Защитница. Любовь, ненависть и белые ночи - Гольман Иосиф Абрамович (книги онлайн полные версии txt) 📗
Кстати, вовсе не испуганными. Похоже, свои последние испуги Иван Гаврилович пережил много десятков лет назад. Да и не прожил бы он столько в тюрьмах, имей привычку пугаться.
Наколок у него было много. Ольга давно научилась разбираться в их скрытом смысле. «Отрицаловом» дедок не был. Просто честный арестант, отдавший всю свою единственную жизнь тюрьме.
Дед же удивленно смотрел на Ольгу не потому, что молода и, как ему показалось, ослепительно красива, а потому что его потряс сам факт прибытия этой чудо-женщины в СИЗО по его никому не нужную душу.
– Так что все-таки произошло в том магазине? – спросила Ольга. Она уже читала милицейские протоколы, но ей хотелось услышать и вторую точку зрения.
– Взял я эту колбасу, – вздохнул вор-рецидивист Иван Гаврилович. – Есть очень хотелось.
– Вы на свободе два месяца, – уточнила Шеметова.
– Один месяц и двадцать пять дней, – поправил Лопухов. – Я уже неделю тут парюсь. Скорей бы на зону.
– А что хорошего на зоне? – Все Ольгино существо воспротивилось услышанному.
– А что хорошего тут у вас? – Иван Гаврилович смахнул веками накопившиеся слезинки. – Вон в больничке мне капли капали, глаза совсем не так слезились.
– А родственники у вас есть? – спросила Ольга.
– Не знаю, – внезапно потеряв интерес к происходящему, махнул рукой дед. – Кому я здесь, на вашей свободе, нужен?
Он еще больше скукожился, став похожим на маленького нахохлившегося подростка.
«Ну и зачем мне его защищать? – подумала Шеметова. – Не дай бог, освободят. Завтра же снова задержат, не за колбасу, так за хлеб или тушенку».
– А пенсию по старости вам оформили? – спросила она.
– Не знаю, – мотнул дед головой. Потом, помолчав, добавил: – Давай, девочка, оформляй побыстрее свои бумажки. Мне недолго осталось, не хочу в «Матроске» коньки откинуть.
– Иван Гаврилович, – сама не зная почему, решила спросить Ольга. – Я вот смотрела ваше дело. Преступления у вас какие-то… – она замешкалась, подбирая слово.
– Не преступные, – усмехнулся старик.
– Точно, – подтвердила Шеметова. – Сроки большие, слова ужасные, про рецидив и так далее. А сами эпизоды мелкие.
– И половина не мои, – подтвердил дед. – Я все подписывал, мне какая разница.
– Как это «какая разница»? – вспыхнула Ольга, в которой вновь активировался никогда не спящий защитник. – Вы украли или не вы. Есть разница.
– Для меня нет, девочка. У меня всю жизнь украли.
И неожиданно для Шеметовой – а может, и для себя – рассказал печальную историю своей украденной жизни.
Немцы вошли в их деревню под Ржевом в сорок втором. Отец был где-то на фронте, мать убило при немецком наступлении. Потом долго шли бои, сколько, не помнит.
Сначала мальчонку подкармливали враги (односельчан практически не осталось, деревня была сожжена и разрушена полностью), хотя он особо не понимал причинно-следственных связей происходивших ужасов. Потом наши вышибли немцев, и мальчик прибился к красноармейцам.
Потом немцы вышибли наших, но Ваня отступил со своей частью. Потом еще три года постоянно наступали и отступали, люди гибли во множестве, однако Ивану Гавриловичу эти дни до сих пор кажутся лучшими в жизни. Ну, может, кроме тех, когда он жил с мамой и папой. Впрочем, те времена, наверняка счастливые, он толком не помнит, домысливая не сохраненные памятью картинки.
А любит он военное время, потому что и его тогда действительно любили. Некоторые из любящих погибали. Их место занимали другие.
Почему сына полка, несмотря на строгие предписания, не сдали в детдом или суворовское училище, история умалчивает. Может, потому, что взрослые так же привязывались к ребенку, как и он к ним. Поди попробуй сдать своего сынка в детдом, если ты в здравой памяти и трезвом уме.
Короче, в Берлин Иван Лопухов вступил в возрасте двенадцати лет и в чине ефрейтора. Было ли звание присвоено официально, история пока снова умалчивала. Но на плохо читаемой старой фотке, которую Иван Гаврилович бережно протянул Ольге, можно было разглядеть и сиротливую ефрейторскую лычку на погоне, и даже две медали на впалой груди пацана.
