От Византии до Орды. История Руси и русского Слова - Кожинов Вадим Валерьянович (серия книг TXT) 📗
Можно, конечно, предположить, что в числе иудеев, которые, в конце концов, возглавили Хазарский каганат, были и потомки участников маздакитского движения, оказавшихся на Кавказе; однако гораздо достовернее версия об их приходе к хазарам из Средней Азии, где последователи маздакизма проявили себя и раньше, и гораздо активнее, нежели в Кавказском регионе. При этом необходимо отметить, что, встав во главе Каганата, иудеи отнюдь не стремились насаждать маздакитский «коммунизм», который был нужен лишь тогда, когда задача состояла в сокрушении наличной государственной власти – как в Иране начала VI века или, позднее, в Хорезме начала VIII века. Так, у хазарского кагана, полностью подвластного иудейскому царю-каганбеку, был обширный гарем, и на него никто не покушался…
Но вернемся к трудам С. П. Толстова. Очевидно, что его мысль о «хорезмийском» происхождении хазарских иудеев в целом ряде отношений гораздо более основательна, нежели та, которая поддержана в трактате М. И. Артамонова (о ней говорилось выше), предполагавшего, что иудеи, жившие на территории Хазарского каганата, как-то само собой, «попросту», оказались у власти.
Еще важнее другое. Правомерность и, в конце концов, истинность какой-либо гипотезы уясняется в том случае, если она, гипотеза, находит подтверждение в целом ряде фактов, в особенности в «новых» фактах, которые в момент создания гипотезы были вообще неизвестны. И именно такие факты обнаружились за те полвека, которые миновали со времени появления первых работ С. П. Толстова.
Но прежде чем говорить об этих фактах, следует сообщить или же напомнить, что гипотеза С. П. Толстова была отвергнута в трактате М. И. Артамонова, вышедшем в 1962 году. Авторитет виднейшего историка хазар побудил как бы начисто забыть об идеях С. П. Толстова. Правда, М. И. Артамонов, без сомнения, небезосновательно критиковал те или иные отдельные элементы концепции С. П. Толстова. Но главные его нападки едва ли сколько-нибудь убедительны. Так, например, он утверждает, что словом «хабр» «обозначались не только еврейские, но и христианские и зороастрийские священники» [298] . Между тем термин «хабр» имел долгую и вполне однозначную традицию. В сказаниях об утверждении иудаизма в Химьяритском царстве (во многом похожем на Хорезм), о чем уже подробно говорилось, нередко упоминаются хабры. Так, об одном из химьяритских царей сообщается, что он внял «увещаниям двух иудейских священников-хабров…» и «устроил… суд между жрецами-язычниками и хабрами»; или: «прибыв вместе с хабрами в Йемен, Асад решил сделать иудаизм официальной религией страны. Это вызвало недовольство химьяритов… они убили его» [299] .
Тем не менее, повторю, авторитет Артамонова как хазароведа заставил не считаться с работами Толстова. Только в самое последнее время А. П. Новосельцев несколько «смягчил» отношение к этим работам, заметив об Артамонове, что тот «в принципе правильно полемизируя с теорией… относительно роли Хорезма в этом событии (принятии иудаизма в Хазарии. – В. К.), занял позицию практического отрицания роли хазаро-хорезмийских связей» [300] .
Между тем связи эти давно известны и чрезвычайно внушительны. Как сказано в обобщающем труде, «по свидетельству источников, хорезмийцы… играли важную роль в политической и экономической жизни государства хазар… Хорезмийцы сосредоточивали в своих руках командование войсками хазар, 12-тысячная гвардия Хазарии состояла в основном из хорезмийцев. В столице хазар Итиле проживало более 20 тысяч хорезмийцев. Среди них были люди различных профессий – ремесленники, торговцы, чиновники, военнослужащие, представители культуры и искусства» [301] .
Наиболее существенно, что данные письменных источников об огромной роли хорезмийцев в Хазарском каганате в самое последнее время были прочно подтверждены археологическими исследованиям. Так, тщательное изучение остатков хазарских «городищ» на Северном Кавказе привело известного дагестанского археолога М. Г. Магомедова к следующим выводам.
