В канун Рождества - Пилчер (Пильчер) Розамунд (читать полную версию книги txt) 📗
Они миновали трактир. Еще минута-другая, и машина въехала в переулок, где вниз по склону тянулся ряд маленьких коттеджей – улочка Пултонс-роу. У калитки Оскар остановился, и Элфрида с Горацио выбрались из машины. Освободившись от поводка, пес помчался по тропинке к дому; Элфрида с корзиной в руке последовала за ним и открыла дверь.
– А вы когда-нибудь ее запираете? – спросил у нее за спиной Оскар.
– Во всяком случае, не тогда, когда иду за покупками. Воровать у меня нечего. Входите. – Элфрида прошла на кухню и принялась выкладывать на стол содержимое корзины. – Будьте добры, разожгите камин. А то что-то сегодня мрачноватый денек.
Она наполнила чайник и поставила на плиту. Потом сняла жакет, повесила его на спинку стула и начала накрывать на стол.
– Вам кружку или чашку? – спросила она.
– Садовникам полагаются кружки, – отозвался он из комнаты.
– Будем пить у камина или сядем здесь?
– Мне всегда приятнее, когда мои колени под столом.
Элфрида без особой надежды открыла коробки с печеньем. Две были пусты, в третьей оказалась половина имбирного пряника. Она поставила коробку на стол, положив рядом нож. Отыскала в холодильнике молоко и перелила из картонного пакета в желтый фаянсовый кувшинчик. Нашла сахарницу. Из гостиной послышалось потрескивание дров в камине. Элфрида подошла к двери и, прислонясь к косяку, стала наблюдать за Оскаром. Он осторожно укладывал на вершину костерка из тонких поленьев два куска угля.
Почувствовав присутствие Элфриды, он выпрямился и, повернув голову, улыбнулся ей.
– Хорошо занялся. Я грамотно уложил и поджег со всех сторон. Вам нужны дрова на зиму? Если хотите, могу прислать.
– А где мне их хранить?
– Можно сложить в палисаднике, у стены.
– Замечательно, если это вас не разорит.
– У нас их более чем достаточно. – Оскар вытер руки о брючины. – А знаете, у вас тут очень мило.
– Да, только трудно навести порядок. Мало места. С этими вещами такая морока! Я не очень-то люблю выкидывать то, к чему привыкла. Есть две-три вещички, которые я вожу с собой многие годы с тех пор, как я выступала на сцене. Таскаю на горбу раковину, как улитка. Шелковая шаль и забавные безделушки всегда делали мои временные квартиры немного уютнее.
– Пара стаффордширских собачек просто очаровательна.
– Я всегда возила их с собой, только на самом деле они не парные.
– И маленькие дорожные часы.
– Они тоже всегда путешествовали со мной. Их оставил мне мой крестный отец. А одна вещь, возможно, действительно ценная – вон та маленькая картина.
Она висела по левую сторону от камина, и Оскар надел очки, чтобы лучше ее разглядеть.
– Где вы ее приобрели?
– Это подарок одного актера. Мы с ним участвовали в новой постановке «Сенной лихорадки» в Чичестере, и под конец сезона он сказал, что хочет, чтобы эта картина была у меня. Он откопал ее в какой-то лавке и, думаю, не так уж много за нее заплатил, но был уверен, что это Дэвид Уилки.
– Сэр Дэвид Уилки? – Оскар нахмурился. – Ценная вещь. Но почему он отдал ее вам?
– В благодарность за то, что я штопала ему носки, – невозмутимо ответила Элфрида.
Оскар снова повернулся к картине. На небольшом полотне – двенадцать на восемь дюймов – была изображена пожилая пара в одеждах восемнадцатого века, сидящая за столом, на котором лежит огромная Библия в кожаном переплете. Фон приглушен, мужчина в темном костюме, а женщина в красном платье, канареечно-желтой шали, накинутой на плечи, и белом капоре с оборками и лентами.
– Мне кажется, что она собралась на какой-то веселый праздник.
– Вне всякого сомнения. Элфрида, вам все-таки следует запирать входную дверь.
– Наверное.
– Картина застрахована?
– Она сама – моя страховка. На черный день.
– Значит, это талисман? – Оскар улыбнулся и снял очки. – Мне кажется, Элфрида, у вас особый дар: вы так удачно подбираете себе вещи, что все вместе они выглядят удивительно мило. Уверен, здесь нет ни одной, которую бы вы не считали прекрасной или полезной.
