Темные тайны - Флинн Гиллиан (книги онлайн бесплатно TXT) 📗
— Ладно, — сказал Бен, шумно проглотив яйцо, и встал, — хватит! Подумаешь, какие-то волосы! Делов-то!
— Но они у тебя были такие красивые.
Он как будто задумался над ее словами, потом покачал головой — в ответ на них или по поводу всего утра, она не могла точно сказать, — и направился к двери.
— Просто успокойтесь, — сказал он, не оборачиваясь. — Приду вечером.
Ей показалось, что он сейчас шарахнет дверью, но он тихо прикрыл ее за собой, а это, пожалуй, намного хуже. Пэтти дунула себе на челку и оглядела стол — с трех сторон на нее смотрели распахнутые голубые глаза в ожидании, как она себя поведет. Она сначала улыбнулась, потом слабо рассмеялась:
— Да, пожалуй, немного странный поступок.
Дочери оживились и сразу будто выпрямились на стульях.
— Он вообще какой-то странный, — добавила Мишель.
— Теперь у него волосы подходят к одежде, — сказала Дебби, отирая слезы тыльной стороной ладошки и отправляя в рот блин.
И только Либби молча смотрела в тарелку, сгорбившись над столом. Только у ребенка может быть столь подавленный и несчастный вид.
— Все образуется, — сказала Пэтти и легко потрепала ее по щеке, опасаясь, как бы снова не расстроились остальные.
— Нет, не образуется. Он нас ненавидит.
Либби Дэй
Наши дни
Через пять дней после встречи с Лайлом за пивом я съехала со своей горы и порулила в сторону бывшей промзоны чуть западнее центра города. В эру скотобоен местность процветала, а потом не одно десятилетие пребывала в упадке, и теперь здесь сплошь высокие кирпичные здания без признаков жизни с вывесками переставших существовать компаний: «Рафтери колд сторидж», «Лондон биф», «Даннхаузер кэттл траст». Несколько брошенных строений переоборудовали в приносящие вполне легальный доход дома с привидениями; в них во время Хеллоуина горит свет, там горки с пятиэтажный дом, замки, где обитают призраки да упивается молодежь и подростки, прячущие в куртках пиво.
Но в начале марта местечко оставалось пустынным. Из окна машины я замечала, что время от времени кто-нибудь входит в какое-нибудь здание, правда, непонятно, с какой целью. Рядом с рекой местность из почти безлюдной постепенно превращалась в зловеще-пустынную — настоящие руины.
Когда я парковалась перед четырехэтажным домом с табличкой «Корпорация Толлмэнов», отчего-то стало не по себе. Вот когда я пожалела, что у меня мало друзей. То есть что их вообще нет. Не следовало ехать сюда одной, но уж если поехала, кто-то должен был меня ждать. Впрочем, я на всякий случай оставила дома на внутренней лестнице записку о том, где нахожусь, и приложила письмо от Лайла. Если я вдруг исчезну, копы будут знать, откуда начинать поиски. Конечно, будь у меня подруга, она бы участливо, как умеют говорить только женщины, сказала: «Ни за что на свете не позволю тебе туда ехать».
А может, и не сказала бы. После убийств в нашем доме я вообще мало в чем разбираюсь. Я, например, считаю, что в жизни может произойти самое страшное, потому что самое страшное действительно произошло. С другой стороны, не означает ли это, как ничтожно малы шансы, что со мной, Либби Дэй, произойдет нечто еще более ужасное? Статистика — штука упрямая. Но мне сложно решить, как себя вести, — я впадаю из одной крайности в другую: то проявляю чрезмерную осторожность (всегда сплю с включенным везде светом и маминым стареньким кольтом на прикроватной тумбочке), то чудовищную беспечность (понесла же нелегкая в какой-то Клуб Смерти!).
На мне были ботинки на высоких каблуках, чтобы прибавить несколько сантиметров роста; правый из-за изуродованной ноги на мне болтается. Было очень страшно и немного стыдно, но я была настроена самым решительным образом, потому что никому на свете деньги сейчас не были нужны так, как мне. За вчерашний день я пробовала думать о своих действиях с менее обидной для себя точки зрения и добавить своим поступкам благородства. Кому-то интересна моя семья — да, я ею горжусь, поэтому позволяю совершенно незнакомым людям разбираться в том, что без меня им сделать не удастся. Ну а если при этом у них появилось желание предложить мне деньги — что ж, возьму, я не гордая.
