После бури - Бакман Фредрик (электронные книги без регистрации TXT, FB2) 📗
Ана прибавила газа и, искоса посмотрев на Ханну, пробормотала:
– Для человека, который не любит собак, вы слишком много о них знаете.
– Спасибо! – взвизгнула Ханна, закрыв лицо ладонями при виде упавшего поперек дороги дерева, которое Ана успела объехать в последний момент.
– Ну и куртка у вас, для поездки в Бьорнстад лучше не придумаешь, храбрый поступок. Я-то свою надела, чтобы нас на дороге не сбили, а ваша наоборот – в самый раз для мишени.
– Что? – почти прокричала акушерка, и только потом поняла, что впопыхах надела куртку старшего сына, красную, с эмблемой «Хед-Хоккей» на груди, она схватила первую попавшуюся в прихожей и выскочила за дверь.
Тобиас из нее уже вырос, но Ханне она все равно была велика. Время идет быстро.
– Команда уродов, – пригвоздила Ана, и Ханна мгновенно вспыхнула:
– Выбирай выражения! Там играют мои дети!
– Дети не виноваты, что вы их отправили в команду уродов, – невозмутимо ответила Ана.
Акушерка вытаращилась на нее. Потом неохотно улыбнулась:
– Любишь хоккей?
– Ненавижу. Но еще больше ненавижу Хед.
– Наша лучшая команда в этом сезоне здорово вам наваляла, – сказала акушерка, обрадовавшись возможности хоть о чем-то поговорить и отвлечься.
Ана фыркнула и на несколько секунд сбавила скорость, пытаясь разобрать дорогу в темноте.
– Да вы бы и валенку не смогли навалять. Ваши защитники такие тормоза, что, если мы с ними начнем разбираться в каждой зоне, на это уйдут года, – пробормотала она, глядя вперед.
Акушерка закатила глаза:
– Прав был мой муж, таких самодовольных людей, как в Бьорнстаде, еще поискать, вы только что чуть не обанкротились, и вот уже опять самомнение до небес. Вы в прошлом сезоне никогда бы не выиграли, если бы не этот ваш Амат. Без него у вас ничего не выйдет…
– Амат никуда не делся, – фыркнула Ана, не спеша продвигаясь вперед.
– Разве его не позвали в НХЛ в Штаты? Местная газета всю весну об этом трезвонила. Какая в Бьорнстаде крутая молодежная команда, вырастили таланты, за Бьорнстадом будущее, а Хед уже в прошлом…
Акушерка услышала в своем голосе ту же горечь, с какой говорил об этом ее муж, и сама себе удивилась, но такова жизнь в Хеде: все принимаешь на свой счет. Каждый успех Бьорнстада – провал Хеда.
– Амат никуда не уехал. Он снова дома. Просто получил травму, по-моему… – начала было Ана, но запнулась на полуслове, увидев то, что искала, – узкий проход между деревьями, явно недостаточный для машины.
– Для человека, который не любит хоккей, ты слишком много о нем знаешь, – улыбнулась акушерка.
Ана остановила машину, прикинула расстояние, сделала глубокий вдох и сказала:
– Все равно мы вас сделаем – с Аматом или без. Знаете почему?
– Почему?
Прикусив губу, Ана отпустила сцепление.
– Да потому что вы команда уродов! Держись!
Ана рванула с места, чтобы не увязнуть в канаве, и проскочила между деревьями – проход оказался в самый раз, хотя лакированные бока с лязгом проскрежетали о стволы. У акушерки перехватило дыхание, она вмиг лишилась дара речи, машина запрыгала по кочкам, так что Ханна ударилась лбом о стекло, и еще, и еще, – казалось, прошли часы, прежде чем Ана вдруг резко затормозила. Опустив стекло, она высунулась в окно и сдала пару метров назад на прогалину, более безопасное место в случае падения дерева.
– Приехали! – сказала она, кивнув на карту в руках акушерки, а затем на окно.
В темноте Ханна не различала собственных рук, и Ана положила ее ладонь на свою куртку, и последний отрезок пути вела ее через лес, съежившись на ветру. Каким-то образом она понимала, куда идти, шла, словно собака, взявшая след, и вдруг они оказались возле машины, откуда слышались крики женщины, а следом гаркнул мужчина:
– ДОРОГАЯ, ЕДУТ! ЭТО СКОРАЯ!
