтать значительно проще, никакой атаман с настроения не собьет.
На следующий день с утра пошел к атаману отпроситься на день: в лодке покататься. Я уже узнал, что наша речка впадает в Днепро. Насколько мне память не изменяет, только одна река вытекала из Холодного Яра и впадала в Днепро: то ли Тясминица звали ее в наше время, то ли как-то похоже. И есть на этой речке местечко одно уникальное, на котором в наше время стоит город Чигирин. Место, природой созданное, чтобы там укрепленный город ставить: с двух сторон защищено рекой, с третьей стороны — гора, идеально подходящая для строительства крепости. Не очень высокая, метров семьдесят высотой, с трех сторон практически отвесная. Единственный пологий склон — на юго-восток, как, кстати, и единственное направление, с которого к будущему городу вообще можно подойти. При правильной планировке и наличии у защитников артиллерии можно создать укрепления, которые практически невозможно взять приступом.
Гора просто уникальная. Во-первых, вершина как будто нарочно топором стесана, практически горизонтальная площадка, где-то сто пятьдесят на двести метров, идеальная для строительства. Во-вторых, на вершине — источник воды, что делает осаду измором, при наличии запасов, практически бесперспективной. Для города лучше места не найти. Для крепости лучше может быть только остров на Днепре — недаром Дмитро Вышневецкий, основатель Запорожской Сечи, строил свои укрепления на островах. Хотелось посмотреть там все, промерить, прикинуть объемы, подъездные пути, очередность работ. Если все будет хорошо, летом можно начинать не спеша подготовительные работы.
Вторая задача — осмотреть окрестности и найти ручей, на котором водяное колесо можно поставить. Наша речка чересчур широка, но в нее впадает куча ручейков, — найти подходящий, может, даже не один, шагов пять-шесть шириной, думаю, будет несложно. Желательно недалеко от будущего города…
Однако атамана дома не оказалось. С утра пораньше, взяв Фарида, они с Давидом отправились к Кериму. Как оказалось, Керим у нас не только признанный зубодер и лучник: он у нас на все руки мастер. Придя к Кериму, я стал зрителем живописной картины. В огороде возле старой яблони уже был разложен небольшой костер, на котором Керим нагревал различные железки. Через толстую наклонную ветку была переброшена веревка, которая связывала Фариду руки за спиной, и Давид пробовал поднять его слегка над землей. Учитывая гравитационную массу Фарида, которая с точностью до константы совпадала с его массой инерции, впрочем, как и у всех остальных тел в этой Вселенной, задача перед ним стояла не из легких. Фарид орал благим матом, в буквальном смысле этого слова, и тщетно пытался донести до атамана, сидящего по-турецки на расстеленной овчине, простую мысль: что он готов к самому тесному взаимодействию, но уже в переносном смысле этого слова. Атаман с интересом наблюдал, кто же одержит победу — Ньютон в форме закона всемирного тяготения или Давид, желающий его опровергнуть? Как всегда, победила жестокая правда жизни, и Давид вынужден был признать, что в одиночку он с такой гравитационной аномалией не совладает. Тут и я стал рядом с Фаридом, который не уставал благодарить Давида за столь активную растяжку плечевых связок и суставов. «Спи, спи, ты ведь уже дал три медяка», — шепнул на ухо Фариду. В жизни так мало радости — зачем же лишать себя такого невинного удовольствия?
