Загадка газетного объявления - Иванов Антон Давидович (читать книги без регистрации .txt) 📗
Андрей Станиславович был в ужасе. Конфликт день ото дня усиливался. В классе уже вспыхнули две грандиозные драки, из-за которых пришлось собирать экстренные родительские собрания. Но и это не принесло желаемых результатов. Андрей Станиславович всерьез опасался новых эксцессов. Правда, в последнее время страсти вроде бы улеглись. Однако и классный руководитель, и бывшие «вэшники» понимали, что это лишь временное затишье. Просто Вадик Богданов был болен гриппом. А команда его, в отсутствие вожака, не решалась предпринимать демаршей против содружества «В», чья спаянность с самого первого класса славилась на всю две тысячи первую школу. И вот Вадик выздоровел.
— Я бы тоже предпочла, чтобы он поболел подольше, — поддержала подругу Таня.
— А я лично даже рад, что он снова в хорошей физической форме, — поиграл накачанными мышцами Ахметов. — Теперь я с ним на днях проведу беседу.
Друзья усмехнулись. Всем было ясно, что предстоящая беседа не ограничится словесным поединком. Богданов со свитой приблизился к дверям класса.
— И Дусенька тут, — смерив презрительным взглядом рыжую Дуську Смирнову, с нарочитой отчетливостью проговорила Моя Длина. — Прямо вся цветет и пахнет.
Дуська свирепо уставилась на Школьникову, однако отвечать не стала, справедливо полагая, что спор закончится явно не в ее пользу. Впрочем, богдановские вообще предпочитали действовать не в открытую, а исподтишка.
Красивое лицо Вадика скривилось в злобной усмешке. Но и он не произнес ни слова. Поманив за собою Дуську, он вошел в класс.
— Зря ты, Машка, выступила, — покачала головой Таня.
— Теперь жди беды, — мрачно проговорил Темыч. — Чует мое сердце.
— Ты, Танька, со своим миролюбием когда-нибудь достукаешься, — откликнулась Моя Длина.
— Это не миролюбие, — возразила светловолосая девочка. — Просто не надо опускаться до их уровня.
— Ну ты даешь! — возмутился Пашков. — Мы, что ли, первые начали? Богданов всех нас по очереди подставляет. И, между прочим, тебя, Танька, первую, — напомнил всем Лешка об очень жестоком розыгрыше Вадика.
— Таких, как этот Богданов, вообще надо уничтожать, — выпятил впалую грудь маленький Темыч.
— Ты, микроспора, поаккуратней! — захохотала Моя Длина. — А то Вадик дунет…
— И улетит наш Темочка, как домик у Ниф-Нифа из «Трех поросят», — с трагикомическим видом подхватила Катя.
— Это мы еще посмотрим, кто улетит, — воинственно заявил Темыч, однако украдкой с опаскою покосился на открытую дверь класса.
— Пусть только Темку тронет… — начал было Марат.
— Ну все! Кажется, я сегодня попух! — перебил его Женькин горестный вопль.
— Ты чего? — уставились на него ребята.
— Обломов! — взъерошив обеими руками и без того спутанную длинную шевелюру, возопил долговязый мальчик.
— Какой Обломов? — переспросили друзья.
— Ну, этого… Гончарова, — пояснил Женька.
— Травка зеленая! А ведь и правда! — охватила паника и Мою Длину. — Роман сегодня на двух последних уроках сочинение по «Обломову» нам закатит! А я не прочла.
— Я тоже, — загробным голосом прогудел Женька. — Теперь будет верная двойка в четверти. А мне предки сказали: если схвачу в четверти хоть одну пару, то они меня на все каникулы засадят заниматься.
— Да, может, у тебя еще двойки не выйдет, — начал успокаивать Пашков.
— Выйдет, — убежденно произнес Женька. — Вот сейчас сочинение напишу, и выйдет.
— Так отметку-то в четверти ведь по среднему баллу выводят, — сказал Темыч.
— Вот именно, — не ободрили его слова Женьку. — Роман вызывал меня в этой четверти три раза. Первый раз я не ответил «Грозу» Островского. Второй — перепутал «Дворянское гнездо» и «Дом с мезонином».
— Ну ты даешь! — хлопнул его по плечу Марат, который в этом году крайне прилежно занимался литературой. — «Дом с мезонином» — это у Чехова. А «Дворянское гнездо» написал Тургенев.
— Подумаешь, — никогда особенно не волновали подобные мелочи Женьку. — И тут дворянский дом и там тоже дом. Ну, я и перепутал. Просто волновался. А Роман, когда я Лизу назвал Мисюсью, так злиться начал.