Поняв, что это не скорая, мужчина пришел в ярость – страх мало кого делает героем, зато многим помогает раскрыться с худшей стороны. У акушерки сразу сложилось впечатление, что он раздражен не их транспортным средством, а всего лишь тем, что врач не мужчина.
– Вы точно понимаете, что происходит? – поинтересовался он, когда Ханна залезла на заднее сиденье и стала что-то шептать женщине.
– Вы кто по профессии? – спокойно спросила в ответ акушерка.
– Маляр, – выкашлял тот.
– Тогда давайте так: я решаю, как ваша жена будет рожать, а вы – как шпаклевать стену, – сказала она, осторожно вытесняя его из машины.
Ана забралась на переднее сиденье и лихорадочно осмотрелась вокруг.
– Чем помочь?
– Поговори с ней.
– О чем?
– О чем угодно.
Ана растерянно кивнула, посмотрела через спинку сиденья на женщину и сказала:
– Привет!
Между схватками женщине удалось улыбнуться.
– Привет… привет… ты тоже акушерка?
Мужчина перебил ее:
– Дорогая, ты шутишь? Да ей лет двенадцать!
– Иди покрась что-нибудь, идиот! – прошипела Ана, и акушерка захохотала в голос.
Мужчина так оскорбился, что, выйдя из машины, попытался хлопнуть дверцей, но ветер помешал этому театральному жесту. Снаружи едва удавалось стоять прямо, зато было легче убедить себя, что слезы надуло ветром, а страх ни при чем.
– Как тебя зовут? – спросила роженица.
– Ана.
– Спасибо… Спасибо, что вы приехали, Ана. Простите моего мужа, он…
– Он просто зол, потому что любит вас, думает, что вы с ребенком умрете, а он не сможет помочь, – пробурчала Ана.
Акушерка бросила на нее недовольный взгляд, и Ана пробормотала в свою защиту:
– Вы же сами сказали, чтобы я с ней говорила!
Роженица на заднем сиденье устало улыбнулась.
– Для своего возраста ты слишком хорошо знаешь мужчин.
– Да они просто думают, что все время должны нас защищать. Пошли они со своей сраной защитой.
Акушерка и роженица захохотали хором.
– У тебя есть парень?
– Нет. Хотя да. Но он умер!
Роженица уставилась на нее. Кашлянув, Ана добавила:
– Но вы не умрете!
Тогда акушерка доброжелательно, но настойчиво сказала, что минутка тишины не помешает. Женщина закричала, мужчина запрыгнул машину, взял ее за руку и тоже закричал, потому что она чуть не сломала ему пальцы.
Всю ночь Йонни просидел на кухне у окна – самое невыносимое место на свете для пожарного. Четверо детей спали на матрасах на полу у его ног. Младший, Тюре, в обнимку со старшей, Тесс. Двое средних, Тобиас и Тед, улеглись по отдельности подальше от них, но постепенно подползли вплотную к брату и сестре. В кризисной ситуации мы даже во сне инстинктивно стараемся быть ближе к тому, что действительно важно: родное дыхание, пульс, с которым можно сверяться. Иногда папа поочередно клал руку им на спину, чтобы убедиться, что они дышат. У него не было разумных оснований полагать, что они перестали дышать, но разве на разумных основаниях становятся родителями? Когда они ждали первого ребенка, ему все время твердили: «Не волнуйся». До чего бессмысленное напутствие. Когда ты слышишь первый крик своего ребенка, любовь стремительно увеличивается в объеме, взрывая грудь, все чувства, которые ты когда-либо испытывал, выкручиваются на полную мощность, дети открывают тебе дверцу и в ад, и в рай. Ты никогда не был так счастлив и так напуган. Никогда не говори: «Не волнуйся». Нельзя любить и не волноваться – за все и всегда. Боль в груди, настоящая физическая боль заставляла Йонни согнуться и сделать вдох. Кости трещали, тело болело – любви всегда слишком тесно. Где он был раньше, как мог завести четверых детей? Надо было головой думать, но все говорили «не волнуйся», а он внушаемый идиот. Вот и хорошо. Мы обманываем себя, думаем, будто можем защитить тех, кого любим, ведь если бы мы могли принять правду, мы бы никогда не выпустили их из дому.
Йонни простоял у окна всю ночь, и впервые почувствовал, что чувствовала его жена каждую секунду, пока его не было рядом, каждую ночь, с тех пор как они полюбили друг друга: «Что мне делать, если ты не вернешься?»
