Высшая мера - Пронин Виктор Алексеевич (прочитать книгу txt, fb2) 📗
– Так, – сказал Апыхтин негромко. – Так...
Он поднялся, поискал глазами капитана, подошел к нему, хотел что-то спросить, но голос изменил ему, раздалось только невнятное сипение.
– Там, – сказал Юферев, показав рукой на дверь в другую комнату.
– И его тоже?
– Да.
Апыхтин шагнул к двери, постоял перед ней, не в силах сразу войти, оглянулся на капитана и, словно наполнившись от него какой-то силой, толкнул дверь.
Вовка тоже лежал на полу, и его окровавленная голова оказалась как раз на большой карте Кипра. Губы у мальчишки были полуоткрыты, но уже серые, мертвые. Апыхтин почувствовал вдруг сильную, непреодолимую тошноту, слабость, голова его закружилась, и он медленно осел на пол.
– Потерял сознание, – сказал Юферев. Подняв с пола тяжелый том в глянцевой суперобложке, он положил его на полку.
– Тут потеряешь, – отозвался эксперт с фотоаппаратом. Но о своих обязанностях не забыл – подойдя к Апыхтину, несколько раз сфотографировал его.
– Не притворяется? – спросил Юферев.
– Посмотри, он совсем зеленый.
– Принеси воды.
Взяв из рук эксперта литровую банку с водой, капитан тонкой струей начал поливать виски Апыхтина, голову, шею. Через некоторое время Апыхтин шевельнулся, открыл глаза, не в силах сразу стать на ноги, чуть приподнялся, прислонившись спиной к стене.
– Я не хочу жить, – сказал он негромко и повторил: – Я не хочу жить.
– А придется, – ответил Юферев, помолчав.
– Мы на Кипр собирались, – несколько некстати сказал Апыхтин. – Вовка карту изучал...
– Поезжайте один. Это самое лучшее для вас сейчас.
– Что с ними сделали?
– Жене перерезали горло. – Голос Юферева оставался таким же мертвенно-серым, без всякого выражения. Не выдержал бы сейчас Апыхтин ни казенного сочувствия, ни соболезнования.
– А Вовка?
– Ткнули чем-то в висок. Судя по тому, что смерть наступила быстро, рана глубокая.
– А почему вы решили, что смерть наступила быстро?
– Есть некоторые признаки, – ответил эксперт, полноватый, румяный, лысый.
– Они сопротивлялись?
– Да.
– Это тоже можно установить?
– Предположительно, – уклонился эксперт от подробностей.
Апыхтин все так же сидел у двери, упершись ладонями в пол и откинув голову назад. Он старался дышать глубже, каждый раз полностью выталкивая из себя воздух.
Видя, что он пришел в себя, снова задвигались в комнате люди, опять принялись что-то замерять, высматривать, выискивать. Апыхтин с трудом поднялся, постоял у стены, видимо, не уверенный, что может идти, но потом все-таки направился на кухню. Обернулся на Катю, лежащую посредине комнаты, но не остановился.
На кухне стоял легкий чад, запах чего-то горелого. Подойдя к плите, Апыхтин увидел на сковородке несколько черных обуглившихся комков.
– Все правильно, – проговорил он, – она жарила котлеты.
Тут же, на столике, стояла тарелка с уже готовыми котлетами. Обернувшись на звук шагов, Апыхтин увидел входящего на кухню Юферева. Тот оставался таким же сдержанным и никак не проявлял своих чувств.
– Садитесь, капитан, – Апыхтин слабо махнул рукой в сторону кухонной табуретки.
– Когда мы вошли, здесь было полно дыму... Газ я выключил. И открыл окно, чтобы немного проветрить. Вся квартира была в дыму.
Апыхтин открыл холодильник, вынул початую бутылку водки, налил себе в чайную чашку, вопросительно посмотрел на Юферева.
– Нет-нет, спасибо, – сказал тот.
Апыхтин выпил водку, потянулся было к котлетам, сложенным в тарелке, но на полпути рука его остановилась.
– Закусите, Владимир Николаевич. – Юферев придвинул тарелку к Апыхтину. – Вам надо держаться.
– Зачем?
– Пройдет неделя... Вторая... И вы уже не будете задавать этот вопрос.
– Я все забуду? – вяло усмехнулся Апыхтин.
– Нет, но у вас появятся силы, чтобы помнить.
– Да? Так бывает?
– Только так и бывает.
