Острова богов - Кауфман Эми (полная версия книги TXT, FB2) 📗
– Постарайся не свалить его в первые десять секунд, – раздается над ухом. Мужчина стоит за моей спиной, хватка становится крепче, словно он пытается удержать меня от рывка вперед. Все это игра для публики, и я поддерживаю ее – смотрю хмуро исподлобья. Внутри я именно такой, каким они хотят меня видеть, – хладнокровный убийца. Мальчик из частной школы-пансиона, опустившийся на дно жизни. Это доказывает, что благородные ничем не лучше простолюдинов.
– Ты меня слышишь, милорд? – понизив голос, спрашивает распорядитель.
– Не называй меня так, – резко бросаю я.
Это обращение мне не подходит. Никогда не подходило.
– И не приближайся к нему, – глухо произносит мужчина.
– Уж от этого я смогу удержаться. – Я говорю, не сводя глаз с человека напротив, хотя он отворачивается, не желая контакта. Он уже повержен, мы оба это знаем.
Мужчина смеется прямо мне в ухо. Кто-то протягивает полотенце, чтобы я вытер пот. Прижимаю его к лицу, и на мгновение плотная, шершавая ткань заглушает свет и шум. В моменты крайней усталости, когда дал излишне большую нагрузку телу, я умею отключать голову и чувства: я ни о чем не думаю, ничего не чувствую, просто существую. Такой момент уже близок, и я жду его с болью, которая всегда со мной.
Убираю полотенце и сразу натыкаюсь взглядом на огромную фигуру Дазриэля. Он с легкостью движется сквозь толпу. Рукава его рубашки закатаны до локтей. На руках видны магические рисунки, похожие на извивающиеся языки пламени изумрудно-зеленого цвета.
Он не обращает внимания на негодующих людей, остающихся за спиной, и шагает вперед через ринг, словно не замечая, что идет поединок.
Останавливается прямо передо мной, произносит слова приветствия. На лацкане красными искрами переливается камень-булавка.
– У Руби есть для тебя работа.
– Он еще здесь не закончил, – вмешивается распорядитель и крепче сжимает мои плечи.
– У Руби есть для тебя работа, – повторяет Дазриэль, словно не слыша и не замечая возражений.
Я стряхиваю с себя руки, вытягиваю из-за спинки кресла рубашку и, работая локтями, начинаю пробираться к лестнице. Вой недовольства за спиной нарастает. Это место всегда было для меня отдушиной, стало оно таковым и для толпы. Люди ощущают возрастающее в воздухе напряжение, сгущаются темные тучи войны, и только я даю им возможность отвлечься. Печально.
До выхода на улицу я даже не пытаюсь надеть рубаху. Натягиваю лишь после того, как прохладный воздух осушает пот на теле. Не оглядываясь, следую за Дазриэлем в переулок. Убегаю от одного монстра к другому.
СЕЛЛИ. Корабль «Лизабетт». Киркпул, Алинор
Босая нога стоит на грубой краспице [4], я перехватываю канат и начинаю подниматься. Ближе к верху мачта становится все тоньше, ведь она рассчитана на то, что будет раскачиваться, поддаваясь потоку ветра, но здесь, в гавани, можно ощутить лишь легкий бриз.
На берегу горожане закончили работу и направляются в таверны. Сгущаются сумерки, свет тускнеет, замирает жизнь – я вижу это, заглядывая в окна домов на холме. Люди хотят поесть и выпить, а потом расслабиться, сбросить напряжение, пройдясь по улицам и горланя песни.
Каждый раз в новом порту я с волнением схожу на берег, восхищаясь обилием звуков, образов, запахов. Вместе они образуют затейливую приветственную картину.
Но довольно скоро меня начинает тянуть в море, и я тоскую по шлепкам бьющихся о деревянный борт волн. Однако я рада, что сегодня вечером мы не снимаемся с якоря, ведь у меня важное дело – надо забрать припрятанную заранее сумку и ускользнуть на берег. Тогда на рассвете я уже буду на пути к отцу, и Ренса не сможет меня догнать. К тому моменту, когда меня обнаружат матросы «Фреи», мы отойдем слишком далеко от берега, чтобы переправить меня обратно, а выбросить за борт дочь Стэнтона Уокера они не посмеют.