– Оскар, вы говорите мне приятнейшие слова.
В этот момент из кухни донесся свист чайника. Элфрида пошла снять его с горелки, и Оскар последовал за ней. Он смотрел, как она заваривает чай в круглом коричневом чайнике.
– Пусть настоится хорошенько. Вот лимон, если хотите. А еще есть имбирный пряник, только он немного подсох.
– Чудесно! – Оскар выдвинул стул и уселся на него с явным облегчением, точно у него устали ноги.
Элфрида устроилась напротив и стала разрезать пряник.
– Оскар, – сказала она, – я уезжаю.
Он не ответил. Она подняла глаза и увидела на его лице удивление и испуг.
– Навсегда? – спросил он.
– Конечно же нет.
– Слава богу! Вы меня здорово напугали.
– Я уже никогда не покину Дибтон, я же вам говорила. Я приехала сюда провести сумеречные годы. Но пора немного отдохнуть.
– Вы устали?
– Нет, но осень всегда действует на меня угнетающе. Она – словно какая-то тоскливая полоса между летом и Рождеством. Мертвый сезон. К тому же приближается мой день рождения. Шестьдесят два. Так что самое время для перемен.
– Разумное решение. Это пойдет вам на пользу. Куда же вы едете?
– На самый краешек Корнуолла. Туда, где чихнешь – и рискуешь свалиться со скалы в Атлантический океан.
– Корнуолл? – На лице Оскара отразилось изумление. – Почему Корнуолл?
– Потому что там живет мой кузен. Зовут его Джеффри Саттон, и он ровно на два года моложе меня. Мы с ним давние друзья. Он из тех милых людей, которым можно запросто позвонить и сказать: «Я хочу приехать и пожить у тебя». И он наверняка ответит: «Приезжай». Причем так, что веришь: он действительно этому рад. Так что мы с Горацио завтра выезжаем.
Оскар в сомнении покачал головой:
– Никогда не слышал, что у вас есть кузен. И вообще какие-то родственники.
– Что ж я, по-вашему, родилась от непорочного зачатия?
– Да нет. Просто я удивлен.
– Я не часто вспоминаю о своей семье. – Элфрида сбавила тон. – Живу сама по себе. Но Джеффри – особенный родственник. Мы с ним не теряем связь.
– У него есть жена?
– Даже две. Правда, первая уже в прошлом. Это была настоящая головная боль по имени Доди. Думаю, его пленили ее хорошенькое личико и беззащитность, но вскоре выяснилось, что он связал себя узами брака с жуткой эгоисткой и бездельницей. Она стремилась под любым предлогом ускользнуть из дома, и Джеффри тратил чуть ли не весь заработок на оплату кухарок и нянь для дочерей.
– И что же произошло с их браком? – с интересом спросил Оскар.
– Когда девочки выросли, получили образование и сами начали зарабатывать деньги, Джеффри ушел. К Серене. Она прелестная женщина, намного моложе его. Работала цветочницей, делала букеты для всяких там званых вечеров и прочее. Джеффри знал ее давно. Он ушел от жены и с работы одновременно и уехал с Сереной подальше от Лондона. Когда кончился пренеприятный бракоразводный процесс, женился. У них есть сын и дочь. Живут они скромно, разводят кур и летом пускают туристов. Постель и завтрак.
– Счастливы?
– О да!
– А дочери от первого брака?
– Я потеряла с ними связь. Старшую зовут Никола. Она вышла замуж, родила ребенка. Неприятная особа, вечно всем была недовольна и жаловалась, что судьба к ней несправедлива. По-моему, она всегда завидовала Кэрри.
– Родной сестре?
– Именно. А вот Кэрри – прелесть. Вся в Джеффри. Лет десять назад, когда мне делали операцию, она приехала и шесть недель ухаживала за мной. Я тогда жила в маленькой квартирке в Патни. Кэрри все взяла в свои руки, и мне было с ней очень хорошо. – Элфрида нахмурилась, что-то подсчитывая в уме. – Сейчас ей должно быть около тридцати.
– Она замужем?
– Не думаю. Знаю, что она жила в Австрии, работала в туристической компании, инструктором по лыжам. Больше всего на свете она любила лыжный спорт. Что бы там ни было, я уверена – Кэрри счастлива. Кажется, чай заварился. – Элфрида наполнила кружку Оскара и отрезала ломтик пряника. – Так что у меня есть родственники, хотя и не очень близкие. – Элфрида улыбнулась. – А у вас?