Крепости создавались хазарами в этих местах главным образом в VI–VIII веках (позднее основная деятельность Каганата была перенесена на более северные территории между Волгой и Днепром). М. Г. Магомедов разграничивает три этапа строительных работ хазар на Северном Кавказе в VI–VIII веках, причем «на втором этапе здесь не наблюдается существенных конструктивных изменений в технике строительства… Третий, заключительный строительный период, в отличие от предыдущих, выделяется полной реконструкцией оборонительных сооружений… с применением совершенно новых строительных приемов… Подобная техника кладки стен является чужой для местных строительных тенденций». Так, например, «башни, отделенные от крепостных стен, находят широкое применение в крепостном строительстве Средней Азии, особенно в фортификации Хорезма… не только в общих приемах, но и в отдельных деталях строительства фортификация древней Хазарии тяготеет к среднеазиатским традициям» [302] .
Таким образом, «отвергнутая» хазароведением концепция С. П. Толстова, основанная на факте массовой эмиграции из Хорезма в Хазарский каганат в начале VIII века, неожиданно находит очень существенное подтверждение. Особенно важно отметить, что М. Г. Магомедов отнюдь не ставил перед собой задачу «подкрепить» идеи С. П. Толстова; напротив, он утверждает, что «проводниками этих (хорезмийских, или, шире, среднеазиатских. – В. К.) строительных традиций были, очевидно, сами хазары, тесно связанные со среднеазиатским культурным миром еще со времен Западнотюркского каганата» (с. 143). Здесь имеется в виду, что до прихода на Кавказ, то есть до VI века, хазары находились в Средней Азии, поблизости от Хорезма (об этом говорилось выше), и, мол, принесли с собой оттуда тамошние «строительные традиции».
Однако это объяснение не выдерживает критики. Так, ведь сам М. Г. Магомедов показал, что хорезмийско-среднеазиатские «приемы» появляются только на «третьем этапе» строительства хазарских оборонительных сооружений; выходит, следовательно, что хазары лет двести не пользовались этими приемами, а затем вдруг решили их «вспомнить» (что совершенно неправдоподобно). Не менее сомнительна и другая сторона проблемы: находясь в Средней Азии, хазары были еще чисто кочевым племенем, и им незачем было овладевать хорезмийскими строительными приемами (они ничего не строили, кроме разборных юрт).
Словом, объяснить тот факт, что в VIII веке хазары вдруг начинают строить «по-хорезмийски», можно именно и только в русле концепции С. П. Толстова о массовой эмиграции из Хорезма в Хазарию после низвержения арабами Хурзада и его сподвижников. Очень характерно, что А. П. Новосельцев в своем труде о хазарах без каких-либо аргументов заявляет: «Сомнителен вывод Магомедова относительно «тяготения строительного дела» в Хазарии к среднеазиатским образцам» [303] . Это нежелание принять вывод археолога обусловлено прежде всего тем, что сей вывод подтверждает «отвергнутые» идеи С. П. Толстова. И в самом деле: давняя гипотеза неожиданно оказывается способной объяснить новые (то есть ранее неведомые) факты. Это своего рода торжество гипотезы, становящейся тем самым основательной концепцией.
И А. П. Новосельцев совершенно напрасно говорит о «сомнительности» вывода М. Г. Магомедова. Дело в том, что почти одновременно с последним, но совершенно независимо от него пришел к точно такому же выводу видный археолог Г. Е. Афанасьев, работавший за тысячу километров от М. Г. Магомедова к северу, вблизи Воронежа, на раскопках хазарской крепости IX века около Дона – так называемом Маяцком городище на реке Тихая Сосна.
Отмечая, что, хотя стены крепости были воздвигнуты без фундамента, это «не является признаком слабых строительных знаний», Г. Е. Афанасьев писал: «По наблюдению архитектора В. А. Нильсена в Средней Азии «стены монументальных зданий обычно были такими толстыми, что не было необходимости устраивать фундаменты…». Толщина стен (Маяцкой крепости. – В. К.) была около 6 м… расстояние от угловых башен до ворот… 35–45 м. Это как раз то расстояние, которое отделяло одну от другой куртины в Хорезме» [304] .