— Это я помню, — прыснула Катя. — Роман заявил, что у нашего Женечки нет никакого уважения к российской изящной словесности.
— Словесности много, а я один, — обезоруживающе улыбнулся Женька.
— Ну что с ним сделаешь, — развел руками Олег. — Третий раз-то ты тоже «пару» схватил?
— Нет, — покачал головой Женька. — В третий раз я очень удачно ответил про «Отцов и детей». Роман мне трояк поставил.
— Нда-а, — совершил в уме нехитрый подсчет Темыч. — Если ты сегодня не напишешь сочинение, то тебе, Женька, и впрямь хана.
— А я о чем, — впал в еще большую тоску тот. — Мало того, что каникулы пропадут, так после еще сдавай Роману зачеты за всю эту четверть.
— Это уж точно, — подтвердили остальные.
Пожилой учитель литературы Роман Иванович придерживался железной дисциплины. Тем, кто получал у него двойки, приходилось пересдавать не одну тему, а все, что проходили за минувшую четверть, а иногда и за полугодие. Поэтому перспектива у Женьки складывалась совсем нерадостная.
— Ребята, что будем делать? — с надеждой поглядел он на друзей. — Меня, главное, что волнует, — продолжал он. — У предков и так неприятности с шубой, а тут еще я…
И, не договорив, Женька схватился за голову. Тут к классу подошла математичка Светлана Сергеевна.
— Вы почему не заходите? — посмотрела она на ребят. — Ну-ка, быстро по местам.
Друзья повиновались. Светлана Сергеевна ревниво оберегала каждую минуту своих уроков.
Едва раздался звонок на перемену, Компания с Большой Спасской собралась возле своего любимого подоконника на лестничной площадке.
— Вот вы, наверное, просто алгеброй занимались, а я, между прочим, весь урок думал, — глядя на Школьникову, с важностью произнес Пашков.
— О чем ты думал? — подался к нему поближе Женька. — О шубе?
— Не о шубе, а о тебе, — тоном спасителя человечества заявил Лешка. — И, между прочим, есть выход.
— Какой? — блеснула надежда в глазах у Женьки.
— Будем срывать урок, — деловито принялся объяснять Пашков.
— Спасибо тебе большое, — нараспев проговорила Катя.
— Сорвешь урок, Роман нас потом всем классом заставит «Обломова» пересдавать, — проворчал Темыч.
— Это если я просто сорву, как может каждый дурак, — победоносно продолжал Лешка. — Нет, я придумал штуку похитрее.
— Ясненько-ясненько, — не прониклась доверием Катя. — Лешенька просто взорвет всю школу. Вместе с нами, с Романом и другими учителями. Тогда действительно некому будет про «Обломова» писать.
— Да погоди ты, — нетерпеливо перебил Пашков. — Лучше послушайте. А то сейчас перемена кончится. Мы с братаном Сашком несколько дней назад смешали одну хорошую штуку.
— Ну! Так я и знала, — не унималась Катя. — Если с Сашком, значит, взорвется не только школа, но и вся улица. И твой, Олег, дом, между прочим, тоже.
Все, кроме Лешки, засмеялись.
— Не хотите, не буду, — обиделся Лешка. — Я, в общем-то, не для себя стараюсь. Что мне, больше всех надо? И «Обломова» я, в отличие от некоторых, читал. Уж как-нибудь накарябаю сочинение. А расчет, между прочим, совершенно точный. И состав наполовину фирменный!
— У тебя, Лешка, вечно наполовину, — буркнул Темыч. — Из-за этого все вокруг и страдают.
Ребята снова засмеялись. Лешкину изобретательную голову переполняли хоть и заманчивые, но очень рискованные замыслы. Перед их осуществлением Пашков производил очень точные расчеты, благодаря которым все должно было пройти идеально гладко. Однако неумолимая жизнь часто вносила свои неожиданные поправки, и в результате от смелых Лешкиных экспериментов страдали учителя и ученики родной две тысячи первой школы, жители дома на Садовой Спасской, имевшие несчастье оказаться соседями Пашковых, а порой и ни в чем не повинные прохожие. В особенности опасным для окружающих становился Лешка, когда объединял усилия с младшим братом-погодкой Сашком. Отец этих славных ребят, известный нейрохирург Пашков-старший, добрую половину заработков тратил на возмещение убытков людям и организациям, пострадавшим от бурной деятельности сыновей.