– Мы на Кипр собирались, – проговорил Апыхтин, глядя на сковородку с черными головешками. – Там есть гора Троодос. А на горе монастырь... Монахи самогонку гонят и угощают туристов... Говорят, совершенно потрясающая самогонка. И закусить дают... – Апыхтин бормотал все тише, тише и наконец совсем замолк. – Зачем они это сделали? – спросил он неожиданно четко и внятно.
– Первое объяснение, которое напрашивается само собой... Ограбление.
– А убивать зачем?
– Надежнее.
– Так всегда делается?
– Далеко не всегда... Но случается. Отморозки.
– Что? – Апыхтин поднял голову.
– Так их называют в уголовном мире. Отморозки. Люди с отмороженными мозгами. Внешне они не отличаются от нормальных людей, вроде как все... И улыбаются, и женщин любят, у некоторых даже дети рождаются... Но мозги у них отморожены. И все остальное, что с этим связано, тоже отмерло – совесть, сочувствие, порядочность... Но яйца действуют.
– И это... Это было здесь?! – спросил Апыхтин почти с ужасом. – Это здесь тоже было?!
– Нет, – ответил Юферев тихо, но твердо.
– Точно не было? – настойчиво продолжал допытываться Апыхтин, словно это было самым главным в случившемся.
– Сами можете посмотреть... На ней трусики... В порядке. Я вот о чем хотел попросить вас, Владимир Николаевич... Может быть, вы посмотрите внимательно, что именно у вас пропало и пропало ли что-либо вообще?
Апыхтин некоторое время молча смотрел на Юферева, осмысливая вопрос, и наконец кивнул, давая понять, что понял сказанное.
– Вы хотите сказать, что могло и ничего не пропасть? – спросил он. – Вы хотите сказать, что убийство было единственной целью этих... Как вы говорите, отморозков?
– Будем думать, Владимир Николаевич, будем работать... Я вызвал машину, сейчас увезут... ваших близких. – На долю секунды запнулся капитан перед тем, как произнести «ваших близких», но Апыхтин сам уточнил:
– Трупы увезут. Близких у меня уже нет.
– Я понимаю, что поступаю безжалостно, пытаясь сейчас задавать вам вопросы...
– Задавайте.
– По линии банка... Были угрозы, требования? Вы понимаете, о чем я говорю. Может быть, шантаж...
– Ничего этого не было.
– Хорошо. У вас есть «крыша»?
– Да.
– Кандауров?
– Он самый.
– С ним все в порядке?
– Да, капитан... С Кандауровым у меня все в порядке. Просто идеально. Лучше не бывает.
– Откуда вы знаете, как бывает? – Юферев хотел было задать какой-то вопрос, но, взглянув на Апыхтина, остановился. Тот сидел на неустойчивой кухонной табуретке и, зажав ладони коленями, уставившись в какую-то точку на стене, раскачивался из стороны в сторону. Вряд ли он вполне осознавал сейчас все, что говорил ему Юферев, что он сам отвечал. Похоже, он просто выделил для разговора какой-то незначительный участочек своего мозга и доверился ему. А сам впал в затяжное оцепенение и был там, в комнате, в нескольких метрах отсюда, где лежала Катя со вспоротым горлом, из которого вытекло так много крови, и в следующей комнате, где лежал с продырявленной головой Вовка...
Во всем происходящем была такая бессмыслица, такая тупая, необъяснимая жестокость, даже не жестокость, жестокость тоже имеет смысл, цель, причину... Здесь же ничего этого не было, тупая необъяснимость. Отмороженность, как говорит капитан Юферев.
– Не понимаю... – Апыхтин потряс большой лохматой головой, протер запотевшие очки, снова надел их, беспомощно посмотрел на капитана, словно ожидая, что тот все объяснит, расставит по местам, назовет вещи своими именами. – Ничего не понимаю... А вы, капитан, вы что-нибудь понимаете?
– Если хотите, могу назвать несколько версий, которые... – Юферев помедлил. – Которые возможны. Но сразу предупреждаю, что в действительности все может оказаться совсем не так...
– Говорите, – кивнул Апыхтин.
– Первая – грабеж. Потом мы с вами уточним, что именно пропало. Может быть, ничего не похищено, может быть, они искали какую-то вещь, документ, надеялись найти толстую пачку долларов, не зная по своей тупости, что в домах банкиров долларов не бывает, доллары бывают только в домах пенсионеров, нищих...