В подзорную трубу удалось разглядеть, что в северных доках все успокоилось. Знать веселится на кораблях, над водной гладью разносятся протяжные звуки из трубы граммофона, толпа стражниц рассеялась. Не видно и того парня – нет, я совсем не пытаюсь его найти.
Я вспоминаю его – слышу голос, представляю лицо с красивыми карими глазами и лукавой ухмылкой. «Что не так с цветами?» – проносится в голове его вопрос. Я раздраженно фыркаю. А потом: «Просто у тебя характер такой, с причудами».
Я мысленно сталкиваю его с ящиков, как должна была сделать сегодня, и с улыбкой смотрю, как он машет руками и вскоре исчезает из вида. Так для тебя достаточно причудливо?
Спохватываюсь, что говорю с воображаемым человеком, и вновь принимаюсь осматривать причал.
Он пуст – нет ни мальчишек на лодках, ни капитана Ренсы, которая уверена, что я сижу взаперти в каюте. Впрочем, ничто из этого меня не волнует, ведь уже темнеет, и мысленно я на «Фрее». Впрочем, расставание с «Лизабетт» дается нелегко.
Я снимаю кожаные перчатки с обрезанными пальцами, хватаюсь одной рукой за канат и сразу ощущаю, насколько груба его поверхность. Наш корабль не украшен, как королевский, но он родной и проверенный временем торговый партнер. Наш красавец-винджаммер [5] достаточно большой как в ширину, так и в длину. Он может вместить значительную по численности команду и набить в брюхо много груза. И паруса его больше, чем у любого другого судна в гавани.
Среди кораблей торгового флота отца я больше всего люблю «Лизабетт». Я на ней выросла, училась ходить по ее палубе, пряталась от матросов в самых труднодоступных местах трюма, засыпала, привязанная к койке, чтобы не упасть во время качки. Но весь прошлый год корабль был моей тюрьмой. Глядя вниз, я вижу причину, улавливаю ее легкоузнаваемый силуэт посреди палубы. Я не передам Ренсе письмо отца. Она определенно подозревает, что он не вернется в ближайшее время. Знай она наверняка, точно стала бы следить за мной пуще прежнего, предполагая, что я сделаю нечто похожее на то, что планирую.
Вот она уже стоит у трапа и напряженно смотрит на него, будто выжидает. Может, думает, что он исчезнет?
Сегодня почти половина экипажа отпущена на берег. Обычно мы не задерживаемся в портах так надолго, как в этот раз. В ожидании «Фортуны» люди неспокойны, поэтому Ренса спустила трап и позволила нескольким счастливчикам повеселиться и, вероятно, потратить все до последней кроны из жалования. С меня она сняла стружку, отчитала как следует за опоздание и велела оставаться на корабле.
Почему Ренса так нервничает и ждет возвращения матросов? Стемнело совсем недавно, их точно не будет еще несколько часов. Почему же она стоит у трапа? Ощутила, в каком напряженном состоянии пребывают люди в городе? Я это заметила еще несколько дней назад. Всем нам, морским душам, уже давно стало известно, что тучи сгущаются.
Стоп, или Ренса подозревает, что поймает на трапе меня? Надеюсь, что нет, и она не будет торчать здесь всю ночь, иначе придется выбираться вплавь, что совсем неприятно.
Задумавшись о холодной воде гавани Киркпула, я внезапно улавливаю движение на носу корабля.
Ренса невысокого роста и плотная, а появившийся человек высок, хоть и неуклюж, и похож на гусеницу-многоножку, конечности которой не умеют действовать слаженно. Кожа у Ренсы теплого бронзового цвета, значительно потемневшая за годы, проведенные в море, а у этого мужчины такая белая, что аж слепит. Такая бывает у тех, кто постоянно сидит в помещении. Впервые я увидела этого мужчину утром. Он взошел на борт с забитыми книгами чемоданами, которые с трудом мог поднять. У него был билет до Траллии, куда готовилась отбыть «Лизабетт».
Увидев его в тяжелом шерстяном бушлате, я решила, что он ровесник отца. Только очень сутулый, как все ученые. Голова обрита наголо – а зря, из-за формы черепа это ему совсем не идет. Позже, когда Ренса заставила меня помогать ему таскать вниз багаж, я поняла, что он почти моего возраста. Странный человек, хотя мне он понравился. Мы много не говорили, обменялись всего несколькими фразами, но сразу стало ясно, что он из тех людей, которые сразу переходят к сути.