На самом же деле я нисколько не гордилась своей семьей. Дэев все вокруг недолюбливали. Мой отец, Райнер Дэй, был вечно пьяным психом, но буянил как-то уж очень невыразительно, что ничего, кроме презрения, не вызывало, — трусливый недомерок, пускавший в ход кулаки. Маме с четырьмя детьми было очень трудно. Дети из разорившейся фермерской семьи, дурно пахнущие и изворотливые, мы приходили в школу как нищие: не позавтракав, в драных кофтах, сопливые и вечно кашляющие. За недолгое пребывание в начальной школе у нас с сестрами раза четыре заводились вши. Дэи-грязнули, Дэи-замарашки.
И вот она я через двадцать с лишним лет, по-прежнему нуждаюсь, особенно в деньгах. В заднем кармане джинсов у меня лежала записка от Мишель, которую она мне написала за месяц до убийств на выдернутом из блокнота листочке с аккуратно обрезанной бахромой, старательно сложенном в форме стрелы. В записке обычные мысли, занимающие ученицу начальной школы: мальчик из класса; глупая училка; дорогущие и, конечно, уродские джинсы, которые на день рождения подарили избалованной однокласснице. Ничего выдающегося или запоминающегося — у меня не одна коробка подобной макулатуры. Переезжая с места на место, я таскаю их за собой, но до сих пор ни разу не открывала. Я решила продать записку Мишель за двести долларов и на миг ощутила что-то вроде виноватого ликования, когда представила весь тот хлам, который теперь могу выгодно сбыть: записки, фотографии и всякая дрянь, которую мне не хватало мужества выбросить. Я выбралась из машины и вздохнула полной грудью.
Из снега местами выглядывали весенние проплешины, но вечер стоял холодный. В небе висела огромная желтая луна, похожая на бумажный китайский фонарь.
Я поднялась по грязным мраморным ступенькам — под ногами, как старые больные кости, поскрипывала прошлогодняя листва, — постучала в массивную металлическую дверь, немного подождала, чувствуя себя в лунном свете освистанной актрисой из дешевого водевиля, и постучала еще трижды. Я уже собралась звонить Лайлу на мобильный, когда дверь распахнулась — из проема на меня взирал высокий длиннолицый парень.
— Чего надо?
— Гм… а Лайл Вирт здесь?
— С какой стати ему здесь быть? — сказал тот без тени улыбки. Издевается, гад!
— Да пошел ты, твою мать! — выпалила я и развернулась, чувствуя себя круглой идиоткой. Я спустилась на три ступеньки, когда он меня окликнул:
— Погоди! Чего это ты, блин, скривилась? Обиделась, что ли?
Да я уже родилась кривой. Я представляла, как вылезаю из материнской утробы, кривая, неправильная и неуместная. Я всегда завожусь с полоборота. Возможно, фраза «твою мать!» и не сразу готова слететь с губ, но она, как правило, где-то рядышком.
Я остановилась.
— Слушай, я, конечно, знаю Лайла Вирта. Ты в списке гостей или как?
— Не знаю. Меня зовут Либби Дэй.
Он разинул рот, потом шумно его захлопнул и посмотрел на меня с тем же недоверием, что и Лайл при первой встрече.
— А почему блондинка?
Я недовольно вскинула брови.
— Входи, они внизу. Я провожу. — Он распахнул передо мной дверь. — Да входи же, я не кусаюсь.
Больше, чем эта фраза «я не кусаюсь», меня раздражают только слова «Улыбнись, не может все быть так плохо!» из уст какого-нибудь мужика в баре, красномордого от принятого на грудь. Нет, козел, еще как может!
Я вернулась, испепеляя парня гневным взглядом, и вошла в дверь особенно медленно, чтобы ему пришлось подольше ее придерживать. Урод!
Я оказалась в похожем на пещеру фойе с привинченными к стенам остатками ламп-бра в форме пшеничных колосьев. Высоченные, метров под пятнадцать, потолки хранили следы былой росписи на сельские темы: юноши и девушки занимаются прополкой. Одна из девушек без лица почему-то держит в руках скакалку. Или это змея? Весь западный угол потолка когда-то обрушился, и там зияла дыра, поэтому вместо пышной летней листвы, в которую должен был перейти дуб на фреске, там виднелся кусок темно-синего ночного неба с отблеском луны. В помещении обходились без электричества, но по углам можно было различить горы мусора. Как будто любители буйного веселья сначала пускались во все тяжкие, а потом веником снова пытались придать этому месту приличный вид. От куч несло мочой. На одной из стен макарониной висел использованный презерватив.