– Так у вас и награды есть! – обрадовалась Шеметова: адвокат в ней не замирал ни на миг.
– Были, – сказал Иван Гаврилович. – «За отвагу» – на наш госпиталь напали, в конце войны уже. Все отстреливались, я тоже.
– Вы в кого-то попали? – спросила Ольга.
– Не знаю. Не помню. Мне страшно было, – честно ответил Лопухов.
Ольга уже заметила, что для старого закоренелого вора-рецидивиста Иван Гаврилович был непрофессионально честен и открыт.
– А вторая медаль за что?
– Когда война кончилась, нам всем дали, – равнодушно ответил старик.
– А документы о наградах у вас есть?
– Меня когда осудили, медали забрали, – закрыл тему Иван Гаврилович.
– А за что осудили?
– Мы с ребятами в дом зашли. Разбомбленный.
– Зачем?
– Ребята искали выпивку. Ну а я за компанию. Я тогда курил только, а водку мне пробовать не разрешали.
– И что в доме?
– Нашли за прилавком шпулю синего шелка. Там, видно, раньше магазин был. Все разбито от бомбы, подгорело, а эта шпуля была почти целая.
– И что дальше?
– Дальше притащили ее в роту. Все отрезали, кто сколько хотел. Командир, взводные. Потом бойцы. На рубахи.
– А вы?
– Я не стал. Ну зачем мне синяя рубаха? Я себе шарфик отрезал и два маленьких кусочка просто так. Красивые очень. Шарфик думал будущей девушке подарить. А то у всех трофеи, а у меня ничего. Мне уже тринадцать исполнилось, начал я на девушек посматривать.
– А что потом? – уже понимая, что было потом, спросила Ольга.
– А потом какие-то чужие солдаты – я их раньше не видел – оцепили казарму и велели выходить по одному и сдавать трофеи. Офицеров не трогали. Ротный пытался за меня заступиться, но его заткнули.
– Всю роту арестовали? – ужаснулась Ольга.
– Нет, человек двенадцать. Кто вещи сдавал. А так у всех было спрятано или прикопано. Находят баул, а он ничей.
– Вы сдали шарфик?
– Да.
– И за это посадили?
– Восемь лет. От звонка до звонка. Мародерство. Мы как политические шли, без поблажек. Ну а потом пошло-поехало, – вздохнул старик.
Печальная история жизни Ивана Гавриловича Лопухова, со всеми паузами и вздохами, заняла – Ольга по привычке засекла по часам – меньше одиннадцати минут.
– Я все-таки попробую выяснить насчет наград, – сказала Ольга.
– А зачем? – вяло спросил дед.
– Для справедливости, – ответила Шеметова.
– Если для справедливости, то давай, – согласился Иван Гаврилович.
Выложив свою историю, да еще заинтересованному человеку (может, впервые за много лет заинтересованному им), старик как-то успокоился и чуть повеселел.
– Только чтоб не освободили, – даже пошутил он прощанье. – А то опять на старости лет за колбасой лезть…
Почти дословно повторив недавно проскользнувшие в Ольгиной голове мысли.
На этом день не кончился.
Во-первых, нужно было оформить договор с Куницыной на защиту ее сына, включая командировку в Архангельск. С ней же заключал договор и Багров, на защиту второго парня. Имени его Ольга не запомнила, потому что Анна Ивановна обычно называла его просто «дурачок».
Во-вторых, предстояла поездка к потенциальному доверителю, чье отчество, фамилию и двадцать пять процентов доходов собиралась присвоить одна нечестная женщина («свой»-то всегда прав по определению).
Поскольку «пациент» пришел от Олега Всеволодовича, Шеметова направилась прямиком к Багрову.
Впрочем, не стоит себя обманывать. Если б он и не был от Олега Всеволодовича, она бы все равно направилась к Багрову. Просто следовало выдумать предлог, а так все складывалось само собой.
Раз уж пришла, то задала вопрос и про Ивана Гавриловича.
– Олег, – спросила она (они все-таки перешли на «ты»). – Общалась вот с дедом, по пятьдесят первой который. Бесплатник. Ему вообще ничего не надо. Хочет на зону быстрее. А зацепки в деле есть. Если не для освобождения, то для смягчения наказания. И что мне делать теперь?
